Je n'ai trouve de repos que dans l'indifference ©
Автор: Sleeping Hilda
Бета: Сержант Кёттль
Жанр: приключения, фантастика, стимпанк
Предупреждения: авторский мир, вольное обращение с некоторыми законами физики
1. На рассвете1. На рассвете
Солнце в этом краю никогда не заходит, а ветер никогда не утихает, и небо над головами людей меняет свой цвет от бледно-желтого в полдень до темно-лилового поздней ночью. Большая часть суши – огромная песчаная пустыня, на которой с трудом отвоевали себе место несколько городов.
Голдбор – одно из самых крупных поселений на континенте и практически негласная столица всей планеты. Он получил свое название за то, что с высоты птичьего полета выглядит большим золотисто-бурым пятном на грязно-коричневой земле. Таким его наблюдает каждый путешественник, прилетающий в город на регулярно курсирующих по континенту дирижаблях. Таким его видел сейчас и Агемит, лорд Нерин, улетающий на палубе торгового воздушного судна «Рассвет» с первыми золотистыми лучами солнца.
Это был мужчина тридцати шести лет, среднего роста, со смуглой кожей, черными растрепанными волосами и темно-карими, практически черными глазами, что вкупе выдавало в нем немалую примесь южной крови. Потомственный аристократ и наследник немалого состояния, Агемит, тем не менее, в свое время выбрал уважаемую, но неподобающую ему по статусу профессию ученого и на сегодняшний день был не почитаемым главой семьи, а почетным членом Голдборского Научного Общества, профессором местной Академии и известным во всем мире изобретателем. Вместе с тем за свое ненормальное пристрастие к науке он давно уже прослыл чудаком, и многие жители города жалели его за странности ничуть не меньше, чем уважали за гениальный ум. Его известные на весь город, не похожие ни на что костюмы с пришитыми к ним часами, цепочками, мангитами и странными циферблатами были вечной темой для шуток. А закрывающая половину лица фарфоровая маска и вовсе стала местной легендой. Впрочем, к повествованию это пока не относится. Из родного города Агемит не уезжал уже без малого десять лет и, по правде говоря, надеялся, что ему никогда уже и не придется этого делать, но судьба внезапно захотела перемен.
Внизу проплывали идеально ровные улицы и прямоугольные крыши с навесами, из множества узких металлических труб шел горячий пар и разбивался о деревянные борта летающего корабля. По мостовым, выложенным светлым желтым камнем, неспешно шли люди в однотонных серых костюмах. Агемит смотрел вниз, и впервые за долгое время в его голове не было ни одной стоящей, да что там - ни одной связной мысли. Внезапно воздушный корабль качнулся, и задумавшийся ученый чуть не выпал за борт.
Сзади тут же раздался уверенный, пожалуй даже раздражающе уверенный мужской голос:
- Что с вами, профессор?.
Чья-то рука поддержала изобретателя за предплечье, помогая устоять на ногах. Агемиту не хотелось оборачиваться, хоть он и понимал, что невежливо переносить собственное дурное настроение на постороннего человека.
- Все в порядке, лорд Шелли, я просто задумался. – Он все-таки заставил себя обернуться и тут же наткнулся на пристальный и холодный взгляд, в котором, несмотря на напускную вежливость, явственно сквозило презрение. Или все же у Нерина с утра разыгралась паранойя?
