возможно
всё.
прошу прощения за курсив в тексте, в начале 7-й части. он необходим.
1-2
3-4
5
читать дальшеОна позвонила мне на аэродром. Она знала, что у вертолётного звена плановые учебные полёты, и просила немедленно всё отменить. Умоляла поверить ей на слово. Она не может сказать, что случилось, но я потом сам пойму. Я сказал: «Ладно, отменю, но сейчас приеду к тебе, и ты мне скажешь». – «Нет! Не приезжай! Потом приедешь!» - «Да я всё равно только минут через сорок, через полчаса выберусь». – «А, ну ладно».
До меня, конечно, ничего не дошло. Я позвонил в штаб и сообщил, что отменяю на сегодня все полёты. Курсанты сидят на земле и зубрят особые случаи. Ну вот и всё. А я собрался и поехал. Но не успел.
Она бросилась с крыши шестнадцатиэтажного дома. По времени, это произошло минут через десять после её звонка. Я бы не успел, даже если бы выехал немедленно.
Когда приехала «скорая», она была ещё жива, и умерла по дороге в больницу от обширного травматического кровоизлияния в мозг. Мне сказали, что сделать ничего было нельзя; но что могло бы этого и не случиться, и тогда она, вполне вероятно, осталась бы жива, но непременно стала бы калекой и, скорей всего, слабоумной. Так что ей, может быть, ещё повезло.
Перед смертью она, видимо, находилась в состоянии травматического шока. Сознание её было затемнено. Она говорила обо мне - что я её спас, но что больше она не будет сбивать самолёты.
Я видел её ещё раз - на похоронах. Говорили, что держался нормально. Может быть; не помню. Хотя надрался уже потом, в вертолёте. Не остался на поминки, а поехал на аэродром, залез в вертолёт и надрался. Стал было запускать винт, но нет - баки пустые, как и полагается. Проспался, смотрю: о! - где это я? - в родной машине. Хотел тут же догнать, но тоже нет: никакого горючего, только две пустые бутылки. Ребята сказали - ещё четыре отдал им, на помин души.
читать дальшеЭтот вертолётчик, подполковник ВВС, погиб в Чечне при исполнении служебных обязанностей через несколько месяцев после изложенных им событий. Записи были обнаружены в его личных вещах.
Он перегонял вертолёт Ми-24 из Ингушетии на один из временных аэродромов на северо-востоке Чечни. Самый короткий маршрут проходил над территорией, контролируемой боевиками. Лететь можно было только ночью. Для полёта по обходному маршруту, через Осетию, на месте не было топлива, а доставить его из Ставропольского края (и вообще достать) представлялось весьма проблематичным. Но и оставлять вертолёт было нельзя.
Этот вертолётчик первым обратил внимание на создавшееся положение, в основном он же и занимался всем – «координировал действия по данному вопросу» (например, выяснял возможность доставки топлива). И в конце концов он же, как имеющий достаточный лётный и определённый боевой опыт, взялся лично перегнать вертолёт по прямой. Решение было принято на месте, по обстоятельствам, а потому идти пришлось в одиночку, без экипажа. Идти было меньше часа, а над опасными районами - всего ничего.
Его обстреляли из переносной ракетной установки, на звук, и подбили. По-видимому, было несколько попаданий. Как после этого поступил пилот, в точности не установлено. Возможно, он какое-то время продолжал полёт, тянул к своим, а затем попытался в горах, в темноте посадить повреждённую машину. Но более вероятно, что пилот осознанно принял меры для полного разрушения вертолёта.
Чеченцы радировали ему открытым текстом: «Сажай “вертушку” и уходи», - имея в виду, что «вертушка» с боекомплектом останется им. С командного пункта на аэродроме назначения пытались уточнить, что происходит, и запрашивали о возможности продолжать полёт.
Но этого он ничего не слышал. Рация у него работала на передачу, а не на приём.
И было слышно, как всей Чечне - федеральным штабам и подразделениям, неприятельским базам и полевым отрядам - всем-всем-всем на земле и в воздухе, кто мог его слышать - пилот, по-русски выговаривая слова, но точно ведя мелодию, ни высоким, ни особенно низким, обыкновенным своим голосом пел грузинскую песенку из фильма «Мимино».
Как будто он уже летел ранним, ясным летним утром над тёмными горами в светящейся дымке и над белыми ледниками; над высокими тихими лесами, над холодными и быстрыми мелкими речками, бегущими с гор по дну ущелий. И, может быть, там, куда он летел – – –
Вертолёт врезался в землю и взорвался ярко и великолепно, и дымным, световым, огненным шаром вознёсся снова в тёмное небо.
Обломки горели ослепительным белым пламенем, а потом долго дотлевали, светились в ночи тёплым красноватым светом, как угли костра.
Утром пришли чеченцы, но взять оказалось нечего.
прошу прощения за курсив в тексте, в начале 7-й части. он необходим.
1-2
3-4
5
6.
Полёты отменяются.
Полёты отменяются.
