Почему ты не спишь, мой упрямый король? Почему ты так смотришь жестоко? Как и все, ты играешь одну свою роль, Как и все, не сбежал от порока. *** Вот и я с тобой рядом совсем не чиста, Но еще так по-детски наивна. И уже моя учесть тобой решена И, увы, для меня нестабильна.
Роль любовницы мною презренна до слез, Но тобою ведь я не любима. Для тебя я игрушка, и все не в серьез, А ведь я так тобою томима…
Ты все смотришь, но взгляды все также пусты, Только похоть и страсть в них сверкают. Я б сказала, что это любовь, но, увы, Эти взгляды надежды лишают.
Знаю, скоро придет тот ужасный конец, Скоро точно тебе я наскучу. Ты найдешь себе новую девушку, нет, Ты найдешь их таких себе кучу.
А я буду так жить, как жила до тебя. Да, забыть тебя будет непросто. Но утешит лишь то, что внутри у меня Мой малыш – твоей жизни проросток.
Как у Чехова, помнишь, то ли чай, а то ли повеситься. Мне смешно и страшно как-то даже до дрожи. Я бы все бросила, убежала, исчезла, но знаешь... сессия... Поэтому мне в тиски и снова закусывать вожжи...
***Ты знаешь, как хочется иногда умереть, а может выжить. Я еще не решила, что дороже обломиться. Я не знаю, есть ли на свете, еще кто-то более рыжий, Который под гнетом быстрее меня сломиться.
Ты знаешь, я хочу на виселицу, а может в чайную. Чехова мысли засели в моей голове. Ты знаешь, что жизнь сделала меня отчаянной. Наверно, под стать себе.
Честное слово, её не нужно водить в кино, Она в кабаке не заказывает текилу. В силу Разных причин не выносит букетов, не жалует сыр с вином, И не жалеет, что новый прикид вчера не купила, И не считает, что всем мужикам нужно лишь одно.
читать дальшеЧестное слово, она давно исходила вдоль и поперёк городские мосты и крыши. Мышек, Мишек игрушечных нет на постели, и, к слову, на алкоголь Жалоб обычно нет. И не просит смеяться тише, И лишь в исключительных случаях жалуется на боль.
Честное слово, ей нужен один лишь гитарный звон, И пять часов сна, и два кофе с утра в буфете. В свете Этих подробностей ей непонятно, ну как же не может он Просто быть рядом, не зная, что сам в ответе За приручённую. Видимо, этой осенью не сезон.
А утром он резко встает с постели, стряхнув с себя сон, как собака воду. Она нехорошо поминает свою природу, его породу. И кто-то уставший машет обоим им с небосвода, Чтоб она не упала в обморок, пока он, спеша, собирается уходить. Один: читать дальшеОн выходит на улицу, завязывает шнурки И видит слепящее солнце на расстоянии вытянутой руки. Белый шар целует его в висок, обдает его сильным жаром. Она, крича, выбегает из дома в одной пижаме, Криком саму себя опережая. А он уже улыбается: все в порядке, отличное приключение для утра. Она выдыхает, не зная, кто больше из них не прав. Потом он идет на работу, говоря: не пиши, не звони мне сто раз на дню, Ты же знаешь, я стоек к холоду, боли, войне, огню, Приглашениям в гости, в койку, чужим фотосессиям в стиле ню И внеплановым съездам кровли. Она жмется к стене подъезда, виски набухают кровью, Молчит, не находит правильные слова. Два: Через час он расслаблено входит в свой кабинет, ногой открывая двери, Не веря ни одному из тысячи суеверий, Разбивает стекло плечом, и осколки со звоном падают чуть правее. Через три он идет на обед кормить недолеченный свой гастрит, На другом конце города она что-то вполголоса говорит, И человек из окна напротив на минуту отходит расслабиться, покурить - Три. А под вечер она тихо хрипит ему в трубку: не стой у окна - простынешь, И сложные вещи становятся вдруг понятными и простыми. Потом улыбается, прижимая к сердцу свою усталость, Как в бреду вспоминает, что же там сделать еще осталось, Чтоб судьба не догнала его ни огнем, ни пулей, ни ранением ножевым... К ужину он возвращается немного уставшим, потрепанным, но живым.
