Хвалебная ода себе любимой!

[Слава Юпитер]

Я себя так конкретно ценю и люблю,
Что хвалебную оду сейчас воспою!
Во Вселенной – нет девочки лучше меня!
Со сверхновой звездой я сравняю себя!

Как поэт – я чистейшей воды бриллиант,
Совершенной огранки бесценный талант!
Ослепительно–ярко сияю с утра –
Просто сигнализацию ставить пора!

Не хватает достойного принца под стать,
Чтоб пылинки с меня ежедневно сдувать –
Пусть мечтает об этом З********* Антон,
Сомневаясь - то счастье заслужит ли он?




© Copyright: Слава Юпитер, 2011

@темы: Стихи

---

[скиннер курильщика]

Если вдруг никто не любит, если мир тебя оставил,
Если Богом ты отвержен и тебя не пустят в рай -
Оставайся в нашем клубе! Здесь не так уж много правил:
Языком мели поменьше, никому не доверяй,

Не бросай окурки на пол, но бросай слова на ветер,
Не мешай напитки ночью и беги на красный свет.
В этом клубе каждый падал так, что ни за что на свете
Не хотел вставать, но прочно помнил дружеский завет.

В нашем клубе не сдаются, не сдают друзей и сессий,
Не влюбляются взаимно, - только бьют сердца зазря.
Здесь стихи рекою льются, как лекарство от депрессий,
И звучат нестройным гимном, только вспыхнут - и горят.

В нашем клубе модернистов, неудачников, поэтов
Будем рады новым членам, приходи и наливай.
Ты не бойся падать низко - ниже некуда! На этом
Отрекайся от сомнений и вступай уже давай!

Помнишь правила? Во-первых, не рассказывай о клубе,
Не рассказывай под пыткой, перед Библией молчи.
Дальше: действуй всем на нервы и бросай игральный кубик,
Это первая попытка подобрать к себе ключи.

И запомни: очень глупо полагаться на удачу.
Если станешь вдруг счастливым и влюбленным в целый мир,
Исключим тебя из клуба, исключим и не заплачем,
Мы строги и справедливы, - эту заповедь прими.

Мы привязчивы, как дети, инфантильны и надменны,
Это мы среди дороги засыпаем за рулем.
Мы тебя затянем в сети государственной измены.
Оставайся с нами, будешь нашим клубным королем.

@темы: Стихи

---

Сирень.

[кицемга]

...В этот год сирень зацветала довольно поздно. Мы так ждали ее. Каждый вечер ходили в сквер. Птицы пели в ветвях, взлетали молниеносно, словно песня и воздух очистят от всяких скверн. Мы об этом не говорили с тобой ни слова. Только думали - я уверена - об одном: о том времени, когда не было в нас гнилого, когда чистым, светлым, мраморным было дно наших тонких душ, невытащенных наружу. Когда мир качался только от звонких нот. Все сменилось с тех пор: я уже не творю, но рушу. Ты не свел наколок; впрочем, завел блокнот. Нос совать туда - себе же пройдет дороже, лучше взгляд отводить, пока там течет строка. Не соваться к барьеру с такой-то свинцовой рожей. Я не Бэмби уже - клыкастая кабарга. Ты не Дамбо уже, а загнанный рыжий мамонт. В черной яме копья. Копи в кореньях гор.

Отойди, не то закончим всё мелодрамой.
Слишком ярок и стремителен ход Арго.

...В ту весну сидели рядом и ели пиццу. Слишком раннее утро. Слишком солёный сыр. Мир качался вновь; во что бы теперь вцепиться? Мы такие тяжелые, мы оборвем весы. На салфетках - твои рисунки, моя помада, на столе рассыпаны крошки. А ветер свеж. Кроме пиццы и сирени - да что нам надо? Разве петь всю ночь, гулять, не смыкая вежд (кто нас лучше защитит, если не мы сами? кто верней устережет от фантомных бед?)
Сбившись в куча, дома целуются корпусами.
Слышишь, дочка? Пора домой, на столе обед.

Выстрел в чьем-то моторе слышится вхолостую. У меня вьются волосы, если смочить дождем.
Но нам вместе не быть: ты видишь во сне другую.
Я тоскую по сотне тех, кто не был рождён.

Мы не слушаем завистливых оговорок: мол, они не пара, макака и мудрый Тот... Может быть, нам все приснилось, явился морок?
Но мы живы. Значит, сирень еще зацветет.

(с) ...Хрусталь...

@темы: ...Хрусталь..., Стихи

---

Единственный волшебник 1

[Reine Salvatrise]

Единственный волшебник

История о волшебнике Септимии Крауде и его жажде освободиться от проклятия алой розы. История о неприкаянной страннице Виктории Васнецовой, которая ослушалась совета и провалилась в иные миры.

Часть 1. Царство крыс

Я сижу под мостом на обрывке картонки от телевизора.

Отрывок 1

В темноте слушаю дробь дождя. У меня промокли ноги, и я под мелодичное хлюпанье в ботинках двигаюсь к огню. Надо срочно отогреваться, а то от холода и пальцы закоченели, и ногти посинели. Раньше я хотя бы красила ногти и не беспокоилась, что испугаю окружающих. Но лака, даже самого хиленького, я не видела уже несколько месяцев или лет. Не знаю. Я потеряла счёт времени.
От холода пальцы утончились, и серебряное колечко с чернью – подарок родителей в честь поступления в институт – теперь опасно болтается на среднем пальце правой руки.
Костёр в мангале без ножек освещает осунувшиеся лица моих случайных товарищей-бомжей. Они готовы с жадностью впитать мою историю, проглотить мельчайшие подробности и захлебнуться от радости счастливого конца. Но я не спешу. Кто знает, на что способны обманутые бродяги? Мой рассказ для них, наверное, манна небесная. Как же они расстроятся, когда поймут, что плешивого воробья приняли за гордого орла! Дай бог, унести от них ноги.
Но уговор есть уговор: за кусок хлеба и тепло огня, я должна рассказать всё без утайки о смерти Септимия Крауда. Наш договор скреплён древней магией. И я не могу ей сопротивляться.
Так я начинаю рассказ.


