Единственный волшебник 1

[m-u-s-a]

Единственный волшебник

История о волшебнике Септимии Крауде и его жажде освободиться от проклятия алой розы. История о неприкаянной страннице Виктории Васнецовой, которая ослушалась совета и провалилась в иные миры.

Часть 1. Царство крыс

Я сижу под мостом на обрывке картонки от телевизора.

Отрывок 1

В темноте слушаю дробь дождя. У меня промокли ноги, и я под мелодичное хлюпанье в ботинках двигаюсь к огню. Надо срочно отогреваться, а то от холода и пальцы закоченели, и ногти посинели. Раньше я хотя бы красила ногти и не беспокоилась, что испугаю окружающих. Но лака, даже самого хиленького, я не видела уже несколько месяцев или лет. Не знаю. Я потеряла счёт времени.
От холода пальцы утончились, и серебряное колечко с чернью – подарок родителей в честь поступления в институт – теперь опасно болтается на среднем пальце правой руки.
Костёр в мангале без ножек освещает осунувшиеся лица моих случайных товарищей-бомжей. Они готовы с жадностью впитать мою историю, проглотить мельчайшие подробности и захлебнуться от радости счастливого конца. Но я не спешу. Кто знает, на что способны обманутые бродяги? Мой рассказ для них, наверное, манна небесная. Как же они расстроятся, когда поймут, что плешивого воробья приняли за гордого орла! Дай бог, унести от них ноги.
Но уговор есть уговор: за кусок хлеба и тепло огня, я должна рассказать всё без утайки о смерти Септимия Крауда. Наш договор скреплён древней магией. И я не могу ей сопротивляться.
Так я начинаю рассказ.