Послезавтра у нас наконец-то начнется война. Я сойду не спеша со ступенек на твердую землю, И пойду, держа спину и плечи - привычно одна Я не вижу. Не помню. Не знаю. Не жду. И не верю. читать дальшеПеречеркнуто всё. Ложь нага и отпета. Аминь. Вот конец долгожданный гнилой череды перемирий. Я пойду через поле осколков, схороненных мин, Под огнем в неприкрытую, гордую, слабую спину. Через дырочки в сердце тихонько свистит пустота. Я всё выжгла твоё,слишком глухо моё, что осталось. И от мысли, что всё было ложью - всё время, всегда, Ничего в глубине не рассыпалось и не сломалось. Да и что говорить - у меня больше нет прежних сил. И могу-то: шагать под огнем, по молчащим снарядам. Нет ни крови, ни боли, ни сердца - ты их одолжил, Я теперь возвращаю. Расписки, надеюсь, не надо? Только жаль - мои тонкие руки слабы для борьбы, Не смогу причинить бесконечной и яростной боли. Мне опорой теперь безнадежной - одни лишь столбы В этом странном смертельно глухом перекопанном поле. Что ж, пора. Это был во всех смыслах удачный обмен. Кровь за кровь, пустота и дыра за жестокую правду. Ухожу зашивать свою душу - смешной манекен, Ковыляющий вдаль и роняющий ранами вату.
Следы растают на песке. Волна смывает наши тайны. Пот выступает на виске. Деревья сплетены ветвями. Туман развеет вечный страх. Молчанье. Таинство уходит. Коль правды нет в твоих ногах, Мир беспристрастен и уродлив. Когда звезде не даст упасть Снег, что не тает под ногами, Не дай мечту свою украсть, Что на песке лежит следами
“Только перестав быть собой, получаешь шанс обнаружить себя”(с) Макс Фрай
Наши губы никогда не встречались, И не знаешь ты моих сладких стонов. Мы ладонями дрожа не прощались, Ведь и не были вообщем знакомы. читать дальше Улыбаясь ты Ее обнимаешь, Я целую Его так привычно. В целом мире ты один понимаешь, Пряча в сердце глубоко безразличье.
В твоем взгляде я читаю все ласки, Что ты даришь мне в своих сладких грезах. Мы придумали с тобой нашу сказку. В ней нет места ни ветрам, ни морозам.
В целом мире мне тебя нет дороже, И любовь твоя так светит сквозь ночи. Ты целуешь Ее. Счастлив быть может? Знаешь,я ведь тоже счастлива, очень.
Улыбнемся мы друг другу украдкой И уйдем каждый дорогой своею. Наш роман с тобой не долгий, не краткий, Его не было, и я не жалею.
Вот, из наших былых испытаний Вышла цепь справедливых суждений... После наших бессонных скитаний Мы похожи на привидений. читать дальше Все бессмысленно, чуждо и пусто, Да изгрызено глупой молью; Что недавно казалось грустным, Истекает остаточной солью.
Смолкли ссоры и пересуды, Беспорядочные замечания - Оголенный провод простуды Прожигает меня молчанием...
Ты отныне не веришь прогнозам Нескончаемой серой зимы, Обещания мои и угрозы В равной степени обречены.
А в твоих благородных жестах, Как и в честных твоих словах, Море горькой насмешливой желчи, Разъедающей мир на глазах.
Мне теперь ничего не осталось, Лишь предательски ноет в груди. Боль - к нулю восходящая малость В охрипшем выдохе "не уходи"...
Мы встретились в первых днях сентября. Я открыл окно, ветер принес на своих крыльях первый желтый лист. Я смотрел в темноту улицы. Там, под слабым желтоватым светом фонаря, возникла черная фигура. Она походила на тень. Я не смог рассмотреть её толком. Судя по всему, тень осознала, что её заметили. Она двинулась, изменила свою целостную форму и исчезла без шума, без шороха, не оставив за собой даже легкой дымки. Испустив обрывистый вздох, я хотел было захлопнуть окно, но перед моим лицом возник плотный сгусток черного дыма, холодный и безжизненный. Я не успел ничего сообразить, я даже не успел почувствовать страх. Перед моим распахнутым окном, в свете моей комнаты, висела та самая фигура, что пару минут назад стояла под фонарями. Теперь я мог до деталей рассмотреть незнакомца. Фигура в длинном черном плаще, из рукавов проглядывали костлявые длинные пальцы. Безжизненные руки откинули капюшон с головы - череп, обтянутый желтой кожей, чернота глазниц, редкие черные волосы торчали словно нити у потрепанной куклы. По правде сказать, в тот миг я забыл как дышать. -Не стоит бояться, я не причиню зла. Мы скоро встретимся вновь, - прошелестело нечто. Голос волшебного гостя был тихим и срывающимся, а ещё напоминал шорох осенних листьев. читать дальше Вторая наша встреча состоялась в конце сентября. Я гулял в парке. День клонился к вечеру, земля укрывалась последними пережитками тепла - туманами. Было холодно. Я кутался в плащ, тер руки, выдыхал теплый пар на похолодевшие пальцы. Неожиданно в конце парка возникла уже знакомая мне фигура в плаще. Она привычно откинула капюшон с лица и двинулась ко мне. Её шаги были беззвучными, словно она не касалась земли. Трава, что касалась подола черного плаща теряла зеленые краски и скручивалась в желтизне. Деревья, что оставались позади неприятного знакомого, чернели и теряли листву. Жизнь, что уходила из природы, серебряной пылью ложилась на лицо призрака, проникала под его плащ, наполняла всего его. Ко мне подошел уже далеко не отвратительный полусгнивший скелет, а невообразимо красивый юноша. Белая, чистая кожа, темно-карие теплые глаза под длинными пышными ресницами, отточенные брови, смоляного цвета волосы до плеч, тонкая, длинная шея. Я ещё никогда не встречал такой красоты. Юноша был словно выточен из мрамора. -Я же говорил, что мы ещё встретимся, - голос его стал громче, сильнее, вместо неприятного шуршания звучал мягкий баритон, - меня зовут Осень. -Так вот ты какая, - я нервно улыбнулся. Вокруг нас сгрудился туман, повисла тишина, природа замерла. -Ты же знаешь, Саш, всем духам бывает скучно. Я буду заходить к тебе иногда, ты не бойся. Мне проста интересна ваша жизнь.
