Когда человек не знает, к какой пристани он держит путь, ни один ветер не будет ему попутным (с)
Название: Последнее солнце
Автор: IrrLicht Macabre
Жанр: драббл, фантастика
читать дальшеЯ изо всех сил зажимаю ладонями уши и кричу во все горло. Но не слышу своего голоса, только чувствую, как раздирает связки. Здание, в подвале которого я нахожусь, обваливается от ударов извне. Я знаю, что падают потолочные перекрытия, мгновенно рассыпаясь на куски, знаю, что крошится дерево. Знаю, что пылится стекло. Неконтролируемый ужас постепенно сменяется судорожным желанием залезть глубже под обвалившиеся камни, так, чтобы меня не стали искать.
Сжимаю пальцами виски, пытаюсь унять звон в ушах. Я ничего не слышу, кроме него. Со всех сторон я зажат строительным мусором, мне неудобно, но попытаться выбраться не хочется. Незачем. Как будто бы откуда-то издалека я слышу взволнованный мужской голос. Меня ищут. Старческие пальцы, заходящиеся крупной дрожью от паники и ужаса, выламывают меня из-под камня. Я не могу даже стоять, мое тело почти не слушается меня. Мне не больно, я просто не могу. Не разбираю слов старика, но видно, что он взволнованно что-то кому-то объясняет и чего-то от кого-то требует. Не вижу того, кто стоит рядом, кажется, моя мама. Сидя на щербатом окровавленном полу, я осторожно оглядываюсь. Дом почти до основания разрушен, кто-то роется в завалах, кто-то лежит рядом в луже крови. Кто-то кого-то пытается спасти, люди ищут друг друга. Гарь и пыль. Мусор. Снова черное забытье.
С некоторых пор мне нельзя выходить на улицу. Точнее, мне нельзя покидать пределов определенной дислокации – резервации, где находятся подобные мне люди и те, кто в силу каких-то обстоятельств пожелал остаться с ними. Я болею, чем-то таким, за что ко мне испытывают ненависть и отвращение все остальные люди, которые не болеют и не живут в резервации. Не знаю, чем я опасен, я не гнию заживо, не могу инфицировать других людей, я адекватен, просто у меня белая кожа. Как мел. И все. Это единственное мое отличие. И таких, как я, в резервации множество. И мы боимся солнечного света, поэтому всегда носим серые балахоны, и вообще с ног до головы закутаны в какие-то неопределенного цвета драные тряпки. И по этому тряпью нас легко вычислить, потому что все остальные носят белые тоги.
Кожа старика, вытащившего меня, нормального цвета, цвета ядерного загара, и кожа моей мамы тоже, хотя я никогда не вижу ее лица, всегда только кисти рук. Кожа четырех мальчишек, с которыми я живу в одной комнате, как мел. Мне нельзя жить в одной комнате с моей семьей. И им тоже нельзя. Никому нельзя. Моя семья живет в соседней комнате, сразу за толстой, дырявой стеной, через которую я слышу их голоса, они всегда говорят об одном и том же. Что мы должны уйти. Куда? Почему? Мы просто должны уйти. Наверное, потому, что скоро нас должно не стать. Резервацию должно уничтожить.
Медленно, лениво, поднимаюсь по выщербленным пыльным ступеням, по старой привычке заглядывая в каждое окно каждого этажа, сверяя расплавленный горячий горизонт предыдущего со следующим. Одинаково. Разбитые стекла ощерившихся окон. Дальний рубеж и часовые. Их хорошо видно в чадящем мареве заката, чернеющих и просыпающихся. К ночи всегда усиливают посты. Ночью легче уйти. Поэтому на обзорных башнях всегда выставляют лампы дневного света. Много ламп. Поганый ультрафиолет. И поганые часовые шавки, лающие всю ночь, перекрикиваясь.
Нас пятеро в тесной душной комнате, на гадко-теплом полу, покрытом вытертой кожаной шкурой. Старший из нас – высокий и тощий, большей частью молчаливый, возможно, слишком серьезный, и в чем-то даже пафосный. Двое близняшек, полнейшие отморозки, всегда лезут на рожон и делают глупости, поэтому старший на них всегда рычит. Но им до пизды. Самый младший – тихий, замкнутый мальчик лет пятнадцати, всегда смотрит в упор исподлобья, всегда о чем-то думает, что-то решает, всегда собран и готов, самый ласковый, отзывчивый. В свете ультрафиолетовых ламп он кажется совсем прозрачным. Они знают, что мы уходим этим утром, и они уже готовы.
