[Ниэби Оленьи Рожки]

Такое случается лишь однажды: планеты, звезды - всё в сказках, но
весь мир вдруг утратит любую важность, поднимется пыль за твоим окном...
На землю сойдут два великих воина (что видел не раз на страницах книг).
Их взгляд по тебе проскользит невольно... и ты никогда не забудешь их.

А дальше начнется твоя поэма: погоня, выкуп, свободы свет.
Такая же юная королева одарит улыбкой тебя в ответ.
В тебе расцветает большая Сила. Великий в великой падет борьбе.
Но верность недвижима и негасима - учитель руку подаст тебе.

Ты станешь взрослеть и однажды сможешь без страха подставить свое плечо.
Откроешь чувства, презрев осторожность. Почувствуешь соль на равнинах щек...
Но горечь утраты не длится вечно. Отвага и стойкость всегда в цене.
В твоей руке загорится меч и
огонь за мгновенье пройдет по ней.

Но дружба намного сильнее боли - прикроет спину надежный щит.
Вернешься обратно уже героем, но только славы другой не ищи.
И мир возвратится в привычное русло, себя увидишь совсем другим.
Ты только не бойся казаться взрослым, когда попросишь Ее руки.

Но искра войны разгорится снова, друзья опять попадут в беду.
Ты главное будь ко всему готовым - сомнения к слабости приведут.
Твоя любовь прорастет сквозь камни, но тьма беспокойства проникнет в сны.
Ты - страхом и страстью ведомый странник на тропах своей бесконечной войны.

Твое предательство - путь к спасенью, но ты остаешься совсем один.
Пусть ты ошибешься ценой потери - никто не в праве тебя судить.
Пройдя сквозь пламя, восстанешь. Мальчик, наивно веривший в чудеса,
теперь все пути для тебя открыты.
Свою судьбу
ты решаешь
сам.

@темы: Ниэби Оленьи Рожки, Стихи

---

[polina-kolpakova]

Сбудется-не сбудется
Будет-не будет
Ожиданье до боли до зуда

Под иссохшей лозой винограда
Корольки засыпают на гнездах
В небесах разлетевшись каскадом
Зреют горькие синие звезды

Я лежу не дыша
Замирает душа
В ожидании чуда

@темы: Стихи

---

[polina-kolpakova]

Метель ночная расправляла крылья,
Дрожи и плачь, оконная свеча!

А утром снег изысканной мантильей
Лежал на склонах, словно на плечах.

И ветер был подобен антилопе,
Он падал с гор, в прыжке неустрашим.

И белый бык, похитивший Европу,
Был не белее девственных вершин.

@темы: Стихи

---

Считалочка

[Крис Аивер]

Вот дом. Его построил мистер Смит -
Теперь он болен разумом и гриппом.
И, позабыв, как раньше был сердит,
Он только воздух выдыхает хрипом
И собирает битый реквизит.

Вот Смитов пёс. Он мертв уже пять лет -
Зарыт у гаражей. Но серый призрак
Ложится в ноги, преломляя свет,
И ждет руки, команд и барбарисок,
Гоняет крыс и стережет обед.

Вот окна в паутине пустоты,
Мост через речку, лестницы, картины.
Здесь Смит, в плену у сладкой дремоты,
Глядит, как в лужах отраженья стынут
И призраку собаки, точно сыну,
Он шепчет не бояться темноты.



Фото: Дария Полякова

@темы: Стихи

---

[Hemem]

Запись не соответствует тематике сообщества. Удалено администрацией.

---

Сказки августа

[Лорелина]

Только в августе можно без страха взглянуть
Прямо солнцу в глаза. И ослепнуть - не страшно.
Так над нами небес проливается чаша,
Из которой ни капли назад не вернуть.

В ней - горячее солнце в сплетении рук,
В ней - ромашковый сумрак, и кофе с корицей...
Все, что мы пережили, вернется сторицей,
Завершая еще одной вечности круг.

А зимой мы увидим чудесные сны:
Как к рассвету летит лебединая стая,
Как свеча на ладонях полуночи тает,
Как рождаются детища духов лесных.

И в душе снова вспыхнет купальский костер,
И раскроются крылья из ветра и солнца.
И один из богов снова нам улыбнется,
И еще одна сказка в душе прорастёт.

@темы: Стихи

---

[Ниэби Оленьи Рожки]

Собирать по песчинкам годы. Оставив пустую стынь,
выбегаешь уставшими темными ступнями на мороз.
Время кажется снова предельно доверчивым и простым,
завершая последний,
решающий
оборот.

И остывшие пальцы сомкнутся на лезвии. Вот он - твой белый кит.
Над волнами вздымаясь, незримо скользит вперед.
Сколько раз ты скрывал под ресницами в тысячу лье зрачки,
так надеясь услышать снова
его непокорный
рёв?