Перед ним стоял Лорд Дерет Шелли, мужчина на четыре года младше самого Агемита и в каком-то смысле полная его противоположность. Он родился в семье торговца средней руки и, как рассказывают, с юных лет поставил себе цель выбиться в круг аристократов. К двадцати семи ему это удалось: поступив на городскую службу в архитектурную коллегию, необыкновенно деятельный и, несомненно, умный молодой человек завоевал уважение всей Городской Ассамблеи – высшего городского органа самоуправления. Про него, пожалуй, в городе в последнее время ходило не меньше слухов и баек, чем про самого Агемита, но распространяли их в основном молодые барышни из высшего света. И неудивительно: появившийся из ниоткуда в их кругах молодой мужчина оказался начитан, остроумен, безукоризненно воспитан и, вдобавок ко всему прочему, еще и красив, причем черты его лица, несмотря на его низкое происхождение, сделали бы честь любому потомственному аристократу. И вместе со всем этим Шелли оказался абсолютно неприступен: холодно-вежливый и отчужденный, равнодушный к комплиментам и похвалам, он тут же завоевал славу «печального рыцаря» и «настоящего лорда». Его противопоставление с Агемитом, пожалуй, можно было закончить описанием внешности: лодр Дерет был почти на полголовы выше, с характерной для коренных жителей Голдбора светло-золотистой кожей, голубыми глазами и немного вьющимися светло-русыми волосами. И носил он только форменные темно-синие костюмы архитектурной коллегии, к которой принадлежал.
Лорд Дерет держался на слегка раскачивающейся палубе почти уверенно, впрочем он, кажется, давно взял себе за правило выглядеть уверенно в любой ситуации.
- Вы не думаете, что вам лучше пройти в каюту? – Тон архитектора был вежливым настолько, насколько это вообще было возможно, и от этого только больше не понравился Агемиту. Вообще было в этом молодом, кажется, кристально честном и абсолютно всеми уважаемом человеке что-то, что вызывало у профессора почти подсознательное чувство неприязни: в глубине души Нерин был уверен, что подчеркнуто вежливый Дерет Шелли на самом деле презирает всех и каждого. И его самого почему-то в особенности.
- Благодарю вас, но мне хочется побыть здесь. Не волнуйтесь, я не в первый раз на дирижабле. Благодарю за заботу.
Таким идеально вежливым тоном Агемит не разговаривал практически ни с кем: даже с людьми на несколько десятков лет старше он, как правило, держался более естественно. Наверное, Шелли знал об этом, потому что в ответ он красноречиво промолчал и удалился восвояси.
Как вообще эти двое оказались на палубе одного корабля и почему не могли просто вежливо игнорировать друг друга? Увы, они не просто летели на одном дирижабле, они летели вместе. Восемь часов назад, поздним багровым вечером, оба джентльмена вышли из дверей паба, где до этого просидели не один час, и договорились на следующее утро отправиться в совместное путешествие. И цель этого путешествия - еще один повод для того, чтобы, глядя на удаляющийся все быстрее родной город, тихо вздыхать и перебирать в руках цепочку от именных карманных часов.
Дирижабль двигался на восток. Ветер пока дул попутный, поэтому огромные винты за бортом работали в половину мощности и не сильно мешали своим стрекотом. Солнце только что окончательно пожелтело, экипаж корабля пока еще расхаживал взад и вперед по палубе, убирая в трюмы все не привинченные к корпусу предметы. Скоро вместо ящиков с провиантом и мешков с углем на палубе останутся только голые доски, и их будет время от времени засыпать мелким желтым песком.
Корпус летающего корабля всегда делается из дерева, и по форме похож на корпус аналогичного морского судна. Но первое отличие, которое сразу бросилось бы в глаза тому, кому посчастливилось побывать и там, и там – капитанский мостик на дирижаблях располагался на носу. Это было и неудивительно, в общем, потому что иначе обзор капитану загородил бы огромный воздушный шар. А второе отличие – это восемь медных паровых труб, расположенных по центру палубы. Шесть из них наполняют шар горячим воздухом, а еще две служат для оттока остывшего. В трюме, в топочной, эти трубы соединяются с огромными угольными печами. Еще одна отличительная черта каждого дирижабля – это носовая фигура, к которой на ночь крепится фонарь. У каждого корабля она своя, выточенная вручную и обязательно связанная с названием. Например, на носу «Рассвета» было вырезано стройное молодое дерево с восходящим из-за его кроны солнцем.