Первый луч ядовитого солнца прорезает пустынную землю, и часовые, сменяясь, отключают свет. Легкие синие сумерки на несколько минут накрывают резервацию. Нам пора, другого времени у нас не будет. Мы стоим перед закрытой дверью, и, когда старший кладет ладонь на хлипкую рукоять, она с грохотом распахивается, и в темное помещение вламываются несколько человек в военной форме. Нас распихивают в разные стороны и сбивают с ног. Командир тут же разражается ругательствами и с удовольствием лупит кого ни попади по ребрам. Старший, оскалившись, даже не закрывается, отшибленные близнецы пробуют огрызаться в ответ, кидаясь на солдат, младший тихо сопит, злобно зыркая из-под поставленного блока. Мне жаль его, это он предложил сбежать.
Сцепив нас наручниками, отряд выволок всех пятерых на еще не успевший нагреться песок. Сквозь разодранные тряпки виднеется мраморная кожа, испещренная голубым венками, которую начинает прижаривать утреннее солнце. Она краснеет на глазах и покрывается испариной. Как будто запекается. За шиворот меня тащит огромный солдат в песочном камуфляже, выворачивая плечи, и я думаю только о том, содрать ли мне с себя зашкваренную шкуру или же попробовать завернуться в то, что осталось от моего разорванного балахона, чтобы спастись от солнца. Мне больно.
Глухая бетонная стена, в два метра толщиной, прострелянная, в бурых пятнах. Куда еще нас могли привести. Только к последнему рубежу. Расстрельная команда уже на месте, и нас швыряют к стене. Здесь тень, и я прижимаюсь раскаленной спиной к холодной, шершавой поверхности бетона. Даже вывернутые плечи перестали ныть. Я вижу того человека, который будет стрелять в меня, вижу его оружие, он готовится, заряжает. Всего один патрон. Медленно, нехотя, он не торопится, но и не тянет время. Смакует. Близнецы заходятся истерическим хохотом, вбиваясь в стену и сыпая проклятиями. Остальные гордо сидят на коленях, молча встречая смерть. А мне страшно. Я смотрю на черное дуло, и мне страшно. Что он промахнется, и мне все равно не уйти.
Нам не положено последнее слово или последнее желание. Только вопрос – глаза завязать или нет. Повязку никто не выбирает, ведь отвести взгляда от черного круга дула винтовки невозможно. Солнце медленно вторгается в тень от стены, команда не спешит, наматывает нервы, ждет, пока кто-то из нас сорвется. Вижу, как солнечный лучик ласково лизнул голое плечо близняшки, и он, не дернувшись в сторону от солнца, диким голосом заорал «Стреляй…!!!»
Название: Эко
Автор: IrrLicht Macabre
Жанр: драббл, фантастика
читать дальшеНачало обычного рабочего дня. Просторный офис, представляющий собой большую залу с высокими потолками, кондиционерами и широкими окнами, за которыми видно утреннее летнее солнце. Просыпающийся мегаполис. Робкий ветер легонько шелестит открытыми жалюзи. Один из отделов экспериментального центра. Обычные офисные сотрудники, из спецодежды только черные брюки и белая рубашка, кругом оргтехника, стопки бумаг и папок, книги, канцелярский хлам, бесконечным потоком телефонные звонки, немыслимое количество персонала. Юбки-карандаши стоят стайкой возле кулера и с отрешенно-деловым видом обсуждают новинки производства, перебирая ворохи документов. Кучка мини-юбок, смешливо оглядываясь и хихикая, сплетничает возле коридорчика, ведущего в женские туалеты. Туго затянутые галстуки спешат на утренние отчеты, перебрасываясь наигранно-серьезными комментариями по поводу вчерашнего хоккейного матча и очередных зубов на льду. Толстые стекла очков в черной оправе торопливо загружают рабочие программы, одновременно готовя кофе.