Тот мир, откуда я родом, лишь песчинка среди сотен других. В одних царят тишь, благодать, а все дороги усыпаны свежими цветами. В других идут нескончаемые войны, текут кровавые реки и мостовые построены из человеческих зубов. В третьих всё пропитано волшебством, всюду его тонкий аромат, запах миндаля или перечной мяты, и цветут ярко-белые каллы. А в четвёртых и вовсе нет разумной жизни, только фиолетово-жёлтые всплески энергии пересекают пространство.
Меж собой миры соединены порой толстой, непробиваемой стеной, а порой совсем тоненькой перегородкой, как стекло двери на чёрную лестницу. Рифленое стекло испещряют выпуклые гранёные квадратики. Потому за дверью всегда видны лишь расплывчатые очертания неизведанного.
Честно говоря, я никогда не любила этой двери, потому что в детстве насмотрелась передач о маньяках и теперь боялась. А если уж быть совсем откровенной, то я как истинный параноик жила с не неизлечимым страхом перед всем, что хоть чуть-чуть пахнет угрозой. Конечно, это глупо. Мне, собиравшейся стать клиническим психиатром, стоило бы сначала подлечить собственную головушку, а уж потом лезть с аналитическим скальпелем в чужую душу. Но я всегда выкручивалась, строя заборы из титанических трудов по психологии и психиатрии. И никто и не подозревал, как сильно билось моё сердце всякий раз, когда я помогала профессору во время его бесед с пациентами. Впрочем, спасало меня не актёрское мастерство, а то, что мало кого волновала стажер, по вечерам приносящая кофе.
Мы жили тихо и скромно. Я почти всё время сидела дома, если не считать походов в институт и двух-трёх в неделю вылазок на практику в клинику. Я остерегалась гулять по вечерам, от клубов и дискотек бежала, как от огня. Но я гордилась своей жизнью.
Многим это казалось странным, но стать гением психологии и психиатрии действительно было моей жгучей мечтой. С того самого дня, как меня заставили просидеть три дорогостоящих часа в кресле у шарлатана-психотерапевта и выслушивать всякую муть о смысле моей жизни глазами окружающих. Меня чуть не стошнило. И я поклялась стать самым лучшим специалистом, чтобы уж больше никому не пришлось раскрывать душу идиоту и позволять калечить её, грязными руками выворачивать наизнанку и переиначивать истину. С тех пор я ношу чёрную повязку-браслет на правом запястье. И каждый день до позднего вечера я просиживала над книгами или мечтала о белом халате и чернильных кляксах Роршаха, которые я буду показывать своим вопиющим о помощи. Наверное, я всё-таки стала бы психиатром. Возможно, даже не самым плохим.
Но всё случилось иначе.
Однажды мой фальшиво-сладостный покой нарушило вторжение странного человека по имени Септимий Крауд. Внешне он ничем не впечатлял: серые глаза, похожие на пастельные мелки моей сестры, чуть вытянутое лицо с выдающимся подбородком и очень светлая кожа. На правой щеке, как пятна грязи, проступали два незаживающих рубца от ветрянки. Тёмные жидкие волосы при любом движении колыхались точно хрупкие осенние листья. На вид ему с лёгкостью можно было дать от двадцати до сорока. Он мог оказаться кем угодно: как и замученным студентом-ботаником, офисным трудоголиком, вечно потеющим в поте лица творцом, архитектором или поэтом, так и просто безработным алкоголиком.
В то время я мнила себя гениальным психологом и, конечно, увидев новую фигуру, решила быстро и метко распороть его, изучить и запихнуть в форму узколобого вывода. К этой игре я подошла с большим пафосом и без подготовки, что меня и сгубило. На все мои догадки Крауд лишь хмыкал, а я строила всё новые и новые небоскрёбы предположений. Я сама приклеилась к нему как банный лист, но упустила возможность вовремя понять, что он за человек.
Наконец, Крауд раздражённо заметил, что гении зря корпели над монументальными труды, раз я, прочитав их от корки до корки, ничему не научилась. Я же нахмурилась и ответила, что у него усталый вид.
― Вы работаете по ночам?
― Нет.
― Поняла. Вы – интроверт. И вам неохота болтать с незнакомым человеком? Ещё Кречмер писал, что люди с вашим, астеническим телосложением, склонны к уединению и…
Крауд посоветовал мне вынуть из книг вшивенькие розовые закладочки, сдать талмуды и брошюры в библиотеку и поработать уборщицей на каком-нибудь заводе. Послушать пьяные крики и грохот запущенных на полную катушку механизмов, вдохнуть запахи машинного масла и бензина.
Про розовые закладки-стикеры Крауд никак не мог знать: я никогда не выносила учебников из комнаты.
С тех пор я поднималась по лестнице, если Крауд ждал лифта; обходила дом с другой стороны, если Крауд сидел на лавочке у подъезда и читал. Я избегала его. Избегала его и потому, что мне не хотелось вспоминать о своём провале, позоре! После встречи с Краудом я впервые на сотую долю секунды задумалась о том, что возможно занимаюсь не тем делом, что мне отыскать на дне своей душонки другой талант, например, продавать туфли. Вдруг я стану первоклассным продавцом?