Твои карты все также на месте. По-прежнему не горят.
Только силы искать угасают в опаленной мгле веков.
Если есть во вселенной хотя бы крыло мотылька, что истлело зря,
я ошибся.
На призрачных стёклах
начертана вечность
твоей рукой...

Солнце бьется под куполом чайкой, случайно попавшей в сеть.
Я ходил по камням, но теперь отправляюсь в кромешный Ад.
Ты вернешься однажды. Наверное, насовсем.

Тридцать первого ноль шестого.
Три тысячи лет назад.

@темы: Ниэби Оленьи Рожки, Стихи

---

— Камо грядеши?

[rockatansky]

— Камо грядеши?
— Главное — босиком.
Главное — босиком, не взыща от камня.
Зная, что стопам легче идти, пока мне
Ноги ласкает свет золотым песком.

— Камо грядеши?
— Дальше. К чему стоять?
Солнце влечёт меня прочь вавилонской сводней.
И не своей рукой, а рукой Господней
Весла моего сжимаю я рукоять.

— Камо грядеши?
— Дальше, от всех скорбей,
Рыночных запахов, храмов, вождей, колоссов,
Мимо полей, в которых в снопу колосьев
Вьёт свои гнёзда ласковый воробей...

— Камо грядеши?
— Дальше. Идём со мной.
Зной поливает пыль благовонным миром.
Нет ничего спокойней, чем спать под миртом,
В вязкой тени, над речкою слюдяной.

Здесь ни солдат, ни грязи, ни медных лбов.
Здесь ни Иуд, ни денег — одно движение.
Пётр, идём. Попробуй свою любовь
К Господу — на устойчивость к растяженью.

Я пропою тебе гимн полевой пчеле,
Солнцу, оливам, провинциальной черни.
Я расскажу, что ландыш нежнее терний,
Ласковей и прохладнее на челе.

Что здесь апостолы? Кто им святые? — бред.
Бога им нет, потому, что забыв тревоги,
Нет ничего глупей, чем скорбеть о Боге.
Бог так не любит скорби, которой нет.

Светлые маки в росах. В тени олив
Спать, гладить камни, жить, не ревнуя к фальши.
Пётр, бросай суеверную блажь молитв!..
— Павел, ответь мне: камо грядеши?
— Дальше.

@темы: Стихи

---

[Erick-York]

капитан.

она покидает пространство его земли.
за ней исчезают ласточки и цветы.
за ней отправляются брошенные корабли.
за ней - царство пустоты.
затих океан спокойствия, весь ушел
из чаши его терпения в никуда;
он делает вид, что всё еще хорошо,
но, видно, уже сдал.

она оставляет голос среди помех,
по сердцу ведет иглой и поет о том,
как падает настроение в мокрый снег
и каково за бортом
тому, кто оставил прошлое, позабыв
о собственном состоянии, и взлетел,
и он подпевает ей шепотом на мотив
оставшегося не у дел.

она оставляет молчание как итог
всех споров, в которых он выходил в расход;
холодное солнце у её мокрых ног
его нестерпимо жжёт;
и лодка его качается в облаках,
его отражение не достает до дна,
но он продолжает вглядываться в закат -
туда, где не ждет она.

@темы: Стихи

---

Кукла

[Айара]

I
Вечером поздним, в сиянии лунном, ты меня создал.
Как шарнирную, детскую куклу: деталь за деталью.
Не печалься, теперь сожалеть о содеянном поздно:
Я мечты свои скрыла надежно за черной вуалью.

Кривишь губы, глядя с тоской на свое творение.
До конечной цели осталась буквально пара штрихов.
Как ни обидно, я – всего лишь его отражение…
Создана искупить всю тяжесть чужих грехов.
II
Закрываешь глаза и снова погружаешься в полумрак…
Реальность твоя сурова: все должно было быть не так.
Будешь мне говорить до рассвета о прикрасах былых времен,
О старинных заклятьях, обетах и героях, чьих не вспомнить имен.

Знаю, я совсем не похожа, на горький образ, что помнишь ты.
Пальцами нежно скользишь по коже, украдкой сличая черты.
Совпадения нет, это больно наверно? Вижу, как пробегает дрожь.
Утром улыбнешься немного нервно и на запчасти меня разберешь…
III
Я твоя совершенная кукла: запрограммирована, отлита из стали,
Молчалива, умею стрелять из лука… Ни враги, ни друзья не узнали:
Я живая, мне было больно по колено стоять в крови…
Назначение свое исполню, но обратно меня не зови.

© Ardent Rain

@темы: Стихи

---

Дом

[Крис Аивер]

Как отыскать повод не сбиться с ног?
Ждать не смертельно, если понять - кого.
Улица пахнет прахом сожженных нот,
Бьет в позвоночник двести и двадцать вольт.

Слабость ли это - не закрывать двери,
Не отвечать чужим, не менять маршрут?
Если Господь зачем-то тебя творил,
Он не упустит - где-то тебя ждут.