Тот мир, откуда я родом, лишь песчинка среди сотен других. В одних царят тишь, благодать, а все дороги усыпаны свежими цветами. В других идут нескончаемые войны, текут кровавые реки и мостовые построены из человеческих зубов. В третьих всё пропитано волшебством, всюду его тонкий аромат, запах миндаля или перечной мяты, и цветут ярко-белые каллы. А в четвёртых и вовсе нет разумной жизни, только фиолетово-жёлтые всплески энергии пересекают пространство.
Меж собой миры соединены порой толстой, непробиваемой стеной, а порой совсем тоненькой перегородкой, как стекло двери на чёрную лестницу. Рифленое стекло испещряют выпуклые гранёные квадратики. Потому за дверью всегда видны лишь расплывчатые очертания неизведанного.
Честно говоря, я никогда не любила этой двери, потому что в детстве насмотрелась передач о маньяках и теперь боялась. А если уж быть совсем откровенной, то я как истинный параноик жила с не неизлечимым страхом перед всем, что хоть чуть-чуть пахнет угрозой. Конечно, это глупо. Мне, собиравшейся стать клиническим психиатром, стоило бы сначала подлечить собственную головушку, а уж потом лезть с аналитическим скальпелем в чужую душу. Но я всегда выкручивалась, строя заборы из титанических трудов по психологии и психиатрии. И никто и не подозревал, как сильно билось моё сердце всякий раз, когда я помогала профессору во время его бесед с пациентами. Впрочем, спасало меня не актёрское мастерство, а то, что мало кого волновала стажер, по вечерам приносящая кофе.
Мы жили тихо и скромно. Я почти всё время сидела дома, если не считать походов в институт и двух-трёх в неделю вылазок на практику в клинику. Я остерегалась гулять по вечерам, от клубов и дискотек бежала, как от огня. Но я гордилась своей жизнью.
Многим это казалось странным, но стать гением психологии и психиатрии действительно было моей жгучей мечтой. С того самого дня, как меня заставили просидеть три дорогостоящих часа в кресле у шарлатана-психотерапевта и выслушивать всякую муть о смысле моей жизни глазами окружающих. Меня чуть не стошнило. И я поклялась стать самым лучшим специалистом, чтобы уж больше никому не пришлось раскрывать душу идиоту и позволять калечить её, грязными руками выворачивать наизнанку и переиначивать истину. С тех пор я ношу чёрную повязку-браслет на правом запястье. И каждый день до позднего вечера я просиживала над книгами или мечтала о белом халате и чернильных кляксах Роршаха, которые я буду показывать своим вопиющим о помощи. Наверное, я всё-таки стала бы психиатром. Возможно, даже не самым плохим.
Но всё случилось иначе.
Однажды мой фальшиво-сладостный покой нарушило вторжение странного человека по имени Септимий Крауд. Внешне он ничем не впечатлял: серые глаза, похожие на пастельные мелки моей сестры, чуть вытянутое лицо с выдающимся подбородком и очень светлая кожа. На правой щеке, как пятна грязи, проступали два незаживающих рубца от ветрянки. Тёмные жидкие волосы при любом движении колыхались точно хрупкие осенние листья. На вид ему с лёгкостью можно было дать от двадцати до сорока. Он мог оказаться кем угодно: как и замученным студентом-ботаником, офисным трудоголиком, вечно потеющим в поте лица творцом, архитектором или поэтом, так и просто безработным алкоголиком.
В то время я мнила себя гениальным психологом и, конечно, увидев новую фигуру, решила быстро и метко распороть его, изучить и запихнуть в форму узколобого вывода. К этой игре я подошла с большим пафосом и без подготовки, что меня и сгубило. На все мои догадки Крауд лишь хмыкал, а я строила всё новые и новые небоскрёбы предположений. Я сама приклеилась к нему как банный лист, но упустила возможность вовремя понять, что он за человек.
Наконец, Крауд раздражённо заметил, что гении зря корпели над монументальными труды, раз я, прочитав их от корки до корки, ничему не научилась. Я же нахмурилась и ответила, что у него усталый вид.
― Вы работаете по ночам?
― Нет.
― Поняла. Вы – интроверт. И вам неохота болтать с незнакомым человеком? Ещё Кречмер писал, что люди с вашим, астеническим телосложением, склонны к уединению и…
Крауд посоветовал мне вынуть из книг вшивенькие розовые закладочки, сдать талмуды и брошюры в библиотеку и поработать уборщицей на каком-нибудь заводе. Послушать пьяные крики и грохот запущенных на полную катушку механизмов, вдохнуть запахи машинного масла и бензина.
Про розовые закладки-стикеры Крауд никак не мог знать: я никогда не выносила учебников из комнаты.
С тех пор я поднималась по лестнице, если Крауд ждал лифта; обходила дом с другой стороны, если Крауд сидел на лавочке у подъезда и читал. Я избегала его. Избегала его и потому, что мне не хотелось вспоминать о своём провале, позоре! После встречи с Краудом я впервые на сотую долю секунды задумалась о том, что возможно занимаюсь не тем делом, что мне отыскать на дне своей душонки другой талант, например, продавать туфли. Вдруг я стану первоклассным продавцом?