читать дальшеОна позвонила мне на аэродром. Она знала, что у вертолётного звена плановые учебные полёты, и просила немедленно всё отменить. Умоляла поверить ей на слово. Она не может сказать, что случилось, но я потом сам пойму. Я сказал: «Ладно, отменю, но сейчас приеду к тебе, и ты мне скажешь». – «Нет! Не приезжай! Потом приедешь!» - «Да я всё равно только минут через сорок, через полчаса выберусь». – «А, ну ладно».
До меня, конечно, ничего не дошло. Я позвонил в штаб и сообщил, что отменяю на сегодня все полёты. Курсанты сидят на земле и зубрят особые случаи. Ну вот и всё. А я собрался и поехал. Но не успел.
Она бросилась с крыши шестнадцатиэтажного дома. По времени, это произошло минут через десять после её звонка. Я бы не успел, даже если бы выехал немедленно.
Когда приехала «скорая», она была ещё жива, и умерла по дороге в больницу от обширного травматического кровоизлияния в мозг. Мне сказали, что сделать ничего было нельзя; но что могло бы этого и не случиться, и тогда она, вполне вероятно, осталась бы жива, но непременно стала бы калекой и, скорей всего, слабоумной. Так что ей, может быть, ещё повезло.
Перед смертью она, видимо, находилась в состоянии травматического шока. Сознание её было затемнено. Она говорила обо мне - что я её спас, но что больше она не будет сбивать самолёты.
Я видел её ещё раз - на похоронах. Говорили, что держался нормально. Может быть; не помню. Хотя надрался уже потом, в вертолёте. Не остался на поминки, а поехал на аэродром, залез в вертолёт и надрался. Стал было запускать винт, но нет - баки пустые, как и полагается. Проспался, смотрю: о! - где это я? - в родной машине. Хотел тут же догнать, но тоже нет: никакого горючего, только две пустые бутылки. Ребята сказали - ещё четыре отдал им, на помин души.
7.
Дополнительная информация.
Дополнительная информация.
читать дальшеЭтот вертолётчик, подполковник ВВС, погиб в Чечне при исполнении служебных обязанностей через несколько месяцев после изложенных им событий. Записи были обнаружены в его личных вещах.
Он перегонял вертолёт Ми-24 из Ингушетии на один из временных аэродромов на северо-востоке Чечни. Самый короткий маршрут проходил над территорией, контролируемой боевиками. Лететь можно было только ночью. Для полёта по обходному маршруту, через Осетию, на месте не было топлива, а доставить его из Ставропольского края (и вообще достать) представлялось весьма проблематичным. Но и оставлять вертолёт было нельзя.
Этот вертолётчик первым обратил внимание на создавшееся положение, в основном он же и занимался всем – «координировал действия по данному вопросу» (например, выяснял возможность доставки топлива). И в конце концов он же, как имеющий достаточный лётный и определённый боевой опыт, взялся лично перегнать вертолёт по прямой. Решение было принято на месте, по обстоятельствам, а потому идти пришлось в одиночку, без экипажа. Идти было меньше часа, а над опасными районами - всего ничего.
Его обстреляли из переносной ракетной установки, на звук, и подбили. По-видимому, было несколько попаданий. Как после этого поступил пилот, в точности не установлено. Возможно, он какое-то время продолжал полёт, тянул к своим, а затем попытался в горах, в темноте посадить повреждённую машину. Но более вероятно, что пилот осознанно принял меры для полного разрушения вертолёта.
Чеченцы радировали ему открытым текстом: «Сажай “вертушку” и уходи», - имея в виду, что «вертушка» с боекомплектом останется им. С командного пункта на аэродроме назначения пытались уточнить, что происходит, и запрашивали о возможности продолжать полёт.
Но этого он ничего не слышал. Рация у него работала на передачу, а не на приём.
И было слышно, как всей Чечне - федеральным штабам и подразделениям, неприятельским базам и полевым отрядам - всем-всем-всем на земле и в воздухе, кто мог его слышать - пилот, по-русски выговаривая слова, но точно ведя мелодию, ни высоким, ни особенно низким, обыкновенным своим голосом пел грузинскую песенку из фильма «Мимино».
Как будто он уже летел ранним, ясным летним утром над тёмными горами в светящейся дымке и над белыми ледниками; над высокими тихими лесами, над холодными и быстрыми мелкими речками, бегущими с гор по дну ущелий. И, может быть, там, куда он летел – – –
Вертолёт врезался в землю и взорвался ярко и великолепно, и дымным, световым, огненным шаром вознёсся снова в тёмное небо.
Обломки горели ослепительным белым пламенем, а потом долго дотлевали, светились в ночи тёплым красноватым светом, как угли костра.
Утром пришли чеченцы, но взять оказалось нечего.
@темы: Проза
-
-
11.11.2009 в 13:25Интересно и необычно. Понравился язык повествования и то, как Вы передали характер героини. Единственное, не сразу улавливаешь связь между самолетами и самоубийством. Вам уже говорили в комментах к прошлой части - слишком быстрый переход. Я, если честно, перечитала два раза, чтобы понять. Может, кто-то не такой жираф, как я, но подумайте над этим). А в целом, очень даже. И цепляет безусловно.
-
-
12.11.2009 в 12:34-
-
12.11.2009 в 12:41