Первая глава романа. Много выкладывать не буду, чес-слово. Просто хочу знать, читаемо или?...
читать дальше
ГЛАВА I.
Глупо думать об этом в такую минуту, но баронесса ничего не могла с собой поделать: она то и дело вспоминала, что белый ей вовсе не идет - он полнит, и цвет лица от него делается просто ужасным. Почти как у Его Величества. Ну, что с этим поделать, что за нелепые, суетные мысли лезут в голову.
Чтобы отвлечься, баронесса начала смотреть по сторонам (выражение у нее на лице было приличествующее, отрешенно-скорбное). В узкие окна, открытые для света, залетают колючие капли. Видно, как низко тянутся облака; влажный восточный ветер шевелит отсыревшие занавеси. Дождь, судя по всему, сегодня так и не кончится. Грязи на сапогах нанесли столько, что пол выглядит земляным и раскисшим. Тем, кто сидит дальше от стен, должно быть немного теплее. Или это отсюда так кажется... Баронесса вздохнула и еще раз подобрала края накидки. Белой и уже немного грязной.
Ей не хотелось смотреть в сторону гроба. Его Величество и при жизни не был красавцем, а теперь - и подавно. Все боятся мертвых, не она одна. Дворня судачит о дурных приметах. Пришлось включить в службу специальное прошение о ниспослании “мира праху сему, и всем членам его; и покоя, и хладности, и недвижения”, чтобы успокоить тех, кто боится упырей. Баронесса незаметно поежилась. А кто их не боится?..
Разве что канцлер. Она посмотрела на него из-под ресниц, мельком, но он все равно словно почувствовал. Не может такого быть (баронесса старалась думать это погромче); нисколько в это не верю, чушь и сплетни; разумеется, Его Величество умер своей смертью. Епископ, сенешаль и королевский секретарь засвидетельствовали, что перед кончиной он изволил лично передать бразды правления канцлеру. До восшествия на престол Его возлюбленной дщери и наследницы... По-хорошему, надо б распорядиться, чтобы принесли ей сухую накидку. Да нет, к ней слуге и не протиснуться. На таком мерзком холоде, в одном неподбитом плащике. Если так пойдет дело, то восшествия может и не случиться... А вот белый цвет Ее Высочеству идет. Молится, бедняжка. А может, дремлет после бдения.
Канцлеру ничего не делается. Войдя с улицы, он все-таки выглядит суше остальных. Черти на него не так брызжут, с внезапной злостью подумалось ей. Неужели правда, что Его Величество допустил бы видеть его своим зятем? Нет, этого - нет. Но уж теперь-то... Сколько ему лет, надо спросить кого-нибудь. Старше Его Величества, наверняка старше. Но проживет еще лет десять, а то - пятнадцать. Интересно, за то время, что она при дворе, у него даже седины не прибавилось. Как был - с проседью, так и остался. Его Величество заметно облысел за последние пять лет.
Служба все тянется. Епископ, наконец, чувствует себя важной фигурой. Если бы не его напыщенная манера читать, этот дождь был бы куда более сносным. Говорят, в молодости он был очень хорош собой. Сейчас трудно сказать что-либо определенное. Может, и правда. Жаль, что не бывает молодых епископов. Насколько легче было бы слушать службы.
Баронесса разгладила складку на верхнем платье. Скоро ли удастся снять траур? Через год, или раньше, если Ее Высочество соблаговолит выйти замуж. Все-таки вряд ли - год. Раньше. Она снова взглянула на канцлера, и, легко вздохнув, перевела глаза на епископа. А ведь он и будет венчать. Хорошо бы - летом. Будет и потеплее, и повеселее. Хотя Ее Высочеству, наверно, все равно...
Ну, а раз все равно, так нечего и тянуть с этим. Видит небо, они находились уже в трауре. Осенью - Его Высочество принц-наследник, теперь - Его Величество. А старый муж – это не так уж плохо. И, может, Кайса и не продержится десять лет... а Ее Высочество тогда уже будет королевой, и сможет ни о чем не беспокоиться. Канцлер - не развалина, это правда. Дама Эмия уверяет, что отнюдь не развалина. Старый муж борозды не испортит...
Баронесса устыдилась своих мыслей и начала молиться, часто и неискренне поминая покойного супруга. Потом благочестие оставило ее, и она тихонько застучала ногами, пытаясь разогнать стынущую кровь. Святые первого дня, это просто ледышки. Наверно, у Его Величества такие же...
Три дня назад, накануне королевской кончины, весь дворец проснулся среди ночи. Все - от канцлера до последней судомойки. И все знают, что это было такое: это выла собака Второй башни. Ее кости давно истлели во рву, а она все караулит. Лай мертвой собаки слышат только лошади, слышат и начинают храпеть, а вой будит по ночам. Неслышный вой. А заснуть - невозможно. И страшно. Баронесса вспомнила о том, как пряталась под слишком тяжелым и все-таки холодным одеялом от этого беззвучного воя, молилась, давала бестолковые обеты, и - поднесла к глазам край накидки, выбрав местечко посвежее.