В тот день мы столкнулись на площадке на моего, одиннадцатого, этажа. Я спускала рыбью чешую в мусоропровод. Отходить было уже поздно и неприлично, хотя всё моё существо и кричало: «развернись и беги!»
Поздоровались. Крауд кивнул, взял меня под руку, потащил к стеклянной двери на чёрную лестницу. Я молча подчинилась, боясь криком привлечь внимание соседки-сплетницы, любительницы обсасывать как леденцы пикантные моменты.
— Видишь это стекло? — говорил Крауд. — Думаешь, это простое стекло?
— Послушайте, мне некогда! У меня сейчас суп убежит! А ещё столько страниц Киттри читать!
Я безуспешно рванулась из его рук. Но Крауд только сжал сильнее, бросил на меня мимолётный взгляд, полный безумства, и затараторил злее и возбужденнее.
― Киттри? Я же сказал тебе избавиться от всяких Фрейдов и ему подобных болтунов! Учись слушать, что тебе говорят!
Он схватил меня за загривок, и мне пришлось неестественно выгнуться. Если нас застанут в этой нелепой позе, мне месяц будет стыдно выходить из дома. А если мегера-соседка донесёт моему начальнику, меня могут и из клиники турнуть за неподобающее поведение.
Я тихо зарычала и попыталась вывернуться. Но Крауд обладал силой удава! Наши тела оказались так близко, что злодей, наверняка, слышал, как колотится моё сердце. Щёки пылали. Я взмокла, и футболка гадко прилипла к подмышкам и спине. .
— Это дверь потусторонних миров. За ней находится волшебный мир…
Он наклонился ко мне ближе, словно хотел поцеловать. Я отвернулась, избегая неприятной встречи с глазами сумасшедшего, но я не могла ускользнуть от его вкрадчивого голоса:
— Это злой мир, очень опасный. Ты должна его остерегаться. Слышишь? Остерегаться. Он засосёт тебя, поглотит, переварит – и всё. Понимаешь?
Он грубо развернул моё лицо к себе. Я похолодела, меня пробила нервная дрожь. Ноги подкосились. Жутко заболела голова, словно я вдохнула дурман из магазина с бомбочками для ванн.
А Крауд лишь впился в меня серыми глазами. Мне хотелось провалиться под землю, сгореть на костре, лишь бы не переживать каждое мгновение этого мерзкого разговора, когда любое его движение – несущий гибель рывок, а слово – порывистое сопение ночного маньяка-насильника - плода моей больной фантазии.
— Бойся, дитя мое, бойся! Если однажды нечто появится из стекла, беги и не оглядывайся! Если же ты прикоснёшься к нему, то чёрная магия завладеет тобой, — он наклонился ближе, задел меня носом, я почувствовала его дыхание. — Так что беги, беги!
— Довольно!
Я резко дернулась, ударила Крауда по голеностопу, вырвалась из его объятий, забежала в крепость-квартиру, поскорее заперла дверь на три засова и, тяжело дыша, посмотрела в глазок. Сердце моё отбивало бешеный ритм.
Крауд вздохнул и покачал головой.
— Псих, — пробормотала я и поспешила на кухню спасать выкипающий суп. Выключив плиту, я поспешно осмотрела всю квартиру, проверяя нет ли кого дома. Но, слава богу, никто не видел, с каким позором я вернулась. Я зашла в ванную комнату, стянула с себя одежду, пропитанную потом и страхом, бросила её в раковину, посыпала порошком и открыла воду. Пока раковина, сливное отверстие которой заткнула футболка с Микки Маусом, наполнялась водой, я залезла в ванну, задёрнула шторку с розовыми цветами и включила душ. На мгновение мне показалось, что напор воды вот-вот сорвёт распылитель. Я извела добрую половину флакона шампуня, вымывая запах одеколона Крауда.
Но с тех пор мрачные мысли о притаившемся на лестнице зле пугали меня, и я пользовалась только лифтом.
Некоторое время спустя я узнала ещё об одной странности Крауда. Он приходил из ниоткуда и уходил в никуда. Я всегда думала, что он живёт парой этажей выше или ниже и от скуки прогуливается по чёрной лестнице, временами заглядывает на другие этажи ради болтовни с жильцами, не такими настырными психоаналитиками, как я. Но мне никогда не удавалось отследить, откуда именно Крауд появляется и куда уходит после. Другие жильцы тоже толком ничего не знали. Впрочем, в этом нет ничего странного. Я живу – я прожила - в этом доме десять лет и до сих пор не запомнила соседей, потому что сталкиваюсь с ними раз в полгода в лифте, случайно, конечно. Так и остальные – редко видят друг друга, редко дружат, сплетен не собирают (кроме, мегеры из пятьдесят девятой), все ужасно занятые и замкнутые, напыщенные погруженцы в свой мирок.
Одним весенним вечером мне захотелось подышать воздухом. Я вышла в общий коридор. Заколдованная дверь по счастью уже была отворена, и я выбралась на балконную площадку. Оттуда ещё одна дверь со стеклом вела на лестницу. Я с опаской взглянула на неё, словно саблезубый монстр мог вот-вот повернуть ручку, протиснуться в щёлку и сцапать меня.
Предчувствие, ощущение того, что я не одна, заставило меня оглядеться.
Крауд парил этажом ниже в десяти метрах от стены дома.