Черные черствые крошки коротких дней
Я наберу, как бисер, в ладонь. И ты,
Шариком ртути, сожмешься на простыне
В доме, который встретит тебя
Пустым.



Фото: Анна Николаева

@темы: Стихи

---

Харон

[Крис Аивер]

Всем поклянись, что у тебя там есть:
Пылью и жутью длиной в миллиарды лет,
Дрожью и счастьем весом в пять сотен герц,
Выдохом в миг, когда выключаешь свет.

Я ошибаюсь так, что дымится шерсть,
Дышит подвальной сыростью темнота.
Слышишь? О дно реки задевает шест.
Вспыхнул фонарь на самом краю шеста.

Хлынет из горла шепот, достигнет стен,
Заговорит отражение, крикнет бес.
Что у тебя там есть? Поклянись мне всем,
Что никогда не оставишь меня здесь.

...Мой проводник глядит вдоль воды с ленцой.
Лодочный край усыпал холодный пот.
-Что ты тут маешься? Сядь, не ходи босой.
Всех провожающих просьба покинуть борт.



Фото: Анна Николаева

@темы: Стихи

---

[Тедди-Ло]

Дорогие сообщники, как кто-то из вас знает, а кто-то нет, на дайри сейчас проходит масштабный фестиваль авторов и фикрайтеров "Фандомная Битва". Я решил, что уместно будет разместить на литературном сообществе ссылки на те команды, которые играют за наш "фандом" - "фандом" самостоятельных авторских произведений, это фандом Ориджинал и фандом Сказок:

Возможно, вам будет интересно ознакомиться с работами этих команд, а может быть и проголосовать за них, если вам что-то понравилось. Поверьте мне, тексты у команд весьма интересные

Голосовать можно здесь: fkvote-2013.diary.ru

Шаблон для голосования следующий:
1. fandom Tales 2013 - работа "название понравившейся работы"
2. fandom Originals 2013 - работа "название понравившейся работы"
3. (обязательно нужна третья команда, команду выбирайте из списка в главном посте темы, от себя могу порекомендовать эту команду: fandom The Phantom of the Opera 2013 - у них потрясающие тексты)

Всем спасибо за внимание, размещено с разрешения администратора.

@темы: Административное

---

Рыбы (посвящение Кобо Абэ)

[rockatansky]

Иногда эти рыбы всплывают — с морского дна ли,
со дна ли памяти, с которого их изгнали,
вытолкнули из пыльной утробы, сонной лощины морские псы ли,
морские волки ли.
слишком поздно для рыбной ловли, —
у рыб из памяти слепые глаза и воловьи
головы,
они, как белые лодки, плавают в изголовье.
пузыри их содержат не воздух, но сжатый возглас,
залитый воском, забитый, в общем, забытый возраст
и небо, перламутровое и волглое.
и я вдыхаю, чёрт подбери, и вдыхать учась, я
отпускаю в небо, ни в ком ни ища участия,
рыб и собак, за рукав теребя
облака,
в конечном счёте, я отпускаю себя.
и пока багровеет от оплеухи ветра моя щека,
я задаюсь вопросом: а есть ли жизнь за пределом ящика, —
где тугое море выталкивает медуз, а над морем небо в огромном платьище,
и пока идёт дождь на морском побережии, пахнущий псиной,
липовой ксивой, мокрой весной, красивой
жизнью и некрасивой смертью, — чего мне желать ещё.

@темы: Стихи

---

Синема-синема, от тебя я без ума…

[Capitaniv]

В моем дворе живет кот. Он черный от кончика ушей до кончика хвоста. С котом мы общаемся как приятели. Я говорю: «привет, котяра!». Он отвечает «мяу», если ему не лень. Однажды я пообещал коту, что вставлю его в рассказ, а он - что не будет вести себя по-скотски и перебежал мне дорогу, надеюсь в последний раз. Вот, я вставляю его в рассказ (привет, котяра!), и ни на что не надеюсь, потому как коты - они сКОТские, особенно черные.