Она даже начала было слушать епископа. Но тот не говорил ничего утешительного, и скоро мысли баронессы опять вернулись к мирским делам. А если нет?.. Вдруг станут говорить, что этого нельзя допустить? Вдруг что-нибудь откроется, неважно, что: что-то такое, из-за чего канцлеру нельзя будет стать консортом. За кого Ее Высочеству тогда идти? Баронесса велела себе перестать думать о таких вещах. Камеристка говорит, что от мужских мыслей борода начинает расти. Глупая девка. Но красоты эти мысли точно не добавляют.
В поисках красоты ее глаза пробежались по собравшимся, отмечая порозовевшие веки Ее Высочества, насупленное лицо сенешаля (как будто все это устроено ему, чванному тупице, в пику!), скорбно скривившегося кравчего (лицемер!), важную мину коннетабля, хищное спокойствие канцлера. Большинство придворных просто мерзнут с горестными лицами.
Со двора донесся шум - епископу опять пришлось повысить голос. Чернь собралась на подходах к собору. Это плохо, что король умер до того, как начали сев. Верный знак, что зерно умрет в земле, и урожая никакого не будет. Уже и теперь на кухнях не подходит хлеб, а завтра священники будут служить “винную мессу”, чтобы не скисло вино в погребах. Хотя поможет она или нет... как говорила матушка баронессы, по запаху каши ведь не скажешь - сладко или солоно.
Коннетабль прислал сказать, что в городе прибыло воров: чтобы брали проверенных слуг и не надевали бы украшений сверх меры - заодно и траур будет “чище”. Чище! Болван.
Баронесса опустила глаза и стала смотреть на свои белые перчатки. Сегодня, когда она надевала их, ей показалось, что они натягивались с некоторым трудом. Она еще подумала, что все дело - в погоде. А теперь вдруг ей пришла в голову отвратительная мысль, и, сколько она ни старалась ее прогнать, возвращалась с редкой назойливостью. Баронесса подумала, что начинает стареть.
читать дальше
ГЛАВА I.
Глупо думать об этом в такую минуту, но баронесса ничего не могла с собой поделать: она то и дело вспоминала, что белый ей вовсе не идет - он полнит, и цвет лица от него делается просто ужасным. Почти как у Его Величества. Ну, что с этим поделать, что за нелепые, суетные мысли лезут в голову.
Чтобы отвлечься, баронесса начала смотреть по сторонам (выражение у нее на лице было приличествующее, отрешенно-скорбное). В узкие окна, открытые для света, залетают колючие капли. Видно, как низко тянутся облака; влажный восточный ветер шевелит отсыревшие занавеси. Дождь, судя по всему, сегодня так и не кончится. Грязи на сапогах нанесли столько, что пол выглядит земляным и раскисшим. Тем, кто сидит дальше от стен, должно быть немного теплее. Или это отсюда так кажется... Баронесса вздохнула и еще раз подобрала края накидки. Белой и уже немного грязной.
Ей не хотелось смотреть в сторону гроба. Его Величество и при жизни не был красавцем, а теперь - и подавно. Все боятся мертвых, не она одна. Дворня судачит о дурных приметах. Пришлось включить в службу специальное прошение о ниспослании “мира праху сему, и всем членам его; и покоя, и хладности, и недвижения”, чтобы успокоить тех, кто боится упырей. Баронесса незаметно поежилась. А кто их не боится?..
Разве что канцлер. Она посмотрела на него из-под ресниц, мельком, но он все равно словно почувствовал. Не может такого быть (баронесса старалась думать это погромче); нисколько в это не верю, чушь и сплетни; разумеется, Его Величество умер своей смертью. Епископ, сенешаль и королевский секретарь засвидетельствовали, что перед кончиной он изволил лично передать бразды правления канцлеру. До восшествия на престол Его возлюбленной дщери и наследницы... По-хорошему, надо б распорядиться, чтобы принесли ей сухую накидку. Да нет, к ней слуге и не протиснуться. На таком мерзком холоде, в одном неподбитом плащике. Если так пойдет дело, то восшествия может и не случиться... А вот белый цвет Ее Высочеству идет. Молится, бедняжка. А может, дремлет после бдения.
Канцлеру ничего не делается. Войдя с улицы, он все-таки выглядит суше остальных. Черти на него не так брызжут, с внезапной злостью подумалось ей. Неужели правда, что Его Величество допустил бы видеть его своим зятем? Нет, этого - нет. Но уж теперь-то... Сколько ему лет, надо спросить кого-нибудь. Старше Его Величества, наверняка старше. Но проживет еще лет десять, а то - пятнадцать. Интересно, за то время, что она при дворе, у него даже седины не прибавилось. Как был - с проседью, так и остался. Его Величество заметно облысел за последние пять лет.
Служба все тянется. Епископ, наконец, чувствует себя важной фигурой. Если бы не его напыщенная манера читать, этот дождь был бы куда более сносным. Говорят, в молодости он был очень хорош собой. Сейчас трудно сказать что-либо определенное. Может, и правда. Жаль, что не бывает молодых епископов. Насколько легче было бы слушать службы.