Продолжение следует.

@темы: Проза

---

Метель

[Слава Юпитер]

Метель - всю ночь, весь день, неделю:
Она забыла о весне.
И снова снежно-королевски
Блестят узоры на стекле.
И выше головы - сугробы,
Тридцатиградусный мороз.
...Засыпаны, стволов не видно,
Лишь ветки тонкие - берёз...


© Copyright: Слава Юпитер, 2012

@темы: Стихи

---

Отзвук английских детских песенок

[Е. А.]

где-нибудь так середина 1990-х. может, конец.

*

А когда ты умираешь и никто
не идёт с тобой проститься,
протяни руку небу, облакам,
солнцу, звёздам и луне.
Над кругами мироздания кружит
заколдованная птица,
и она иногда слетает к нам —

перед смертью и во сне.

перед смертью и во сне.

Я не верю, что вселенские часы
остановятся навечно,
но ведь встанут они когда-нибудь,
ведь не всё же им идти.
Вот тогда-то и начнётся новый цикл,
и наступит время встречи.
Вот тогда-то и спустится она,
чтоб их снова завести.

Вот тогда-то останется она
навсегда со всеми нами,
то есть с теми, кто будет жить тогда
в этом мире вместо нас,
и взойдут другие звёзды и луна
над горами, над морями,
а пока она кружится и ждёт,
а пока не пробил час,

и случается всё то, чему ещё
в мире следует случиться,
и идёт этот мир своим путём,
непонятным вам и мне,
и когда ты умираешь, а никто
не идёт с тобой проститься —
протяни руку небу, облакам,
солнцу, звёздам и луне.

@темы: Стихи

---

Ледяная сказка

[Слава Юпитер]

Ледяная сказка:
Солнце в небо вмёрзло,
Занесли деревню
Белые снега,

Среди гор высоких,
Где кристален воздух,
Звёзды как алмазы,
И шумит тайга.

Где - за горизонты
Убегают реки,
И весной долины -
В голубых цветах.

Где - чисты озёра,
И волшебны звери,
Где - на драгоценных
Мох растёт камнях...




© Copyright: Слава Юпитер, 2012

@темы: Стихи

---

Мифология Терры Провансаль

[Лорелина]

На заветной поляне дремучего бора
Диким зверем мурлычет шаманский огонь.
Здесь -последнее капище нашей свободы,
И Последний Приют для усталых богов.

Здесь - ступенька до неба. Шагай наудачу,
Выбирая себя в перекрестках судьбы.
Обменяй свои песни на долю ведьмачью,
А Дорогу - на Дом, где ты будешь любим.

Ты упьешься покоем - до смертного хрипа,
Растворишься в уютном, привычном тепле..
И однажды - проснешься от собственных криков,
Понимая, что больше не в силах взлететь.

На дворе будет осень. Холодное небо
Улыбнется и скажет: "Ну, что ты? Пора..."
Царство золота будет повержено медью
Пожелтевшей листвы на тропинках в горах.

Разотри лист полыни в горячих ладонях,
Снова - фляга на поясе, солнце - в глазах...
Это страшное царство навечно запомни,
И не смей никогда оглянуться назад.

@темы: Стихи

---

Посвящено песням Розы Парацельса

[Smoren]

Нет веских причин оставаться вне моря,
Нет блеска наплывов душевного гноя,
Нет места, нет места нарывам белесой тоски.
Плесни пару строк в оборот оборванцу -
Сотки ему кожу движением пальцев
И танцем движений небрежных с собой унеси.

Пустыню прохладную сменит похмелье -
Пусть стынет в сосудах кровавая мери -
Пусть сгинет из вен и артерий пьянящий мотив.
Но тени, познавшие истину в храме,
Заменят рождением смертное пламя,
Оставив сомнения тем, что идут позади.

Вы с кошкой вдвоем убиваете время -
Оно беззащитно - оно не поверит,
Что в мире еще не устали блуждать чудеса.
И кошка зовет прогуляться по крышам -
Рефлекс подниматься все выше и выше
Порою бывает сильней, чем потребность дышать.

В потоках твоих оживающих песен
Рождается мир, загораются свечи,
Я в танце ловлю вдохновляющий ветер крылом
Вибрации голоса вскроют порталы,
Гитара зальется звенящим металлом -
Твой саунд проходит по грани меж явью и сном.

@темы: Песни, Стихи

---

Бродский vs Шекспир. Отзвук.

[Tate]

Он в праздники остался одинок,
В чужой стране, под звуки чуждой речи.
Но, выменяв причину на предлог,
Он ожиданье чуда превозмог,
И – расстоянье ни черта не лечит –
Читал всю ночь хваленый мной роман,
Запоминая имена героев,
Чтоб написать назавтра мне: “Шарман!”
Его надежда есть самообман:
Меня такая верность лишь расстроит.

Всю жизнь свою любовь я тем несу,
Кто не удержит сердца на весу.

12.01.2013

@темы: Стихи

---

Про молодую Са Кирянес

[DiNecromA]

Стояла в Вечном, в паре сотен шагов от реки, одна хижина. Маленькая, низкая, в один этаж. Пол был устелен сухим зверобоем, а стены и потолок покрылись копотью от жаровни, на которой курились в большом разнообразии пахучие травы.