Несколькими этажами ниже, глубоко под землей, огромный машинный цех. Сердце производства и душа. Бесконечные тесты передовых технологий, гражданских и военных. Яркие спецовки со светоотражателями, строительные каски, фонари, тяжелая обувь. Здесь шумно и жарко. Поминутно что-то загорается, взрывается, сыплет искрами, жужжит, грохочет. Персонал общается исключительно криками, чтобы слышать друг друга хоть как-то. Машины разных размеров, от самых крошечных до громоздких и устрашающих, упирающихся в свод потолка. Жилы и капилляры кабелей и проводов, переплетающиеся на полу и провисающие от одной машины к другой. Стационарные прожекторы, укрепленные под потолком и весящие несколько сотен килограммов, и маленькие фонарики, которые обычно держит во рту каждый инженер-тестер. Длинные рабочие столы завалены гаечными ключами, отвертками, контрольно-измерительными приборами, инструментами, разноцветными оплетками, обрезками листового железа.
Непреодолимое желание уткнуться лбом в пробел и поспать еще хотя бы час. Сижу и поминутно дергаю давящий воротник форменной рубашки. Ненавижу галстуки. Мой кофе еще не остыл, ароматный и крепкий, но проснуться он не помогает. Может, чашка слишком маленькая. Упорно борюсь с подвисающей рабочей программой, она не менее упорно шлет меня на хуй. Дурацкая усталость, а ведь еще только утро. Часы в уголке монитора безобразно расплываются, и я не вижу время. Хочется домой, спать. Ко мне подходят коллеги, мы о чем-то разговариваем, но сути я не улавливаю, обмениваемся какими-то документами. Все на автомате. Наконец меня оставляют в покое. Каждое рабочее место отделено от других невысокими перегородками из оргстекла, я вижу своих коллег через прозрачное стекло, в тех местах, где оно не закрыто развешенными листками с какими-то надписями, формулами, текстами, но слышу их плохо. Их голоса сливаются в монотонный гул. Положив локти на стол и оставив попытки восстановить работоспособность программы, держу свою кружку, обхватив ее ладонями и пристально наблюдаю чуть покачивающиеся блики, оставляемые на черной поверхности жидкости лампами.
Вижу, как блики резко дернулись, по поверхности кофе прошла рябь, чувствую ладонями тонкую вибрацию кружки. Изображение монитора качнулось, и программа вылетела, оставив меня наблюдать экран смерти. Дальше – сильнее, лампы начали гаснуть, заходясь в неистовом подмигивании и стрекоте, гулкая вибрация стола. Работа в отделе медленно прекращается, и персонал вслушивается в происходящее. Зудящая тишина. Следующий удар заставляет дрожать стекла, карандаши и мини начинают визжать и паниковать, галстуки повскакивали с мест и опасливо озираются, толстые очки, открыв рот, медленно впадают в состояние ступора и невозможности реагировать. Я сижу и держу свою чашку, смотрю, как из нее выплескивается на пальцы кофе. В зале отчетливый запах гари.
В следующее мгновение начинают дрожать стены. Они трескаются, расходясь разломами к потолку, с которого падают искрящиеся лампы, куски штукатурки. Начинается давка, все ломятся к выходам, не давая друг другу пройти, кто-то подрался, кто-то плачет. Кровь. Активизация системы пожаротушения, с оставшегося потолка градом валится грязная, холодная вода. Осколки лопнувших стекол разлетаются в разные стороны и застилают пол, хрустя под ногами. Первые языки пламени, виднеющиеся на лестничной площадке. Крики, ругань. Кровь. Первые жертвы, переломанные и раздавленные, как куклы, с торчащими обломками чернеющих костей.
Я сижу в опустевшем зале и не могу сдвинуться с места. Дым ест глаза, я не могу даже вытереть слезы. Просто смотрю, как горят столы, как крошатся стены, рвутся кабели, искрят машины. Нервно озираюсь и поднимаюсь на ноги, пробираюсь к выходу, почти ползком, руки-ноги не слушаются меня. Они в крови, но боли нет. От лестницы тоже почти ничего не осталось, кругом огонь, какая-то черная жидкость на камнях, раскрошенный кирпич, битое стекло. Снова кровь, но нет ни одного человека. Следующий этаж, следующий зал. Гарь душит, стойкий запах крови и горелого мяса, разорванные тела на кусках арматуры, торчащие руки из-под упавших плит, обломки металла, пластика, какой-то мусор, грязь, кругом льющаяся вода. Я постоянно спотыкаюсь и падаю, и когда встаю снова, мне кажется, что что-то тянет меня вниз. Под ногами горящая черная вода.