Я помню времена, когда секса в нашей стране не было. Времена те уже канули в Лету и, увы, вряд ли помнят меня, мальчугана с серыми глазами, наивного советского школьника-пионера, зубрящего прописные истины, гоняющего во дворе мяч и играющего в «сыщики-разбойники».
…Когда другу своему Сереге я залепил футбольным мячом между ног, он согнулся напополам, попрыгал на полусогнутых, отдышался и прошептал: «Дурак, без детей оставишь!» Я подумал «при чем тут дети?», но не спросил тогда, постеснялся, понял лишь, что Серега знает то, чего не знаю я. В другой раз в шкафу родителей я обнаружил нечто (я бы сказал что, да не помню), позвал бабушку Маню и спросил «баб, а что это?». Бабуля меня наругала, сказала, чтоб не лез куда нельзя. Я и не лез.
Секс, на мой взгляд, появился в СССР с открытием первых видеосалонов (а было это в самом конце 80-х), хотя очень может быть, что к тому времени я просто успел до него, секса, дорасти. Видеосалоны, особенно первые, заведениями были весьма занятными: организаторами арендовался какой-нибудь подвал, у одной из его стен ставился советский цветной телевизор, на него водружался видеоплеер, оставшееся же место отводилось стульям. У входа в заведение висело рукописное расписание сеансов с указанием жанра («Воспламеняющая взглядом», ужасы; «Горячая жевательная резинка», эротика и т.д.). Минут за пятнадцать до сеанса перед входом собиралась значительная толпа, к искусству приходилось прорываться с боем. Если же мест не хватало, охраной приносились дополнительные стулья, девушки садились юношам на колени, кто-то соглашался вкушать кино стоя. Было тесновато, весело, если крутили комедию, жутковато – если пугали ужасами (помню, однажды позади сидел одноклассник и тыкал меня в бок в самые неподходящие моменты; я вздрагивал, он гоготал), тихо – если крутили эротику, потому как смотреть эротику в тесноте было неловко и непривычно.
Однажды (а эпоха видеосалонов тогда была на самом взлете) в газете я прочитал объявление о том, что в видеосалоне на окраине города состоится эксклюзивный просмотр фильма, составленного из лучших эротических сцен советских и зарубежных картин. В те времена ничего эротичнее «крутой эротики» под названием «Горячая жевательная резинка» видеть мне не приходилось (легендарная «Легенда о Нараяме» появилась несколько позже), а в фильмах «до 16», что показывали в советских кинотеатрах, даже эротики обычно не наблюдалось, не говоря уже о сексе: так – мелькнет пара обнаженных бюстов. Я представил, ЧТО мне собираются показать. Получился калейдоскоп женских прелестей, советских и западных. Идея нарезания лучших эротических сцен, на мой взгляд, была хороша. И как такая очевидная и явно удачная в коммерческом смысле мысль не пришла кому-нибудь до этого дня?
Газета была аккуратно сложена и убрана в потайной карман куртки, о планируемом эротическом просмотре я никому ничего не сказал, подумав, что кто-то, не столь продвинутый (например, та же бабушка Маня), мог посчитать меня сексуально одержимым и вообще запретить выходить из дому, а вечером отправился на другой конец города. Ехать пришлось долго и муторно, с тремя пересадками, но обещанное зрелище того стоило. И вот он – видеосалон, место, где меня, обычного советского школьника, приобщат к высокому (а лучше – низкому) искусству советской и западной эротики в самом ее пошлом (я надеялся) виде. Ничего, что выглядит видеосалон как старый подвал жилого дома (потому как таковым и является), ничего, что телевизор в нем наверняка рябит, а от страждущих эротики, что будут сидеть рядом на едва дышащих стульях, разит потом. Все это преходяще, и только искусство вечно, особенно эротическое. Подхожу к расписанию сеансов, вожу пальцем по скрюченным рукописным буковкам. Нужного сеанса нет. «Горячая жевательная резинка-2 (крутая эротика)» есть и «Брюс Ли в главной роли чего то там», тоже есть, а нарезки лучших эротических сцен из советских и западных фильмов нету. Топчусь у расписания, не знаю, что делать. Спросить, вроде бы неудобно. Уходить тоже не хочется (зачем перся тогда на край города?). Достаю газету, разворачиваю. Вот же он сеанс: «нарезка лучших…»
Решаюсь спросить у охранника. А охранник, он здоровый и квадратный, почти каменный, весь в бицепсах и трицепсах стоит в одной майке, в зубах ковыряется.
- Простите, - говорю, - а сеанс вот этот (тыкаю в газету) сегодня будет?
- Чего? – спрашивает.
- Сеанс, - говорю, - сегодня…
- Рубль, - отвечает и ладонь протягивает.
Инстинктивно тянусь к карману за рублем (а там целый трешник, на случай если бы эротический сеанс дорогим окажется) и останавливаю себя.
- А чего покажут? – спрашиваю.
- Чего-чего, «резинку», читать не умеешь?
«Резинку» смотреть я не согласен, потому как фильм может и ничего, но эротикой там если и пахнет, то весьма слабенько. Отправляюсь восвояси, к себе домой за тридевять земель, да с тремя пересадками, а по дороге размышляю о том какие подлые люди: вводят граждан советских в заблуждение и хоть бы хны. Разворачиваю еще раз газету и вижу, что газета то не простая, газета от первого апреля. Пошутил кто-то просто, а я и повелся.