Хозяйкой хижины была молодая девушка по имени Са Кирянес. Сколько люди помнили себя, столько стояла эта хижина, и владела ей вечно молодая Са Кирянес. Улыбающаяся и любящая плясать под треск тлеющей травы. Промышлявшая тем, что за пару серебряных показывала обыкновенным жителям, не больше и не меньше, самый настоящий ад. Люди платили, боялись, уходили едва волоча ноги, торжественно клялись, что больше даже не посмотрят в сторону клятой избы. Но гостей у Са всегда хватало.

И довелось однажды, одному крысолову извести на нет крыс в большом амбаре. Не менее 3х недель крысолов травил их ядами, читал молитвы и рисовал на стенах послания крысиному королю, и когда уже было собирался жечь крыс вместе с амбаром и зерном, младшая дочь хозяина увидела убегающих от туда крыс. Хозяин забрал у крысолова факел и вручил ему установленную плату - 1 золотой, и компенсацию за яд, краску и 2 ведра высокооктанового бензина - 3 серебряных.

Разбогатевший крысолов засобирался домой, на речную станцию, что бы за 1 серебренник до дома, но по пути, за двести шагов до станции увидел хижину. Через открытую дверь была видна танцующая молодая девушка. Он зашел, наступая грязными ногами на сухие ветки среди которых, как подумал крысолов, наверняка, водятся крысы. Зашел и увидел сидящих вдоль стен улыбающихся людей. А девушка танцевала. И странный запах от решеток кружил сильнее чем крысиный яд в жаркий день. Она подскочила к нему, обняла. И улыбаясь спросила, хочет ли он, что бы она показала ему ад. Через секунду он уже протягивал два серебрянных этой девушке. Даже не пытался торговаться.

А потом она показала ему ад. Там не было крыс и было сухо. Крысолов выходил из хижины с трудом, но ад показался не страшным и атмосфера в целом была там приятная. Но выйдя на улицу его охватил настоящий ужас. Его окружали странные, страшные создания. Земля уходила из под ног и даже пыталась его ударить. Небо смотрело на его одним красным глазом и не проявляло к нему симпатии.

Крысолов побежал к лодочной станции, сражаясь с землей и стараясь не смотреть на небо. Бежал считая каждый удар пяток об землю. От двухсот до нуля. И вот подняв глаза, на месте станции он увидел только одного мужичка на низкой лодочке. Запрыгнув к нему, он назвал куда плыть и сам улегся на дно пытаясь перевести дух от того что настигало его всю дорогу до станции.

Лодка ударилась в берег буквально через мгновение. Осмотрев удовлетворенно спокойно повисшую на небе полную луну и смирную землю за бортом лодки, он не задумываясь спросил, сколько с меня. Ожидая услышать привычную сумму в 1 серебренник, он полез уже в карман, когда лодочник не поднимая от воды глаз сказал, что по монете на глаз, иначе отвезет он его в одно мгновение обратно в те края где земля нападает на людей, а небо смотрит своим красным глазом. Бедный крысолов испугался сильнее чем когда либо до того.

Домой он вернулся без гроша, и сидя перед старой печкой еще долго спорил сам с собой. Спорил, ругался, но так и не пришел к выводу, был ли настоящий ад в хижине или же он был за её пределами.

А молодая Са Кирянес точно знала, что он унес ад с собой. Так было всегда в Вечном.

@темы: Проза

---

Сказка про любой предмет и зеркало

[Smoren]

А Ты знаешь, что придумать тему для сказки очень просто? Ведь в сказку можно превратить практически любое повествование, поставив в его основу аксиому о существовании чудес и прогнав за дверь наглых зверьков-обоснуев, притаившихся во ртах самодовольных критиков. У сказки своя система координат. Точнее, система координат сказителя, или, скорее, его душевного состояния, поэтому критики идут лесом. Волшебным, где их внутриполостные питомцы, вопреки названию, не смогут обосновать факт своего существования и превратятся в кого-нибудь другого. Ведь состояние души - штука нестабильная. Лимит выходной функции по времени при константном входе в бесконечность уходит, видите ли.

Так вот, придумать тему для сказки очень просто. Вот смотри: Я хочу, чтобы Ты рассказала Мне сказку об одиноком программисте. Что, у Тебя нет идей? Ну как же? Можно рассказать о том, как программисту приснился его старый недописанный проект и попросил его дописать, а когда он, проснувшись, забил на этот сон, на компьютере каждую полночь начали исчезать его текущие наработки. А еще можно придумать сказку о том, как программист от одиночества подружился с вирусом, оценив по достоинству виртуозность и находчивость его автора. Так этот вирус, взамен на сохраненную ему намагниченную жизнь на жестком диске и полный доступ к сети, стал таскать с компов девушек, которые программисту могли бы понравиться, всякую полезную информацию и незаметно подкидывать ему на рабочий стол в текстовом файле: например, на какое кино она искала билеты вчера, но так и не нашла подходяшего времени и места просмотра, над какой лабой по информационным системам в экономике для института она тщетно бъется третий день. А он, оказывается, на прошлой работе эту программу до ума доводил. А еще можно рассказать про беседу программиста с его кактусом. Им всегда было о чем поговорить - у них так много общего, ведь оба они выросли перед компьютером. Иногда программисту казалось, что он сходит с ума, но кактус его успокаивал и советовал побольше спать по ночам.

Ты смеешься и рассказываешь Мне сказку про программиста и его питомца - хамелеона, который замаскировался на клавиатуре, да так, что программист его два дня не мог найти. Классная сказка, только программиста жалко. Как почему? От него ведь девушка в итоге ушла... Так тем более жалко, раз она у него дура была. Ну да, чего ж хамелеона пугаться?