Баронесса разгладила складку на верхнем платье. Скоро ли удастся снять траур? Через год, или раньше, если Ее Высочество соблаговолит выйти замуж. Все-таки вряд ли - год. Раньше. Она снова взглянула на канцлера, и, легко вздохнув, перевела глаза на епископа. А ведь он и будет венчать. Хорошо бы - летом. Будет и потеплее, и повеселее. Хотя Ее Высочеству, наверно, все равно...
Ну, а раз все равно, так нечего и тянуть с этим. Видит небо, они находились уже в трауре. Осенью - Его Высочество принц-наследник, теперь - Его Величество. А старый муж – это не так уж плохо. И, может, Кайса и не продержится десять лет... а Ее Высочество тогда уже будет королевой, и сможет ни о чем не беспокоиться. Канцлер - не развалина, это правда. Дама Эмия уверяет, что отнюдь не развалина. Старый муж борозды не испортит...
Баронесса устыдилась своих мыслей и начала молиться, часто и неискренне поминая покойного супруга. Потом благочестие оставило ее, и она тихонько застучала ногами, пытаясь разогнать стынущую кровь. Святые первого дня, это просто ледышки. Наверно, у Его Величества такие же...
Три дня назад, накануне королевской кончины, весь дворец проснулся среди ночи. Все - от канцлера до последней судомойки. И все знают, что это было такое: это выла собака Второй башни. Ее кости давно истлели во рву, а она все караулит. Лай мертвой собаки слышат только лошади, слышат и начинают храпеть, а вой будит по ночам. Неслышный вой. А заснуть - невозможно. И страшно. Баронесса вспомнила о том, как пряталась под слишком тяжелым и все-таки холодным одеялом от этого беззвучного воя, молилась, давала бестолковые обеты, и - поднесла к глазам край накидки, выбрав местечко посвежее.
Она даже начала было слушать епископа. Но тот не говорил ничего утешительного, и скоро мысли баронессы опять вернулись к мирским делам. А если нет?.. Вдруг станут говорить, что этого нельзя допустить? Вдруг что-нибудь откроется, неважно, что: что-то такое, из-за чего канцлеру нельзя будет стать консортом. За кого Ее Высочеству тогда идти? Баронесса велела себе перестать думать о таких вещах. Камеристка говорит, что от мужских мыслей борода начинает расти. Глупая девка. Но красоты эти мысли точно не добавляют.
В поисках красоты ее глаза пробежались по собравшимся, отмечая порозовевшие веки Ее Высочества, насупленное лицо сенешаля (как будто все это устроено ему, чванному тупице, в пику!), скорбно скривившегося кравчего (лицемер!), важную мину коннетабля, хищное спокойствие канцлера. Большинство придворных просто мерзнут с горестными лицами.
Со двора донесся шум - епископу опять пришлось повысить голос. Чернь собралась на подходах к собору. Это плохо, что король умер до того, как начали сев. Верный знак, что зерно умрет в земле, и урожая никакого не будет. Уже и теперь на кухнях не подходит хлеб, а завтра священники будут служить “винную мессу”, чтобы не скисло вино в погребах. Хотя поможет она или нет... как говорила матушка баронессы, по запаху каши ведь не скажешь - сладко или солоно.
Коннетабль прислал сказать, что в городе прибыло воров: чтобы брали проверенных слуг и не надевали бы украшений сверх меры - заодно и траур будет “чище”. Чище! Болван.
Баронесса опустила глаза и стала смотреть на свои белые перчатки. Сегодня, когда она надевала их, ей показалось, что они натягивались с некоторым трудом. Она еще подумала, что все дело - в погоде. А теперь вдруг ей пришла в голову отвратительная мысль, и, сколько она ни старалась ее прогнать, возвращалась с редкой назойливостью. Баронесса подумала, что начинает стареть.
@темы: Проза
-
-
02.03.2009 в 18:55сырой восточный ветер шевелит отсыревшие занавеси - "сырой" и "осыревшие" рядом некрасиво, замените что-то.
Разве канцлер - думаю, "Разве что канцлер."
посмотрела на него из под ресниц - "из-под"
но он, все равно, словно почувствовал - не нужны запятые.
баронесса старалась подумать это погромче - лучше "думать"
восшествия может и не случится... - "случиться"
а раз - все равно - не нужно тире.
А старый муж, это не так уж плохо - тире вместо запятой.
уже будет королевой, и сможет ни о чем не беспокоиться - не нужна запятая.
устыдилась своих мыслей, и начала молиться - не нужна запятая.
накануне королевский кончины - "королевской"
Пунктацию повторить, опечатки править перед выставлением. Но читается вполне даже, с удовольствием почитаю продолжение)
-
-
02.03.2009 в 19:28Спасибо большое.
Mea culpa, я так люблю запятые! и вот кажется, что лучше перебдеть, чем недобдеть
Сейчас всё выправлю.
-
-
03.03.2009 в 00:41