Капитаном на «Рассвете» была легендарная в дирижабельном флоте личность, адмирал Амелия Ортега, старая знакомая профессора Нерина. Если бы в этом мире существовало такое понятие, как «флагман», то именно «Рассвет» должен был бы стать флагманским дирижаблем, потому что его капитан номинально была командиром всего торгового летающего флота Голдбора. Этой женщине на вид можно было дать около тридцати, она была невысокой и почти неестественно худой. Впрочем, слово «почти» здесь ключевое, потому что существовала все-таки некая грань, которая удерживала облик женщины на границе между «стройной» и «болезненной». (Может быть, такой чертой был плотный кожаный корсет или пара пистолетов на поясе). Цвет ее кожи правильнее всего назвать бронзовым – это был естественный солнечный загар, который достался ей после пары десятков лет полетов над пустыней. Глаза же, напротив, слишком светлые, янтарные, придавали Ортеге некоторое сходство с дикой кошкой. Густые черные волосы всегда заплетались в тугую косу и обвивались вокруг шеи, из-за чего узкое, худое лицо внешне становилось еще меньше. Из одежды, как уже упоминалось, женщина предпочитала кожаные корсеты, кожаные же брюки с металлическими цепочками (повсеместная практика, чтобы не потерять разные важные мелочи) и шерстяные носки, синего или зеленого цвета. Как и большинство коллег по профессии, ботинки она не носила. Увидев в первый раз эту женщину, вы никогда не признали бы в ней легендарного адмирала. Зато услышав хоть раз ее голос, не забыли бы никогда. Низкий и хриплый, он без всякого усилия заглушал шум ветра и винтов и разносился по всей палубе раскатистым эхом.
- Артур, кишка крысиная, я тебя спрашиваю, куда ты потащил этот ящик?
Нет и не будет на всем континенте и в небе над ним ничего более жизнеутверждающего, чем этот голос. Именно он помог Агемиту выйти из нахлынувшей черной меланхолии и снова обратить внимание на окружающий мир.
Коричневая земля, окружавшая его родной город, осталась грязной полосой на горизонте, и теперь внизу был только песок. Живой и вечно движущийся по воле неутихающего ветра, песок давно стал частью каждого живого существа на планете. Без него невозможно было представить себе этот мир. Хотя все знали, что, если воздушный корабль упадет посреди пустыни, то шанс выжить будет один к миллиону - без тихого шороха где-то под кормой многие воздухоплаватели не могли ночью заснуть. Поэтому открывали вечером окна, а утром вытряхивали желтоватую пыль со стола и из собственных постелей. Каждый год хотя бы десять человек в Голдборе пропадали без вести, а потом с палуб дирижаблей люди видели на песке чьи-то кости. А иногда не оставалось и костей, и в погребальные урны вместо пепла клали только бумажку с именем. Это была страшная, но уже до боли родная реальность, и поэтому песок давно никого не пугал, а, наоборот, помогал вспомнить одну простую вещь – что ты все еще жив.
Агемит проследил за движением невысокого бархана: тот то поднимался и тек вперед, то замирал на месте и опадал, будто заметив что-то. Ученый вдруг представил, что притаившийся внизу песчаный холм не просто так движется вслед за ними, а ждет, когда кто-нибудь, зазевавшись, упадет с палубы. И тогда стихия не раздумывая проглотит его. Не со злобы, а просто потому, что это правильно.
«Все правильно», - вдруг подумалось изобретателю. Он достал из кармана свои часы и без особого интереса посмотрел на циферблат: десять часов утра. Самое время исправлять глупости, которые натворил вчера, или же начать делать новые.
«Потому что одной ногой в зыбучем песке ты уже увяз, а из него, как известно, в одиночку еще никто не выбирался». - Мужчина обернулся и посмотрел на низкую дверь: за ней недавно скрылся человек, которого не проглотил бы никакой песок
Вздохнув, изобретатель сделал несколько шагов к этой двери и по пути резко свернул в сторону капитанского мостика. Оттуда на него с сочувствующей ухмылкой на лице смотрела адмирал Ортега.
- Далеко летите, профессор?
- Не очень. Лучше спросите, зачем. Хотя нет, лучше не спрашивайте.