А Ты знаешь, что можно рассказать сказку про любой предмет и зеркало? Совершенно про любой. Вот смотри: как-то Любой Предмет решил посмотреться в зеркало - захотелось ему стать предметом определенным, познать себя наконец, ну и все такое. Подошел он к зеркалу, а зеркало на него посмотрело, и не смогло понять, как его отражать: все предметы как предметы - и назвать можно, и описать. А тут ситуация нелинейная. Смутилось зеркало размытым пятном на месте отражения Любого Предмета - нельзя же его совсем проигнорировать, сказав, что, дескать, прозрачный он как воздух - ведь и обидеться может. Стал Любой Предмет в это пятно вглядываться, ища очертания и цвета в неопределенной, как мазки импрессиониста вблизи, размытой гуще отражения, а зеркало этим самым отражением в него вглядывалось - с той же, в принципе, целью. И проникали они своими взглядами друг в друга все глубже и глубже, пока между ними не прошел человек и не увидел себя в бесконечном коридоре отражений. И понял тогда Любой Предмет, что он - тоже зеркало и может отразить своей сущностью кого угодно. И это, наверное, чудесно.

P.S. Спасибо Лизе Поповой за вечерний разговор и Максу Фраю за сборник "78". \

@темы: Проза

---

Десятые числа

[Слава Юпитер]

Лизе
31.10.1996 - 10.01.2007


Не смотри мне в глаза - это страшно:
Там холодные зимы метут,
И десятые числа страдают -
Всех собак белой масти крадут...

Не пытайся развеять тревоги
Одиночества, полного снов,
Где тоскуют ночные дороги
О стремительном беге на зов.

Там - не счастье, и - не наказанье,
Просто жизнь, непонятная вам.
Лучше будет не знать эту тайну,
Промелькнувшую по зеркалам...

...В тёмный лес уходить в полнолунье,
Сквозь замки нераскрытых дверей.
Разорваться - на стаю печальных,
Молчаливых и диких зверей...



© Copyright: Слава Юпитер, 2007

@темы: Стихи

---

[Ниэби Оленьи Рожки]

Владимир
каждое утро
в выжженной старой квартире
каждое утро, прежде чем к солнцу выйдет
пьет проржавевший кофе (как он его ненавидит!)
Вова - синкретический пастор слова
Вова, скажи мне, какого, какого, Вова
все идут вникуда, разодеты в последней моде
и все это вообще происходит?
Анекдотический Вовочка
тоже ходил в садик
А теперь его, может, посадят
боже мой точно посадят!
Набил Есенину морду, ну было, было!
Но как же иначе тогда доказать, что Есенин - быдло?
Бил, пока зубы не ссыпались в соль известки
Вот тебе, вот, получай, Сережа, березки!
Затянется желтая лента на шее туже -
да кому ты, кому ты, Володя, нужен?
Вова сидит дома, однажды от древних вызнав
о каменной темной жопе капитализма
Вова лежит на камнях
лицо едят чайки
о чем все его печали? Ночами

ночами он тихо, неслышно заходит в воды
надеясь остаться хотя бы по пояс холодным
запомнить застежки, часы, и как пальцы его дрожали

Да к черту все эти стихи!

Завтра он уезжает.

@темы: Стихи

---

Миллениум - 2000

[Слава Юпитер]

«Карнавала нет.» (с) Мумий Тролль


Без мечты, без желаний – просыпались зря
Новогодние звёзды, не встретив тебя…
Но зарежут аккорды – спешащего прочь,
И расколет тарелку Луны – заполночь.

Карнавальные маски, предательский свет:
Настоящий злодей – достаёт пистолет.
Пусть фальшивые слёзы текут по щекам,
Все улыбки и блёстки – прижаты к губам!

Задыхаясь тревожно, узнать не успел –
Чьей невесты кисея сбивает прицел?
Но прекрасное – рядом, тебе суждено,
Очарует – беспечно, обманет – светло!

…В переполненном зале мишень не одна,
И – кого, снова насмерть, небрежно, когда?



© Copyright: Слава Юпитер, 2013

@темы: Стихи

---

[мелкий пидорас]

третий час ночи. alles.
у нас с тобой - ни одной смс.
зато - я знаю про весь твой секс,
про всех твоих девушек-жён-и_прочее.
пишу: "счастье моё, спокойной ночи".
в груди у меня грохочет.
мой мир. тебя. хочет.

@темы: Стихи

---

21.12.12 [в процессе]

[принц п.]