Наконец слышу крики, какой-то шум. Там, где было помещение, смежное с машинным цехом, сейчас собран весь оставшийся в живых персонал центра. Они испуганы до полусмерти, почти все ранены, кто-то кричит, кто-то плачет, кто-то стонет и причитает. Многие лежат без сознания. Я вижу, как в глубине цеха работают машины, похожие на турбины, яростно перемалывающие воздух с грохочущим лязгом. Технический персонал пытается их остановить, но становится только хуже, они начинают вращаться с большей скоростью, создавая сильные потоки ветра и норовя изрубить лопастями все, что попадется. Выставляют металлические ограждения, заслоняя машины, закрывают их тяжелыми воротами с черно-желтыми полосатыми обозначениями и красными сигналами.
Эвакуация уже началась. Вижу спецтехнику спасателей, машины реанимации, пожарные шланги. Я медленно подхожу к толпе перепуганного народа, скопившегося у разломанного проема окна. Мы должны быть под землей, но я смотрю вниз, с высоты пятого этажа. От прилегающей к центру территории ничего не осталось, кругом трещины, уходящие глубоко в землю, из которых вырывается пламя. Смотрю на линию горизонта: уже вечер, начинает темнеть, закатное солнце высвечивает небо алым, горячим желтым и фиолетовым. А может, небо такое из-за полыхающей земли. На сколько хватает глаз, кругом все горит и рушится. Черные всполохи воронья шарахаются ввысь.
Сквозь сон слышу надрывающийся будильник. 6:30 утра. Кое-как выбравшись из-под одеяла, шаркаю к окну и несколько секунд наблюдаю просыпающийся мегаполис. Рассветное чистое небо. Такое безмятежное, мирное. Нужно собираться на работу. Надеюсь, сегодня мне не подсунут очередную гору документов, и с рабочей программой будет все в порядке.
Автор: IrrLicht Macabre
Жанр: драббл, фантастика
читать дальшеЯ изо всех сил зажимаю ладонями уши и кричу во все горло. Но не слышу своего голоса, только чувствую, как раздирает связки. Здание, в подвале которого я нахожусь, обваливается от ударов извне. Я знаю, что падают потолочные перекрытия, мгновенно рассыпаясь на куски, знаю, что крошится дерево. Знаю, что пылится стекло. Неконтролируемый ужас постепенно сменяется судорожным желанием залезть глубже под обвалившиеся камни, так, чтобы меня не стали искать.
Сжимаю пальцами виски, пытаюсь унять звон в ушах. Я ничего не слышу, кроме него. Со всех сторон я зажат строительным мусором, мне неудобно, но попытаться выбраться не хочется. Незачем. Как будто бы откуда-то издалека я слышу взволнованный мужской голос. Меня ищут. Старческие пальцы, заходящиеся крупной дрожью от паники и ужаса, выламывают меня из-под камня. Я не могу даже стоять, мое тело почти не слушается меня. Мне не больно, я просто не могу. Не разбираю слов старика, но видно, что он взволнованно что-то кому-то объясняет и чего-то от кого-то требует. Не вижу того, кто стоит рядом, кажется, моя мама. Сидя на щербатом окровавленном полу, я осторожно оглядываюсь. Дом почти до основания разрушен, кто-то роется в завалах, кто-то лежит рядом в луже крови. Кто-то кого-то пытается спасти, люди ищут друг друга. Гарь и пыль. Мусор. Снова черное забытье.
С некоторых пор мне нельзя выходить на улицу. Точнее, мне нельзя покидать пределов определенной дислокации – резервации, где находятся подобные мне люди и те, кто в силу каких-то обстоятельств пожелал остаться с ними. Я болею, чем-то таким, за что ко мне испытывают ненависть и отвращение все остальные люди, которые не болеют и не живут в резервации. Не знаю, чем я опасен, я не гнию заживо, не могу инфицировать других людей, я адекватен, просто у меня белая кожа. Как мел. И все. Это единственное мое отличие. И таких, как я, в резервации множество. И мы боимся солнечного света, поэтому всегда носим серые балахоны, и вообще с ног до головы закутаны в какие-то неопределенного цвета драные тряпки. И по этому тряпью нас легко вычислить, потому что все остальные носят белые тоги.
Кожа старика, вытащившего меня, нормального цвета, цвета ядерного загара, и кожа моей мамы тоже, хотя я никогда не вижу ее лица, всегда только кисти рук. Кожа четырех мальчишек, с которыми я живу в одной комнате, как мел. Мне нельзя жить в одной комнате с моей семьей. И им тоже нельзя. Никому нельзя. Моя семья живет в соседней комнате, сразу за толстой, дырявой стеной, через которую я слышу их голоса, они всегда говорят об одном и том же. Что мы должны уйти. Куда? Почему? Мы просто должны уйти. Наверное, потому, что скоро нас должно не стать. Резервацию должно уничтожить.