Бета: Сержант Кёттль
Жанр: приключения, фантастика, стимпанк
Предупреждения: авторский мир, вольное обращение с некоторыми законами физики
1. На рассвете1. На рассвете
Солнце в этом краю никогда не заходит, а ветер никогда не утихает, и небо над головами людей меняет свой цвет от бледно-желтого в полдень до темно-лилового поздней ночью. Большая часть суши – огромная песчаная пустыня, на которой с трудом отвоевали себе место несколько городов.
Голдбор – одно из самых крупных поселений на континенте и практически негласная столица всей планеты. Он получил свое название за то, что с высоты птичьего полета выглядит большим золотисто-бурым пятном на грязно-коричневой земле. Таким его наблюдает каждый путешественник, прилетающий в город на регулярно курсирующих по континенту дирижаблях. Таким его видел сейчас и Агемит, лорд Нерин, улетающий на палубе торгового воздушного судна «Рассвет» с первыми золотистыми лучами солнца.
Это был мужчина тридцати шести лет, среднего роста, со смуглой кожей, черными растрепанными волосами и темно-карими, практически черными глазами, что вкупе выдавало в нем немалую примесь южной крови. Потомственный аристократ и наследник немалого состояния, Агемит, тем не менее, в свое время выбрал уважаемую, но неподобающую ему по статусу профессию ученого и на сегодняшний день был не почитаемым главой семьи, а почетным членом Голдборского Научного Общества, профессором местной Академии и известным во всем мире изобретателем. Вместе с тем за свое ненормальное пристрастие к науке он давно уже прослыл чудаком, и многие жители города жалели его за странности ничуть не меньше, чем уважали за гениальный ум. Его известные на весь город, не похожие ни на что костюмы с пришитыми к ним часами, цепочками, мангитами и странными циферблатами были вечной темой для шуток. А закрывающая половину лица фарфоровая маска и вовсе стала местной легендой. Впрочем, к повествованию это пока не относится. Из родного города Агемит не уезжал уже без малого десять лет и, по правде говоря, надеялся, что ему никогда уже и не придется этого делать, но судьба внезапно захотела перемен.
Внизу проплывали идеально ровные улицы и прямоугольные крыши с навесами, из множества узких металлических труб шел горячий пар и разбивался о деревянные борта летающего корабля. По мостовым, выложенным светлым желтым камнем, неспешно шли люди в однотонных серых костюмах. Агемит смотрел вниз, и впервые за долгое время в его голове не было ни одной стоящей, да что там - ни одной связной мысли. Внезапно воздушный корабль качнулся, и задумавшийся ученый чуть не выпал за борт.
Сзади тут же раздался уверенный, пожалуй даже раздражающе уверенный мужской голос:
- Что с вами, профессор?.
Чья-то рука поддержала изобретателя за предплечье, помогая устоять на ногах. Агемиту не хотелось оборачиваться, хоть он и понимал, что невежливо переносить собственное дурное настроение на постороннего человека.
- Все в порядке, лорд Шелли, я просто задумался. – Он все-таки заставил себя обернуться и тут же наткнулся на пристальный и холодный взгляд, в котором, несмотря на напускную вежливость, явственно сквозило презрение. Или все же у Нерина с утра разыгралась паранойя?