В далеком уездном городе N, в те годы, когда еще о родных и приятных нам ныне внеземных расах только ходили слухи, и некоторые представители рода человеческого сочиняли о них истории, мало соотносимые с правдою, жил юноша по имени Артемий Попиков.
Артемию было лет около семнадцати, и он вот-вот должен был окончить гимназию. Наружности он был самой обыкновенной, ничем не примечательной, такой, что в описании ее нет никакой необходимости. Разве что, для облегчения представления читателю этого героя, скажем, что сложения он был стройного, волосы имел светлые, а черты лица самые милые и мягкие, безо всяких отличительных характерных деталей.
Все то, чем выделялся Артемий из числа других учеников гимназии, можно было описать в двух словах, или же, если быть охочим до деталей, в имени: Данила Кислицын.
Данила, в совершенную противоположность своему другу, был личность примечательнейшая.
Особенность его бросалась в глаза с первого взгляда каждому встречному, и уж в богатстве его внутреннего мира не возникало сомнений - до того внушителен был данилин вид.
Росту он был замечательного. В автобусах, так счастливо канувших в небытие ныне, Даниле приходилось вставать под люком, иначе бы он рисковал своею головой и хлипконькой автобусной крышею, ибо череп у него был самый что ни на есть крепкий, не раз проверенный в уличных боях.
На этой же голове росли волосы - такого рыжего цвета, что теперь, встретив человека с прическою такого оттенка, вы не поверили бы, что цвет натурален. Данила же своих волос никогда не красил, и даже считал это постыдным и не достойным мужчины делом.
Но человек, состоящий из одних только положительных черт, не может считаться до конца человеком, а только лишь ошибкой нерадивого писателя, посему, сказать о том, что характер Данила имел неуживчивый и странный, является необходимым для сего повествования.
Воспитанный на окраинах города, и едва ли не с самых детских лет вынужденный отстаивать свое право на жизнь и свои материальные богатства вроде мобильного телефона у лиц с низким интеллектуальным уровнем и достатком, Данила имел славу громогласного и драчливого хулигана. Сдерживать его от этих порывов, временами беспричинных, временами - совершенно справедливых, удавалось только Артемию.
Гимназия, где оба юноши обучались вот уже одиннадцать лет, отличалась от прочих образовательных учреждений того времени лишь тем, что в коридорах первого этажа, у стен, ровным серыми рядами, как гордые рыцари тевтонского ордена, стояли шкафы.
Каждый шкаф был записан строгим заведующим на определенного человека, а так как учащихся было несравненно больше, часто шкафчик пользовали сразу несколько человек. И одним из таких шкафчиков, под номером 137, как раз и владели наши герои.
Это произошло в день 21 декабря 2012 года, который ныне более известен и наверняка памятен читателям из курса современной школьной истории как «День дурака». Впрочем, нет никакого смысла в сей повести вести речь об этом событии, к нашей истории отношения не имеющего.
День этот был морозен и ясен, и рано утром, освещаемые скупым сиянием высоко сидящей над горизонтом луны, наши герои, еще ни о чем не подозревающие, вошли в двери гимназии, и направились прямиком к шкафчику.
Как это и бывает обычно, никто из них не предвидел, что уже через несколько минут им придется иметь дело с проблемой таких размеров, что никакой конец света, особенно мнимый, с ней не сравнится.
Открыв ничем не примечательную серую дверцу, оба юноши несколько мгновений вглядывались в его глубину, кривя лица, и затем отпрянули, не выдержав кислого запаха, что ударил им в носы.
- Я говорил тебе забрать кроссовки! – воскликнул Данила, зажав нос.
Запах тем временем устойчиво плыл дальше по коридору и словно бы густел с каждой секундой.
- Закрой его, ну! – сказал Данила и сам скорее хлопнул дверцей. – Ты что же, там цивилизации плодишь?!
Пристыженный Артемий в ответ распахнул пакет, который он нес от самого дома, и со злорадством показал Даниле свои вышеозначенные кроссовки.
- Понятно же, что нам кто-то подкинул что-то, и оно воняет, - предположил Попиков.
- Воняет-то оно точно…
Данила приоткрыл дверцу и заглянул туда, но в той смрадной темноте ничего не сумел разглядеть. В этот момент, вопреки всякому здравому смыслу, темнота вдруг тоненьким голосом запищала:
- Мы требуем массового террора!
Данила отпрянул, словно ошпаренный, и дико завращал глазами из стороны в сторону: не услышал ли кто?
- Ты слышал, ты слышал это?! – тихо спросил он у Артемия. Бледный Попиков мягко покивал головой. - Это конец… - прошептал Кислицын. – Это полный, бесповоротный конец!
- Это интересно! - вдруг сказал Попиков, и, оттолкнув друга и сверкая глазами, в которых плескался какой-то нездоровый энтузиазм, он настежь распахнул дверь шкафчика.
В одном из спортивных тапочек Данила лежало, свернувшись клубочком, розовое существо, смутно похожее на обритого хомяка.
Сощурив черные глазки, прикрываясь лапкой в редких кустиках волос, от света, существо еще раз пробормотало:
- Мы требуем массового террора! – и, вздохнув, как будто бы умерло.
Спустя долгую, мучительную для героев минуту, полную трагического молчания, в минуту, когда у юношей переворачивалось представление о мире, Данила заговорил.
- Оно сдохло. Так или иначе, оно тут воняло и оно сдохло.
- А если оно тут не одно? – резонно заметил Попиков.
- Боже, - сквозь зубы процедил Данила и прикрыл ладонью лицо, снедаемый предчувствием больших неприятностей.
Артемий присел на корточки перед шкафчиком, и задумчиво принялся разматывать свой толстый шерстяной шарф.
- Только не бери его в руки, только не… - взмолился Данил.
В эту же секунду Попиков, схватив существо за то место, которое у приличных животных зовется холкой, усадил его к себе на ладонь, накрытую шарфом.
- Я больше не пожму тебе руку. Никогда, - сказал равнодушно Кислицын и тоже присел на корточки, захотев рассмотреть на существо. – А если оно тифозное какое-нибудь? Не зря же оно воняло? Или оно сейчас проснется и сожрет тебя. И меня. Всех сожрет.
- Да ладно тебе, оно же маленькое. Оно и пальцем-то твоим подавится. Жирным, - парировал Тема и поднес ладонь к своему лицу.
- Ну поцелуй его еще, конечно, - забрюзжал Данила. – Что ты как баба? Плодиться с ним еще начни, ага. Оно, если ты забыл, говорит! Голосом! Человеческим! Это ненормально, когда голый хомяк говорит, вообще-то, ты, фанатик Доктора Кто и супернатуралов!
Данила, не утерпев, вскочил, и начал расхаживать из стороны в сторону.
- Данила… Это не он воняет, - вдруг изрек Артемий.
- Ну, насрал он, значит. Собирайся, похороним его где-нибудь в туалете, а говно выгребем потом.
- Ты нормальный? Может и Гоголем его назовем, прежде чем его в унитаз спускать? Оно, может, не сдохло! Оно, может, живое! А мы его в унитаз! Данила!
- А что, почему Гоголем?
Попиков только отмахнулся. Он любил литературу.