В своем дворе я появился, когда было изрядно темно. У подъезда никого не было, только кот сидел, вылизывая себе что-то пониже копчика. «Мяу», - приветствовал он меня. «У тебя вся спина белая, котяра», - заметил я. Кот посмотрел себе на спину, ничего там белого не увидел и спросил: «мяу?». «С первым апрелем!», - сказал я и отправился домой. Видео у меня тогда не было, а телевизор советский был, правда, черно-белый. Показывали по нему серую советскую ересь, а хотелось цветных картинок с голыми женщинами, советскими и не очень. Увы, их не было. Зато, они мне приснились, обнаженные и в цвете. А еще приснился кот. Он смотрел, угольно черный, на них – цветных – мяукал и лыбился во всю свою кошачью пасть. Зачем он приперся в мой эротический сон не понятно.

@темы: Проза

---

Я знаю, как шаги ее молчат...

[Capitaniv]

Я знаю, как шаги ее молчат,
и столь молчанье это многословно,
что нечего к нему добавить, словно
немых упреков выплеснут ушат
(и ты стоишь весь мокрый от упреков),
и на тебя она глядит свысОка
(хотя смотрела раньше свысокА,
была на слово больное легка).
Теперь ее молчание высОко,
теперь она, отправившись в бега,
молчанье льет с обкладки потолка,
со стен и пола, с окон, с коридора,
ты ей – «прости» и той же масти вздора,
она ж тебя, не удостоив взором,
как примется молчанием кричать,
что ты, который двигал словом горы
смолчишь в ответ (а как тут не смолчать?)

@темы: Стихи

---

Голос

[Крис Аивер]

Между стен замечется,
Между костей зажжётся -
Хоть меняй жильё теперь,
Хоть выкупай плацкарт.
Этот голос привычен всем,
Кто не бережётся.
Этот привкус во рту
Ведёт за собой инфаркт.

Не спасли святые, не сберегли журфаки:
Ты стоишь, запрокинув голову, над Невой.
И слюнявые рты раззявливают зеваки,
Понадеявшись впрок напользоваться тобой.

Этот голос звучит внутри, не ослабевая:
Ты почти что узнаешь тембр и длительность нот
В тот момент, когда вопль испуганного трамвая
Возвестит деловой визит на речное дно.

Ты так здорово пахнешь чаем, бинтом, "Сапсаном",
Что не знаю, как выживет мир, дочитав до слов
О холодной реке, превратившейся в белый саван
За туманным фасадом
Темнеющих
Берегов.



Фото: Анна Николаева

@темы: Стихи

---

ЕВ, часть 2. отрывок 1.1.

[Reine Salvatrise]

Предыдущие отрывки уже выкладывала в сообществе. Правда, с тех пор текст уже претерпел значительные изменения, и более актуальная версия лежит на другом сайте. Не поняла, можно давать ссылки на сторонние ресурсы, поэтому пока оставляю ссылку на старую версию.

Новое:
"Единственный волшебник", часть 2. Неприкаянная странница. Отрывок 1.1.

О злодеяниях Крауда не принято вспоминать. Плохое должно быть предано забвению. Не говорят и о Виктории, его верной соратнице. Все очевидцы событий давно умерли. И правды уже не знает никто, да никому она не нужна. Пыль и прах.
Но однажды маленькая воровка – по воле случая внучка той самой бездомной Эллис, что помогла пособнице злодея сбежать от разгневанных бродяг – забирается на чердак старого дома.
Молодая воришка чихает от едкой пыли, протирает глаза тыльной стороной ладони, ставит на сундук керосиновый фонарь и роется в комоде напротив. Громко шуршит, но не боится, что кто-нибудь услышит, ведь дом пустует уже не один десяток лет. Хозяева его бросили, но продать не продавали. Хранили как ненужную ценность. Дурачьё, могли бы неплохо за него выручить, если бы сразу сбыли, пока особняк не начал разваливаться.
Воровка, а зовут её Бекки, вытряхивает из комода поеденное молью бельё и на дне ящика видит завёрнутую в целлофан тетрадь в кожаной обложке. Она осторожно вытаскивает находку и раскрывает на первой странице.

«Дневник Виктории Васнецовой, странницы, заманенной в потусторонние миры волшебником Септимием Краудом».