Перед ним стоял Лорд Дерет Шелли, мужчина на четыре года младше самого Агемита и в каком-то смысле полная его противоположность. Он родился в семье торговца средней руки и, как рассказывают, с юных лет поставил себе цель выбиться в круг аристократов. К двадцати семи ему это удалось: поступив на городскую службу в архитектурную коллегию, необыкновенно деятельный и, несомненно, умный молодой человек завоевал уважение всей Городской Ассамблеи – высшего городского органа самоуправления. Про него, пожалуй, в городе в последнее время ходило не меньше слухов и баек, чем про самого Агемита, но распространяли их в основном молодые барышни из высшего света. И неудивительно: появившийся из ниоткуда в их кругах молодой мужчина оказался начитан, остроумен, безукоризненно воспитан и, вдобавок ко всему прочему, еще и красив, причем черты его лица, несмотря на его низкое происхождение, сделали бы честь любому потомственному аристократу. И вместе со всем этим Шелли оказался абсолютно неприступен: холодно-вежливый и отчужденный, равнодушный к комплиментам и похвалам, он тут же завоевал славу «печального рыцаря» и «настоящего лорда». Его противопоставление с Агемитом, пожалуй, можно было закончить описанием внешности: лодр Дерет был почти на полголовы выше, с характерной для коренных жителей Голдбора светло-золотистой кожей, голубыми глазами и немного вьющимися светло-русыми волосами. И носил он только форменные темно-синие костюмы архитектурной коллегии, к которой принадлежал.
Лорд Дерет держался на слегка раскачивающейся палубе почти уверенно, впрочем он, кажется, давно взял себе за правило выглядеть уверенно в любой ситуации.
- Вы не думаете, что вам лучше пройти в каюту? – Тон архитектора был вежливым настолько, насколько это вообще было возможно, и от этого только больше не понравился Агемиту. Вообще было в этом молодом, кажется, кристально честном и абсолютно всеми уважаемом человеке что-то, что вызывало у профессора почти подсознательное чувство неприязни: в глубине души Нерин был уверен, что подчеркнуто вежливый Дерет Шелли на самом деле презирает всех и каждого. И его самого почему-то в особенности.
- Благодарю вас, но мне хочется побыть здесь. Не волнуйтесь, я не в первый раз на дирижабле. Благодарю за заботу.
Таким идеально вежливым тоном Агемит не разговаривал практически ни с кем: даже с людьми на несколько десятков лет старше он, как правило, держался более естественно. Наверное, Шелли знал об этом, потому что в ответ он красноречиво промолчал и удалился восвояси.
Как вообще эти двое оказались на палубе одного корабля и почему не могли просто вежливо игнорировать друг друга? Увы, они не просто летели на одном дирижабле, они летели вместе. Восемь часов назад, поздним багровым вечером, оба джентльмена вышли из дверей паба, где до этого просидели не один час, и договорились на следующее утро отправиться в совместное путешествие. И цель этого путешествия - еще один повод для того, чтобы, глядя на удаляющийся все быстрее родной город, тихо вздыхать и перебирать в руках цепочку от именных карманных часов.
Дирижабль двигался на восток. Ветер пока дул попутный, поэтому огромные винты за бортом работали в половину мощности и не сильно мешали своим стрекотом. Солнце только что окончательно пожелтело, экипаж корабля пока еще расхаживал взад и вперед по палубе, убирая в трюмы все не привинченные к корпусу предметы. Скоро вместо ящиков с провиантом и мешков с углем на палубе останутся только голые доски, и их будет время от времени засыпать мелким желтым песком.
Корпус летающего корабля всегда делается из дерева, и по форме похож на корпус аналогичного морского судна. Но первое отличие, которое сразу бросилось бы в глаза тому, кому посчастливилось побывать и там, и там – капитанский мостик на дирижаблях располагался на носу. Это было и неудивительно, в общем, потому что иначе обзор капитану загородил бы огромный воздушный шар. А второе отличие – это восемь медных паровых труб, расположенных по центру палубы. Шесть из них наполняют шар горячим воздухом, а еще две служат для оттока остывшего. В трюме, в топочной, эти трубы соединяются с огромными угольными печами. Еще одна отличительная черта каждого дирижабля – это носовая фигура, к которой на ночь крепится фонарь. У каждого корабля она своя, выточенная вручную и обязательно связанная с названием. Например, на носу «Рассвета» было вырезано стройное молодое дерево с восходящим из-за его кроны солнцем.
