Синема-синема, от тебя я без ума…

[m-u-s-a]

В моем дворе живет кот. Он черный от кончика ушей до кончика хвоста. С котом мы общаемся как приятели. Я говорю: «привет, котяра!». Он отвечает «мяу», если ему не лень. Однажды я пообещал коту, что вставлю его в рассказ, а он - что не будет вести себя по-скотски и перебежал мне дорогу, надеюсь в последний раз. Вот, я вставляю его в рассказ (привет, котяра!), и ни на что не надеюсь, потому как коты - они сКОТские, особенно черные.

Я помню времена, когда секса в нашей стране не было. Времена те уже канули в Лету и, увы, вряд ли помнят меня, мальчугана с серыми глазами, наивного советского школьника-пионера, зубрящего прописные истины, гоняющего во дворе мяч и играющего в «сыщики-разбойники».
…Когда другу своему Сереге я залепил футбольным мячом между ног, он согнулся напополам, попрыгал на полусогнутых, отдышался и прошептал: «Дурак, без детей оставишь!» Я подумал «при чем тут дети?», но не спросил тогда, постеснялся, понял лишь, что Серега знает то, чего не знаю я. В другой раз в шкафу родителей я обнаружил нечто (я бы сказал что, да не помню), позвал бабушку Маню и спросил «баб, а что это?». Бабуля меня наругала, сказала, чтоб не лез куда нельзя. Я и не лез.
Секс, на мой взгляд, появился в СССР с открытием первых видеосалонов (а было это в самом конце 80-х), хотя очень может быть, что к тому времени я просто успел до него, секса, дорасти. Видеосалоны, особенно первые, заведениями были весьма занятными: организаторами арендовался какой-нибудь подвал, у одной из его стен ставился советский цветной телевизор, на него водружался видеоплеер, оставшееся же место отводилось стульям. У входа в заведение висело рукописное расписание сеансов с указанием жанра («Воспламеняющая взглядом», ужасы; «Горячая жевательная резинка», эротика и т.д.). Минут за пятнадцать до сеанса перед входом собиралась значительная толпа, к искусству приходилось прорываться с боем. Если же мест не хватало, охраной приносились дополнительные стулья, девушки садились юношам на колени, кто-то соглашался вкушать кино стоя. Было тесновато, весело, если крутили комедию, жутковато – если пугали ужасами (помню, однажды позади сидел одноклассник и тыкал меня в бок в самые неподходящие моменты; я вздрагивал, он гоготал), тихо – если крутили эротику, потому как смотреть эротику в тесноте было неловко и непривычно.
Однажды (а эпоха видеосалонов тогда была на самом взлете) в газете я прочитал объявление о том, что в видеосалоне на окраине города состоится эксклюзивный просмотр фильма, составленного из лучших эротических сцен советских и зарубежных картин. В те времена ничего эротичнее «крутой эротики» под названием «Горячая жевательная резинка» видеть мне не приходилось (легендарная «Легенда о Нараяме» появилась несколько позже), а в фильмах «до 16», что показывали в советских кинотеатрах, даже эротики обычно не наблюдалось, не говоря уже о сексе: так – мелькнет пара обнаженных бюстов. Я представил, ЧТО мне собираются показать. Получился калейдоскоп женских прелестей, советских и западных. Идея нарезания лучших эротических сцен, на мой взгляд, была хороша. И как такая очевидная и явно удачная в коммерческом смысле мысль не пришла кому-нибудь до этого дня?
Газета была аккуратно сложена и убрана в потайной карман куртки, о планируемом эротическом просмотре я никому ничего не сказал, подумав, что кто-то, не столь продвинутый (например, та же бабушка Маня), мог посчитать меня сексуально одержимым и вообще запретить выходить из дому, а вечером отправился на другой конец города. Ехать пришлось долго и муторно, с тремя пересадками, но обещанное зрелище того стоило. И вот он – видеосалон, место, где меня, обычного советского школьника, приобщат к высокому (а лучше – низкому) искусству советской и западной эротики в самом ее пошлом (я надеялся) виде. Ничего, что выглядит видеосалон как старый подвал жилого дома (потому как таковым и является), ничего, что телевизор в нем наверняка рябит, а от страждущих эротики, что будут сидеть рядом на едва дышащих стульях, разит потом. Все это преходяще, и только искусство вечно, особенно эротическое. Подхожу к расписанию сеансов, вожу пальцем по скрюченным рукописным буковкам. Нужного сеанса нет. «Горячая жевательная резинка-2 (крутая эротика)» есть и «Брюс Ли в главной роли чего то там», тоже есть, а нарезки лучших эротических сцен из советских и западных фильмов нету. Топчусь у расписания, не знаю, что делать. Спросить, вроде бы неудобно. Уходить тоже не хочется (зачем перся тогда на край города?). Достаю газету, разворачиваю. Вот же он сеанс: «нарезка лучших…»
Решаюсь спросить у охранника. А охранник, он здоровый и квадратный, почти каменный, весь в бицепсах и трицепсах стоит в одной майке, в зубах ковыряется.
- Простите, - говорю, - а сеанс вот этот (тыкаю в газету) сегодня будет?
- Чего? – спрашивает.
- Сеанс, - говорю, - сегодня…
- Рубль, - отвечает и ладонь протягивает.
Инстинктивно тянусь к карману за рублем (а там целый трешник, на случай если бы эротический сеанс дорогим окажется) и останавливаю себя.
- А чего покажут? – спрашиваю.
- Чего-чего, «резинку», читать не умеешь?
«Резинку» смотреть я не согласен, потому как фильм может и ничего, но эротикой там если и пахнет, то весьма слабенько. Отправляюсь восвояси, к себе домой за тридевять земель, да с тремя пересадками, а по дороге размышляю о том какие подлые люди: вводят граждан советских в заблуждение и хоть бы хны. Разворачиваю еще раз газету и вижу, что газета то не простая, газета от первого апреля. Пошутил кто-то просто, а я и повелся.

В своем дворе я появился, когда было изрядно темно. У подъезда никого не было, только кот сидел, вылизывая себе что-то пониже копчика. «Мяу», - приветствовал он меня. «У тебя вся спина белая, котяра», - заметил я. Кот посмотрел себе на спину, ничего там белого не увидел и спросил: «мяу?». «С первым апрелем!», - сказал я и отправился домой. Видео у меня тогда не было, а телевизор советский был, правда, черно-белый. Показывали по нему серую советскую ересь, а хотелось цветных картинок с голыми женщинами, советскими и не очень. Увы, их не было. Зато, они мне приснились, обнаженные и в цвете. А еще приснился кот. Он смотрел, угольно черный, на них – цветных – мяукал и лыбился во всю свою кошачью пасть. Зачем он приперся в мой эротический сон не понятно.