@темы: Проза

---

[принц п.]

Ежели в голову мне придет пугаться – выйду на улицу, всмотрюсь во встречные лица. Нет ничего хорошего в мире – говорят эти рожи, и ты нам не хорош и не годен, и сами себе противны мы. Смешные, жалкие, кинусь взглядом я в ваше жуткое глазное ничего с распростертой от уха до уха улыбкой, да упрусь в неразбитый лед. Бьюсь, бьюсь – да не выбиться отсюда.
Сотни трупов чужих взглядов на себе вы носите, беспечальные. Плоше, площе и проще нет ничего, куда ни ткни, обращаясь за любовью, везде – ходячая мертвечина.
Иду, страшусь, страшный, ловлю, как радиовышка волны, холод, угрюмый, со сдвинутыми бровями, вжимая лысую голову в плечи аршином вширь.
Жру глазами жуткими жирную продавщицу:
- Пэл мэл, пожалуйста! - плюю ей в рожу вежливо, как хороший.
Высовываю морду из ларечного окошка обратно в улицу. Топорщатся черные скелеты фонарей с рыжими клочьеватыми головками, грызут лучами ночь, а я, качаясь в пустом животе ночи, прусь в душное пекло своей норы, писать никому не нужное, безвечное, однодневное, ненавистное плохо. Утро рожает туман на моих глазах, вопит белым криком.
Ввалюсь, нещадно вмерзший в суть нового дня, в переулок, а там - безфонарное. Из углов грустно таращатся страшные тени: милые друзья мои, глухие, честные.
Хорошие!
Думаю обнять тень, да та пугает меня безвестностью бесконечной. Думаю, проглотив крик, чуя в кармане теплоту убегшего в первородном испуге сердца: «Что, откуда?!».
Тени двигаются мне навстречу, будто тянут тощие пакли. В голове гнездится свора собак и прусаков: что делать, спрашивают они, рычащие, качающие мордами, шевелеусые, обнимая объятый паникой ум. И тут ломается вечность в моих глазах, когда позади – человечий голос.
- Гражданин!
Да какой я вам… Выплюнулся из переулка с треском, тенями осмеянный.
«Даже тени – и те…» – выпевает голова нота за нотой, треща.
Возвращаюсь в свой маленький неуютный гроб с горбом обиды на спине. Достаю из кармана сигареты и грустное маленькое сердце.
Ум бесприютен и тих. Глушу щемящее, не включая свет, боюсь, разболится.
Чего-то ищу целую вечность, целую женщин и бью мужчин, что целуют моих женщин. Я нехороший и теперь что же?
Курю в темноте, легши на пол, выпилив в потолке дыру взглядом, вспоминая, что в черствости глаз тех женщин мне не найти тепла. А где найти другие глаза? Да вставить бы эти глаза вместо кукольных.
Тени и те честнее, чем мои женщины. Эта обещала прийти в четыре, Мария.
Нет Марии – сохну я как герань по Марии, закуривая квартиру белым туманом с улицы.
Посолю саднящие раны! Стекло волнуется от моей близости, как девушка, и потеет. Дышу в его прозрачные губы, остужаю холодом пожарящий лоб, ничего, хорошо, не жалко.
Жду тебя, нет тебя. Купаю тяжелый глаз в ночной мрети, уставший, пылюсь у подоконника, как пожелтелый цветок – нет сигнала.
Не придешь.

@темы: Проза

---

[Лорелина]

Если ты хочешь увидеть небо - значит, иди по моим следам.
Видишь - цепочка из крошек хлеба через вокзалы и города
Тянется яркой прямой дорогой? Ты непременно меня найдешь,
Мальчик, лежащий в ладони Бога, где-то у сердца носящий нож.
...Город встречает меня метелью и ослепляющим светом фар.
Я научилась казаться смелой - это, пожалуй, бесценный дар
Города, где замерзает солнце, но пахнет кофе и имбирём,
Города, где я теряю кольца там, где мы были с тобой вдвоём.
...Снежная пляска скрывает лица Стражей Последнего Рубежа,
Ведь может многое измениться, если мы будем друг друга ждать,
Если пойдём по крупинкам хлеба к тем, чье дыханье навеки в нас,
Сквозь города, через боль и небыль...
К теплому свету знакомых глаз.

@темы: Стихи

---

Всегда

[Слава Юпитер]

Выпить неба солнечные светы
Поцелуем удивлённых губ,
Всех ветров и облаков секреты,
Осторожно пробуя на зуб.

Пропадать в глазах твоих волшебных
Отраженьем вечного огня!
И не помнить звёзд прикосновенья,
И того, что я – уже не я…

Рассыпались, таяли, сгорали –
Все твои улыбки, голос твой,
Где, на отменённом карнавале,
Никогда не встречусь я с тобой.



© Copyright: Слава Юпитер, 2012

@темы: Стихи