Медленно, лениво, поднимаюсь по выщербленным пыльным ступеням, по старой привычке заглядывая в каждое окно каждого этажа, сверяя расплавленный горячий горизонт предыдущего со следующим. Одинаково. Разбитые стекла ощерившихся окон. Дальний рубеж и часовые. Их хорошо видно в чадящем мареве заката, чернеющих и просыпающихся. К ночи всегда усиливают посты. Ночью легче уйти. Поэтому на обзорных башнях всегда выставляют лампы дневного света. Много ламп. Поганый ультрафиолет. И поганые часовые шавки, лающие всю ночь, перекрикиваясь.
Нас пятеро в тесной душной комнате, на гадко-теплом полу, покрытом вытертой кожаной шкурой. Старший из нас – высокий и тощий, большей частью молчаливый, возможно, слишком серьезный, и в чем-то даже пафосный. Двое близняшек, полнейшие отморозки, всегда лезут на рожон и делают глупости, поэтому старший на них всегда рычит. Но им до пизды. Самый младший – тихий, замкнутый мальчик лет пятнадцати, всегда смотрит в упор исподлобья, всегда о чем-то думает, что-то решает, всегда собран и готов, самый ласковый, отзывчивый. В свете ультрафиолетовых ламп он кажется совсем прозрачным. Они знают, что мы уходим этим утром, и они уже готовы.
Первый луч ядовитого солнца прорезает пустынную землю, и часовые, сменяясь, отключают свет. Легкие синие сумерки на несколько минут накрывают резервацию. Нам пора, другого времени у нас не будет. Мы стоим перед закрытой дверью, и, когда старший кладет ладонь на хлипкую рукоять, она с грохотом распахивается, и в темное помещение вламываются несколько человек в военной форме. Нас распихивают в разные стороны и сбивают с ног. Командир тут же разражается ругательствами и с удовольствием лупит кого ни попади по ребрам. Старший, оскалившись, даже не закрывается, отшибленные близнецы пробуют огрызаться в ответ, кидаясь на солдат, младший тихо сопит, злобно зыркая из-под поставленного блока. Мне жаль его, это он предложил сбежать.
Сцепив нас наручниками, отряд выволок всех пятерых на еще не успевший нагреться песок. Сквозь разодранные тряпки виднеется мраморная кожа, испещренная голубым венками, которую начинает прижаривать утреннее солнце. Она краснеет на глазах и покрывается испариной. Как будто запекается. За шиворот меня тащит огромный солдат в песочном камуфляже, выворачивая плечи, и я думаю только о том, содрать ли мне с себя зашкваренную шкуру или же попробовать завернуться в то, что осталось от моего разорванного балахона, чтобы спастись от солнца. Мне больно.
Глухая бетонная стена, в два метра толщиной, прострелянная, в бурых пятнах. Куда еще нас могли привести. Только к последнему рубежу. Расстрельная команда уже на месте, и нас швыряют к стене. Здесь тень, и я прижимаюсь раскаленной спиной к холодной, шершавой поверхности бетона. Даже вывернутые плечи перестали ныть. Я вижу того человека, который будет стрелять в меня, вижу его оружие, он готовится, заряжает. Всего один патрон. Медленно, нехотя, он не торопится, но и не тянет время. Смакует. Близнецы заходятся истерическим хохотом, вбиваясь в стену и сыпая проклятиями. Остальные гордо сидят на коленях, молча встречая смерть. А мне страшно. Я смотрю на черное дуло, и мне страшно. Что он промахнется, и мне все равно не уйти.
Нам не положено последнее слово или последнее желание. Только вопрос – глаза завязать или нет. Повязку никто не выбирает, ведь отвести взгляда от черного круга дула винтовки невозможно. Солнце медленно вторгается в тень от стены, команда не спешит, наматывает нервы, ждет, пока кто-то из нас сорвется. Вижу, как солнечный лучик ласково лизнул голое плечо близняшки, и он, не дернувшись в сторону от солнца, диким голосом заорал «Стреляй…!!!»