В тот день мы столкнулись на площадке на моего, одиннадцатого, этажа. Я спускала рыбью чешую в мусоропровод. Отходить было уже поздно и неприлично, хотя всё моё существо и кричало: «развернись и беги!»
Поздоровались. Крауд кивнул, взял меня под руку, потащил к стеклянной двери на чёрную лестницу. Я молча подчинилась, боясь криком привлечь внимание соседки-сплетницы, любительницы обсасывать как леденцы пикантные моменты.
— Видишь это стекло? — говорил Крауд. — Думаешь, это простое стекло?
— Послушайте, мне некогда! У меня сейчас суп убежит! А ещё столько страниц Киттри читать!
Я безуспешно рванулась из его рук. Но Крауд только сжал сильнее, бросил на меня мимолётный взгляд, полный безумства, и затараторил злее и возбужденнее.
― Киттри? Я же сказал тебе избавиться от всяких Фрейдов и ему подобных болтунов! Учись слушать, что тебе говорят!
Он схватил меня за загривок, и мне пришлось неестественно выгнуться. Если нас застанут в этой нелепой позе, мне месяц будет стыдно выходить из дома. А если мегера-соседка донесёт моему начальнику, меня могут и из клиники турнуть за неподобающее поведение.
Я тихо зарычала и попыталась вывернуться. Но Крауд обладал силой удава! Наши тела оказались так близко, что злодей, наверняка, слышал, как колотится моё сердце. Щёки пылали. Я взмокла, и футболка гадко прилипла к подмышкам и спине. .
— Это дверь потусторонних миров. За ней находится волшебный мир…
Он наклонился ко мне ближе, словно хотел поцеловать. Я отвернулась, избегая неприятной встречи с глазами сумасшедшего, но я не могла ускользнуть от его вкрадчивого голоса:
— Это злой мир, очень опасный. Ты должна его остерегаться. Слышишь? Остерегаться. Он засосёт тебя, поглотит, переварит – и всё. Понимаешь?
Он грубо развернул моё лицо к себе. Я похолодела, меня пробила нервная дрожь. Ноги подкосились. Жутко заболела голова, словно я вдохнула дурман из магазина с бомбочками для ванн.
А Крауд лишь впился в меня серыми глазами. Мне хотелось провалиться под землю, сгореть на костре, лишь бы не переживать каждое мгновение этого мерзкого разговора, когда любое его движение – несущий гибель рывок, а слово – порывистое сопение ночного маньяка-насильника - плода моей больной фантазии.
— Бойся, дитя мое, бойся! Если однажды нечто появится из стекла, беги и не оглядывайся! Если же ты прикоснёшься к нему, то чёрная магия завладеет тобой, — он наклонился ближе, задел меня носом, я почувствовала его дыхание. — Так что беги, беги!
— Довольно!
Я резко дернулась, ударила Крауда по голеностопу, вырвалась из его объятий, забежала в крепость-квартиру, поскорее заперла дверь на три засова и, тяжело дыша, посмотрела в глазок. Сердце моё отбивало бешеный ритм.
Крауд вздохнул и покачал головой.
— Псих, — пробормотала я и поспешила на кухню спасать выкипающий суп. Выключив плиту, я поспешно осмотрела всю квартиру, проверяя нет ли кого дома. Но, слава богу, никто не видел, с каким позором я вернулась. Я зашла в ванную комнату, стянула с себя одежду, пропитанную потом и страхом, бросила её в раковину, посыпала порошком и открыла воду. Пока раковина, сливное отверстие которой заткнула футболка с Микки Маусом, наполнялась водой, я залезла в ванну, задёрнула шторку с розовыми цветами и включила душ. На мгновение мне показалось, что напор воды вот-вот сорвёт распылитель. Я извела добрую половину флакона шампуня, вымывая запах одеколона Крауда.
Но с тех пор мрачные мысли о притаившемся на лестнице зле пугали меня, и я пользовалась только лифтом.
Некоторое время спустя я узнала ещё об одной странности Крауда. Он приходил из ниоткуда и уходил в никуда. Я всегда думала, что он живёт парой этажей выше или ниже и от скуки прогуливается по чёрной лестнице, временами заглядывает на другие этажи ради болтовни с жильцами, не такими настырными психоаналитиками, как я. Но мне никогда не удавалось отследить, откуда именно Крауд появляется и куда уходит после. Другие жильцы тоже толком ничего не знали. Впрочем, в этом нет ничего странного. Я живу – я прожила - в этом доме десять лет и до сих пор не запомнила соседей, потому что сталкиваюсь с ними раз в полгода в лифте, случайно, конечно. Так и остальные – редко видят друг друга, редко дружат, сплетен не собирают (кроме, мегеры из пятьдесят девятой), все ужасно занятые и замкнутые, напыщенные погруженцы в свой мирок.
Одним весенним вечером мне захотелось подышать воздухом. Я вышла в общий коридор. Заколдованная дверь по счастью уже была отворена, и я выбралась на балконную площадку. Оттуда ещё одна дверь со стеклом вела на лестницу. Я с опаской взглянула на неё, словно саблезубый монстр мог вот-вот повернуть ручку, протиснуться в щёлку и сцапать меня.
Предчувствие, ощущение того, что я не одна, заставило меня оглядеться.
Крауд парил этажом ниже в десяти метрах от стены дома.

Продолжение следует.