Капитаном на «Рассвете» была легендарная в дирижабельном флоте личность, адмирал Амелия Ортега, старая знакомая профессора Нерина. Если бы в этом мире существовало такое понятие, как «флагман», то именно «Рассвет» должен был бы стать флагманским дирижаблем, потому что его капитан номинально была командиром всего торгового летающего флота Голдбора. Этой женщине на вид можно было дать около тридцати, она была невысокой и почти неестественно худой. Впрочем, слово «почти» здесь ключевое, потому что существовала все-таки некая грань, которая удерживала облик женщины на границе между «стройной» и «болезненной». (Может быть, такой чертой был плотный кожаный корсет или пара пистолетов на поясе). Цвет ее кожи правильнее всего назвать бронзовым – это был естественный солнечный загар, который достался ей после пары десятков лет полетов над пустыней. Глаза же, напротив, слишком светлые, янтарные, придавали Ортеге некоторое сходство с дикой кошкой. Густые черные волосы всегда заплетались в тугую косу и обвивались вокруг шеи, из-за чего узкое, худое лицо внешне становилось еще меньше. Из одежды, как уже упоминалось, женщина предпочитала кожаные корсеты, кожаные же брюки с металлическими цепочками (повсеместная практика, чтобы не потерять разные важные мелочи) и шерстяные носки, синего или зеленого цвета. Как и большинство коллег по профессии, ботинки она не носила. Увидев в первый раз эту женщину, вы никогда не признали бы в ней легендарного адмирала. Зато услышав хоть раз ее голос, не забыли бы никогда. Низкий и хриплый, он без всякого усилия заглушал шум ветра и винтов и разносился по всей палубе раскатистым эхом.
- Артур, кишка крысиная, я тебя спрашиваю, куда ты потащил этот ящик?
Нет и не будет на всем континенте и в небе над ним ничего более жизнеутверждающего, чем этот голос. Именно он помог Агемиту выйти из нахлынувшей черной меланхолии и снова обратить внимание на окружающий мир.
Коричневая земля, окружавшая его родной город, осталась грязной полосой на горизонте, и теперь внизу был только песок. Живой и вечно движущийся по воле неутихающего ветра, песок давно стал частью каждого живого существа на планете. Без него невозможно было представить себе этот мир. Хотя все знали, что, если воздушный корабль упадет посреди пустыни, то шанс выжить будет один к миллиону - без тихого шороха где-то под кормой многие воздухоплаватели не могли ночью заснуть. Поэтому открывали вечером окна, а утром вытряхивали желтоватую пыль со стола и из собственных постелей. Каждый год хотя бы десять человек в Голдборе пропадали без вести, а потом с палуб дирижаблей люди видели на песке чьи-то кости. А иногда не оставалось и костей, и в погребальные урны вместо пепла клали только бумажку с именем. Это была страшная, но уже до боли родная реальность, и поэтому песок давно никого не пугал, а, наоборот, помогал вспомнить одну простую вещь – что ты все еще жив.
Агемит проследил за движением невысокого бархана: тот то поднимался и тек вперед, то замирал на месте и опадал, будто заметив что-то. Ученый вдруг представил, что притаившийся внизу песчаный холм не просто так движется вслед за ними, а ждет, когда кто-нибудь, зазевавшись, упадет с палубы. И тогда стихия не раздумывая проглотит его. Не со злобы, а просто потому, что это правильно.
«Все правильно», - вдруг подумалось изобретателю. Он достал из кармана свои часы и без особого интереса посмотрел на циферблат: десять часов утра. Самое время исправлять глупости, которые натворил вчера, или же начать делать новые.
«Потому что одной ногой в зыбучем песке ты уже увяз, а из него, как известно, в одиночку еще никто не выбирался». - Мужчина обернулся и посмотрел на низкую дверь: за ней недавно скрылся человек, которого не проглотил бы никакой песок
Вздохнув, изобретатель сделал несколько шагов к этой двери и по пути резко свернул в сторону капитанского мостика. Оттуда на него с сочувствующей ухмылкой на лице смотрела адмирал Ортега.
- Далеко летите, профессор?
- Не очень. Лучше спросите, зачем. Хотя нет, лучше не спрашивайте.
@темы: Проза