Название: Эко
Автор: IrrLicht Macabre
Жанр: драббл, фантастика
читать дальшеНачало обычного рабочего дня. Просторный офис, представляющий собой большую залу с высокими потолками, кондиционерами и широкими окнами, за которыми видно утреннее летнее солнце. Просыпающийся мегаполис. Робкий ветер легонько шелестит открытыми жалюзи. Один из отделов экспериментального центра. Обычные офисные сотрудники, из спецодежды только черные брюки и белая рубашка, кругом оргтехника, стопки бумаг и папок, книги, канцелярский хлам, бесконечным потоком телефонные звонки, немыслимое количество персонала. Юбки-карандаши стоят стайкой возле кулера и с отрешенно-деловым видом обсуждают новинки производства, перебирая ворохи документов. Кучка мини-юбок, смешливо оглядываясь и хихикая, сплетничает возле коридорчика, ведущего в женские туалеты. Туго затянутые галстуки спешат на утренние отчеты, перебрасываясь наигранно-серьезными комментариями по поводу вчерашнего хоккейного матча и очередных зубов на льду. Толстые стекла очков в черной оправе торопливо загружают рабочие программы, одновременно готовя кофе.
Несколькими этажами ниже, глубоко под землей, огромный машинный цех. Сердце производства и душа. Бесконечные тесты передовых технологий, гражданских и военных. Яркие спецовки со светоотражателями, строительные каски, фонари, тяжелая обувь. Здесь шумно и жарко. Поминутно что-то загорается, взрывается, сыплет искрами, жужжит, грохочет. Персонал общается исключительно криками, чтобы слышать друг друга хоть как-то. Машины разных размеров, от самых крошечных до громоздких и устрашающих, упирающихся в свод потолка. Жилы и капилляры кабелей и проводов, переплетающиеся на полу и провисающие от одной машины к другой. Стационарные прожекторы, укрепленные под потолком и весящие несколько сотен килограммов, и маленькие фонарики, которые обычно держит во рту каждый инженер-тестер. Длинные рабочие столы завалены гаечными ключами, отвертками, контрольно-измерительными приборами, инструментами, разноцветными оплетками, обрезками листового железа.
Непреодолимое желание уткнуться лбом в пробел и поспать еще хотя бы час. Сижу и поминутно дергаю давящий воротник форменной рубашки. Ненавижу галстуки. Мой кофе еще не остыл, ароматный и крепкий, но проснуться он не помогает. Может, чашка слишком маленькая. Упорно борюсь с подвисающей рабочей программой, она не менее упорно шлет меня на хуй. Дурацкая усталость, а ведь еще только утро. Часы в уголке монитора безобразно расплываются, и я не вижу время. Хочется домой, спать. Ко мне подходят коллеги, мы о чем-то разговариваем, но сути я не улавливаю, обмениваемся какими-то документами. Все на автомате. Наконец меня оставляют в покое. Каждое рабочее место отделено от других невысокими перегородками из оргстекла, я вижу своих коллег через прозрачное стекло, в тех местах, где оно не закрыто развешенными листками с какими-то надписями, формулами, текстами, но слышу их плохо. Их голоса сливаются в монотонный гул. Положив локти на стол и оставив попытки восстановить работоспособность программы, держу свою кружку, обхватив ее ладонями и пристально наблюдаю чуть покачивающиеся блики, оставляемые на черной поверхности жидкости лампами.
Вижу, как блики резко дернулись, по поверхности кофе прошла рябь, чувствую ладонями тонкую вибрацию кружки. Изображение монитора качнулось, и программа вылетела, оставив меня наблюдать экран смерти. Дальше – сильнее, лампы начали гаснуть, заходясь в неистовом подмигивании и стрекоте, гулкая вибрация стола. Работа в отделе медленно прекращается, и персонал вслушивается в происходящее. Зудящая тишина. Следующий удар заставляет дрожать стекла, карандаши и мини начинают визжать и паниковать, галстуки повскакивали с мест и опасливо озираются, толстые очки, открыв рот, медленно впадают в состояние ступора и невозможности реагировать. Я сижу и держу свою чашку, смотрю, как из нее выплескивается на пальцы кофе. В зале отчетливый запах гари.