Бекки наскоро пролистывает дневник и кладёт его в холщовую сумочку. Будет что почитать вечерком.
Девчонка собирает медную проволоку, несколько гранёных стаканов и нитку жемчуга. Все сокровища она прячет к дневнику. Ещё раз оглядывается, выскальзывает через окно, спускается по пожарной лестнице.
Перед тем, как затеряться в переулках, воришка оглядывается на дом. Он кажется смутно знакомым, но Бекки не помнит, чтобы была здесь. Она мало что помнит. Так старалась всё забыть - забыть позор, обиду.
Бекки помнит женщину в белом кружевном платье. Её каштановые волосы ниспадают на плечи. И она улыбается, развешивая на ёлку кораблики. Праздник нового года. Бекки морщится. Её окутывает запах ели и холод снежинок, которые ловила на улице. И тёплые руки женщины в белом, нежно она прикасается к щекам девочки.
Нет, это было в другом доме и в другом мире.
Вечером Бекки забирается в уютную лачугу в порту недалеко от славного города Ашбадеса. Её пристанище в подвале одного из складов. Бекки развесила тут старые балдахины, украденные на рынке, на деревянном ящике – керамические фигурки.
Уже вечер, и потому все ушли, в доках – тишина, на пирсе лишь кричат чайки.
Бекки перекладывает сокровища в сундук, дешевая свеча чадит. Позади возникает тень.
― Ты готова? ― это Джек, Джек-строитель, юноша с другого конца города.
― Готова к чему?
― К тому, что мы обсуждали. Король Ашбадеса скончался. Похороны через пять дней, а потом коронация. Ты ведь не подведёшь?
― Не подведу.
Бекки уже не рада, что ввязалась, но давать задний ход – подло и против кодекса.
― И твои фокусы сработают?
«Это не фокусы!» — хочется оскалиться, но нельзя. С Джеком шутки плохи: может и полицейским настучать. Они любят маленьких девочек-воровок.
― Да.
― А если нет?
― Я же сказала: не поведу. Пожалуйста, оставь меня. Я хочу отдохнуть. Поговорим завтра на собрании?
― Хорошо.
Джек, строитель домов, уходит.
Бекки юркает под одеяло и открывает дневник Виктории, верной сторонницы преданного забвению Септимия Крауда. Девочка-воришка смотрит на название, морщит лоб. Где-то она уже слышала о них. Да, кажется, учительница говорила о позорной странице в истории по имени Септимий Крауд. Он творил великое зло, разрушая миры, высасывая из них волшебство. Но он погиб. И слава богу, а то жила бы сейчас Бекки на каком-нибудь болоте и ловила бы мошек. Или не жила бы вовсе.
Бекки поправляет подушку и устраивается удобнее.

*

С тех пор, как я покинула бродяг под мостом, прошло восемьдесят пять дней. Каждый бесполезно прожитый день я помечаю крестиком в блокноте, который подобрала в тамбуре. На обложке чётко отпечатался грязный след мужского ботинка. Последние недели я только и думала что о Крауде, потому решила: это непременно его след.
Каждый вечер я ставлю крестик в блокнот, а потом долго смотрю на отпечаток. Интересно, где этот негодяй сейчас? Небось, кьянти потягивает на далёком жарком курорте. Иногда кажется, что я вот-вот схвачу его, столкнусь с ним лицом к лицу - но он вечно ускользает.
Восемьдесят пять дней я скитаюсь по мирам в надежде на чудо, на помощь. Ни никаких знаков свыше. Видимо, придётся делать всё самой.
Неплохо бы разобраться в устройстве волшебства и дверей меж мирами, узнать местные законы и собрать все сплетни о Крауде, какие только есть. Лучше всех мне помог бы дядюшка МакГи. Но я позволила крысам забрать Анри, бессовестно нарушив обещание вернуться, и теперь стыжусь идти к старику. Впрочем, возможно, я ещё заглажу свою вину, освобожу Анри (он ведь наверняка всё ещё ждёт, как преданная собачка). Вот тогда мы славно заживём и спасём мир!
Возможно, мне стоило поискать какого-нибудь джинна. Но связь с Абдулом я потеряла ещё в крысином царстве. И хотя говорят, что джинны сбежали из дворца, оставив принцессу в дураках, я больше не встречала никого из их братства. Наверное, Абдул был последний и погиб, закованный в цепи. А слухи всего лишь россказни глупцов.
Но пока я отшельница, приютившаяся на площади святого Себастьяна в мире Арахисовая пустыня. Сижу, собираю милостыню и думаю, как быть. Говорят, Крауда видели где-то в этом мире, но пока мои поиски успехом не увенчались.
Чтобы не запутаться и не упустить важной детали головоломки, расскажу, как попала сюда: в город Альмаир государства Эшаин Арахисовой пустыни.
Ни один из тех поездов, на которых я путешествовала, не похож на ту металлическую гусеницу, увозившую меня и мою мнимую семью от ядовитого тумана. Тогда мы ехали во вполне обыкновенном вагоне, полном упоённых романтикой поездки пассажиров. Кто-то смотрел в окно, кто-то читал журнал, кто-то мечтал. Незнакомцы были пусть и из чужого мира, но всё же живыми.
А сейчас я смотрю в серые, нахмуренные и изнурённо-опустошённые лица моих попутчиков и понимаю: проблема не в поезде. Металлическая гусеница осталась такой же: кожаные сиденья, местам измалёванные маркерами, и форточки, не желающие открываться. Но люди – испуганные, нервные, косящие глаза и вздрагивающие без причин.
Это в мире что-то пошатнулось. Всё потихоньку меняется.
Я не спала несколько дней. А когда, наконец, устроилась в углу, натянув на голову слишком длинную мантию, чтобы не дуло, меня ссадили с поезда.
Безбилетница. Контролёр был беспрекословным боровом в фуражке. Хорошо, хоть просто выгнал, а не начала угрожать штрафами и тюрьмами. Если бы я знала правила странников, то, возможно, смогла бы остаться. Но свиное рыло и выступающие клыки от контролёра отбили охоту спорить.
На сутки я застряла в каком-то захолустье. Платформа врезать в промышленный городок. Её бетонная плита уходила под навес, где мужчины в комбинезонах забрасывали стружку и уголь в печь. Форма рабочих была точь-в-точь, как у тех из заброшенного крысиного особняка. За станцией высились строительные леса, подъёмные краны, и стройки и заводы смешивались с хибарами местных жителей-оборванцев. Вернее, домики жителей были приляпаны как неуклюжие наросты к здоровому телу огромного завода.
Я надвинула капюшон пониже и подошла закрытой кассе. Растолстевший от безделья билетёр сидел на лавке, жевал семечки и сплёвывал очистки в выбоину на платформе.
— Я проспала и, наверное, пропустила свою станцию. Вы не подскажете, где я?
Билетёр сощурил водянистые глазки.
— Северный Мыс.
Значит, я вернулась в крысиный мир. Могла бы догадаться. Вряд ли эти работяги в синих комбинезонах работают на кого-то ещё. К тому же на доске объявлений я заметила фотографии Крауда и себя под красной надписью «В розыске!».
— Когда следующий поезд?
Билетёр смачно сплюнул в сторону и запихнул в рот горсть семечек.
— А шут его знает. Не стабильно всё. Вчера было три поезда. На той неделе ни одного. Поговаривают, ещё плата за поезд выросла. Говорят, что даже до пяти лет. Дорого, однако. Но я сам не езжу.
Он зло стиснул зубы.
— Ненавижу поезда. Мерзость да и только.
— Спасибо за помощь.
Не больно-то и помог этот противный некультурный тип!
Я обернулась к доске объявлений. В самом деле: Крауд и я. Сообщники, полыхающие ненавистью друг к другу. Крауд чуть щурится, точно солнце бьёт ему в глаза, волосы всклочены, но он казался лет на десять моложе. Я же на фотографии выглядела как воспитанница интерната из фильма ужасов. Взгляд суровый, неживой, вперившийся в камеру, волосы педантично подстрижены под каре, воротничок платья накрахмален, не то что сейчас. Даже не глядя на отражение в луже или стекле, могу сказать: грязная одежда, чумазое личико, растрёпанные волосы, отросшие до лопаток, усталые зелёные глаза. Не знаю, откуда крысы раздобыли моё фото. Вот только делала я его год назад, в те времена, когда мы с подружкой ещё любили веселиться и прикалываться.
Рядом висело устаревшее расписание поездов.
— Стоимость проезда до станции «Северный Мыс, царство крыс» - два дня из любой точки.
А внизу был длинный список цен на проезд из Северного Мыса. Уехать отсюда – недешево!
Я нахмурилась. Вспомнила, как попутчики говорили о Северном Мысе, земле, в недрах которой залежи железа, освящённого дыханием василисков. Хотя кое-кто говорил, что помёта там больше, чем святости.

@темы: Проза

---

[мелкий пидорас]

«Дай мне только, Господи, сына,
А потом уж делай, что хочешь.»
Аля Кудряшева

...подари мне, Господи, счастья.
и спокойных снов, хоть немного.
сбереги всех тех, кто так часто,
с рюкзаком, уходит в дорогу.

лучше им отдай мою радость -
им она, конечно, нужнее.
пусть не помнят, в пути, про усталость,
ну а я, без веселья, сумею.

отведи от них дождь и простуду,
и, вообще, все на свете ненастья,
чтобы вновь прочитал я простую
фразу:
"жив.
цел.
и, в общем-то,
счастлив".

@темы: Стихи

---

Синдром персонажа. Часть 0. Эксперимент.

[Smoren]

Разум расформирован и помещен в глухую камеру, наскоро созданную неимоверно живым и глухим к его отголоскам воображением. Иначе нельзя. Иначе Я просто не смогу начать это повествование. Итак, разум на карантин – воображение на трибуну. За плотно закрытыми глазами постепенно растворяется цветовая гамма комнаты, продолжительный ряд всплесков свечения – остаточных элементов зрительного восприятия – играет репризу рваным ритмом угасающих взаимодействий групп нейронов. Дыхание замедляется, мышцы растекаются в единую безвольную желеобразную массу, облегая кости. Тело теряет необходимость двигаться, сознание созерцает пустоту – бездну, жаждущую напиться из неистощимого источника воображения. На то и расчет. Вскоре восприятие начинает пронизывать череда размытых образов – рандомная сортировка эйдетической памяти – необходимый и достаточный аспект для создания новых миров. Мелькающие кадры перед глазами оставляют накладывающиеся друг на друга отпечатки, которые, неравномерно исчезая, порой формируют замысловатые мозаики, подобные творениям художников-абстракционистов, но постепенно и эти мозаики выделяют вниманию ряд элементов, вполне знакомых бодрствующему сознанию.