В следующее мгновение начинают дрожать стены. Они трескаются, расходясь разломами к потолку, с которого падают искрящиеся лампы, куски штукатурки. Начинается давка, все ломятся к выходам, не давая друг другу пройти, кто-то подрался, кто-то плачет. Кровь. Активизация системы пожаротушения, с оставшегося потолка градом валится грязная, холодная вода. Осколки лопнувших стекол разлетаются в разные стороны и застилают пол, хрустя под ногами. Первые языки пламени, виднеющиеся на лестничной площадке. Крики, ругань. Кровь. Первые жертвы, переломанные и раздавленные, как куклы, с торчащими обломками чернеющих костей.
Я сижу в опустевшем зале и не могу сдвинуться с места. Дым ест глаза, я не могу даже вытереть слезы. Просто смотрю, как горят столы, как крошатся стены, рвутся кабели, искрят машины. Нервно озираюсь и поднимаюсь на ноги, пробираюсь к выходу, почти ползком, руки-ноги не слушаются меня. Они в крови, но боли нет. От лестницы тоже почти ничего не осталось, кругом огонь, какая-то черная жидкость на камнях, раскрошенный кирпич, битое стекло. Снова кровь, но нет ни одного человека. Следующий этаж, следующий зал. Гарь душит, стойкий запах крови и горелого мяса, разорванные тела на кусках арматуры, торчащие руки из-под упавших плит, обломки металла, пластика, какой-то мусор, грязь, кругом льющаяся вода. Я постоянно спотыкаюсь и падаю, и когда встаю снова, мне кажется, что что-то тянет меня вниз. Под ногами горящая черная вода.
Наконец слышу крики, какой-то шум. Там, где было помещение, смежное с машинным цехом, сейчас собран весь оставшийся в живых персонал центра. Они испуганы до полусмерти, почти все ранены, кто-то кричит, кто-то плачет, кто-то стонет и причитает. Многие лежат без сознания. Я вижу, как в глубине цеха работают машины, похожие на турбины, яростно перемалывающие воздух с грохочущим лязгом. Технический персонал пытается их остановить, но становится только хуже, они начинают вращаться с большей скоростью, создавая сильные потоки ветра и норовя изрубить лопастями все, что попадется. Выставляют металлические ограждения, заслоняя машины, закрывают их тяжелыми воротами с черно-желтыми полосатыми обозначениями и красными сигналами.
Эвакуация уже началась. Вижу спецтехнику спасателей, машины реанимации, пожарные шланги. Я медленно подхожу к толпе перепуганного народа, скопившегося у разломанного проема окна. Мы должны быть под землей, но я смотрю вниз, с высоты пятого этажа. От прилегающей к центру территории ничего не осталось, кругом трещины, уходящие глубоко в землю, из которых вырывается пламя. Смотрю на линию горизонта: уже вечер, начинает темнеть, закатное солнце высвечивает небо алым, горячим желтым и фиолетовым. А может, небо такое из-за полыхающей земли. На сколько хватает глаз, кругом все горит и рушится. Черные всполохи воронья шарахаются ввысь.
Сквозь сон слышу надрывающийся будильник. 6:30 утра. Кое-как выбравшись из-под одеяла, шаркаю к окну и несколько секунд наблюдаю просыпающийся мегаполис. Рассветное чистое небо. Такое безмятежное, мирное. Нужно собираться на работу. Надеюсь, сегодня мне не подсунут очередную гору документов, и с рабочей программой будет все в порядке.
@темы: Проза
-
-
14.06.2011 в 02:59Второе предложение очень тесно связано с первым - настолько, что разумнее было бы их соединить и разделить не точкой, а запятой.
Следующий удар заставляет дрожать стекла, карандаши и мини начинают визжать и паниковать, галстуки повскакивали с мест и опасливо озираются, толстые очки, открыв рот, медленно впадают в состояние ступора и невозможности реагировать.
Стекла, карандаши, и мини - это всё читается в связке с глаголом "дрожать". Отделите стекла и девушек.
градом валится грязная, холодная вода. - град - он и есть вода. Вода валится замерзшей водой.
яростно перемалывающие воздух с грохочущим лязгом.- у Вас получается, что не перемалывают с грохочущим лязгом, а воздух такой - с лязгом.
Выставляют металлические ограждения, - ближайшее к этому существительное во множественном числе - лопасти. Лопасти выставляют ограждения?
очень понравилось. создается четкая, целостная картинка повествования... да и вообще, люблю такой отстраненно-наблюдательный стиль. Становится жутковато, и это хорошая, нужная в подобных произведениях эмоция. спасибо за удовольствие от чтения и творческой удачи Вам.
-
-
14.06.2011 в 18:57-
-
15.06.2011 в 14:14