Первым появляется окно.

Читать дальше

В его стеклах отражается свет старой рожковой люстры, в след за ним отрисовывается и сама люстра, созданная по образу и подобию своего отражения. Окно ведет в ночь – в редкие созвездия горящих окон соседних домов и темно-багровое небо, вовсе лишенное созвездий. Свет люстры отрисовывает стены, оставляя на них еле заметные тени неровностей бледно-желтой штукатурки, темное дерево старых шкафов, уставленных книгами, небольшой и низкий черный журнальный стол, блики на гладкой поверхности бутылки дешевого вина, стоящей на нем. Мгновеньем позже пустующая часть комнаты обзаводится уютным диваном, плотно прилегающим спинкой к стене. На диване спит человек. Лицом к спинке. Он пока не готов к зрелищу формирования окружающей реальности. На журнальном столе по соседству с бутылкой теплится открытый ноутбук с развернутым в полный экран текстовым документом. Время отмеряется неспешным миганием курсора в конце последней недописанной строки. Человеку снится сон, который он непременно забудет после пробуждения. Сон о написании текста, который сейчас пишу Я. Стоит ему это вспомнить, и мир постигнет рекурсия с категорически непредвиденными последствиями, а потому рано. Я еще не закончил.

Тем не менее, мой разум начинает разрушать стены созданной для него темницы, требуя еще пива, взамен на которое он согласен смириться на добровольное отключение до наступления ближайшего утра. Почему бы и нет? Можно позволить спящему на диване человеку посмотреть сон, не целиком состоящий из моих литературных потуг – включающий в себя непредвиденные и для Меня приключения, созданные ночной прогулкой. Надеюсь, ему будет интересно.

Так, теперь серьезно. Пока разум не успел получить ни единого глотка пива сверху усвоенного, он пронзительно требует слова. Что ж, дадим. Так вот, выше и ниже написанное является своеобразным литературным и, по совместительству псевдонаучным экспериментом, цели которого будут раскрыты читателю по ходу повествования, иначе его (эксперимент – не читателя) можно будет заранее считать проваленным. Стоит отметить, что повествование, отданное в руки воображения, не следует воспринимать хронологически линейным, так как его плоды часто склонны лишь предвосхищать реальные поступки. Так, например, начало повествования, пожалуй, в осознаваемой Мной реальности еще не случилось. Это может быть важно.

Ну вот, разум успокоился и позволил вновь запереть его в импровизированной клетке. Во время моей прогулки он истерически выдумывал логические цепочки, соединяющие поток созданного воображением восприятия с потоком, привычно воспринимаемым им как действительность. Забавно: даже сейчас он обречен на исправительные работы по организации образов в синтаксически связанные лексемы, так что ему, пожалуй, отнюдь не скучно в заточении. Надеюсь, научится чему-нибудь. Сквозь скрежет зубов можно даже разобрать фразу: “Мне интересно.” Засим обратное погружение.

Человек, спящий на диване, ворочается, лицо его оказывается обращенным к люстре. Оттенки света, окрашенного в красный цвет сквозь фильтр закрытых век, требуют немедленного пробуждения. Он просыпается, и головная боль немедленно проливает беспощадный водопад на тлеющие угли воспоминаний о сне, что он видел мгновение назад. Водяной пар вперемешку с дымом отдается в сознании похмельной одурью, а разум требует немедленной анестезии цитрамоном, что на кухне – за десять световых лет от дивана, не меньше. Он медленно, щадя голову, поднимается, преодолевает коридор и запивает наскоро выдавленную из упаковки пилюлю прямо из горлышка вечность назад остывшего чайника – иначе никак. До полки с кружками еще пара световых лет, а ему и десятка хватило.

Кухня прорисовывается практически у него на глазах – благо, в таком состоянии он и сам готов впустить подобное в рамки норм будничности похмельного утра. Светает. На часах без пятнадцати шесть. Три стены довольно равномерно освещены рассеянным светом. Четвертая, взамен на присутствующее в ней окно, остается темной. Упаковка таблеток обретается на старом белом кухонном столе из ДСП, окруженном табуретками и стеной, что слева от окна. Ближе ко входу обнаруживается холодильник, у противоположной стены располагается раковина и множество кухонной мебели, по большей части не используемой. Очертания знакомой кухни его мало волнуют, а потому он возвращается в комнату, выключает, наконец, оставленный с прошлой ночи свет и отправляется спать дальше. Здесь Мне стоит, пожалуй, оставить его в покое и дать досмотреть пару самых обычных снов, которые и вспоминать не страшно. Мне и самому давно спать пора.

@темы: Проза