Тридцатого ноября мы встретились в безлюдной подворотне. Было безумно холодно. Я снова мерз, зимняя куртка не спасала. А Осень так и расхаживал в одном плаще. Ну да, ему все равно, он же обычный дух. Я знал, что сегодня наша последняя встреча, а завтра уже зима. Не думаю, что она будет ко мне так же благосклонна как Осень. До этого мой приятель приходил ко мне почти каждый день. В людных местах мы не гуляли. Осень уводил меня в леса, переносил в дальние горы, показывал выцветающие поля. Мы говорили обо все на свете. Он спрашивал, я рассказывал. Но большинство вопросов было связано с человеческими чувствами. Осень интересовался дружбой, любовью, ненавистью, страхом и многим другим. В последний же день, Осень был не разговорчив. Он молча появился рядом со мной и пошел вперед, в сторону стены леса. Я пошел за ним. Осень спокойно направился прямо вглубь старого, полумертвого леса. Меня била мелкая дрожь, я волновался. Толстые деревья уходили мощными корнями глубоко в землю, высасывали жизнь, переплетались друг с другом, начинали паразитировать. Ветви вились, изгалялись, скрипели. Осень продолжал молчать. Мы шли около полу часа, скрываясь в самой глухой чаще леса. Наконец, Осень остановился у самого крупного, на мой взгляд, дерева. Его корни толстыми змеями выпирали из земли, пару из них образовывали колыбель. -Саш, духи благодарны. Ты был мне спутником три месяца, и сейчас ты узришь чудо. Осень опустился на колени в колыбель из корней. Я подошел ближе. Под моими ногами заскрежетал тонкий слой инея. В мощных корнях покоился ссохшийся младенец. Уродливое, отвратительное существо свернулось в клубок, обнимало тощими нелепыми ручонками острые колени. -Благодаря тебе я смог облечь свои чувства в определенную форму. У нас есть всего лишь пару минут в год, чтобы встретиться и бессловно сказать друг другу о любви, - Осень улыбнулся тепло и нежно. Его пальцы погладили лысую голову уродца. После чего он взял существо на руки и начал целовать его в губы. Уродливая дрянь начала наполняться силой, обретать человеческую форму. Скрюченные конечны расслабились, вытянулись, покрылись белоснежной кожей. Из головы полезли пышные серебряные волосы, лицо приобрело красоту, зацелованные губы налились краснотой. Ещё через пару минут на мужественных руках Осени покоилась девушка такой же дивной красоты как и он сам. Мой друг провел рукой по её телу, и с земли на её кожу начал сползаться иней, одевая и пряча стройные ноги, тонкую талию, маленькую грудь. Девушка открыла глаза, и с небес начал падать первый снег. -Не бойся, Зима, это мой друг, он хороший. -А я и не боюсь, - голос девушки не дрогнул, он звучал ровно и спокойно. Я нервно посмеялся и спрятал лицо в шарф. Я давно перестал удивляться чему-либо, но то, что я узрел поразило мое воображение и перевернуло обыденную жизнь. -Я очень рад знакомству с вами, спасибо, - это все, что я мог сказать в тот день.
Уронит луч последний день. Остынет сердце в наслажденье, Взирая как стелиться тень, читать дальшеВверх устремляясь на мгновенье. Вдруг озаряться небеса Последним вздохом обагряться. На горизонте полоса Начнет родной земли касаться. И вспять уже не повернуть. День убегает вслед за солнцем. Ты помнишь что мне не уснуть. Душа то плачет то смеется. В осколках света растворяться Те что уходят без оглядки. Гадаю я что солнцу сниться. Когда оно играет в прятки. Закат прекрасен и жесток. Как луч последний угасает. День был испит в один глоток Так мир в закатной мгле растает
Вот сиди теперь – Грызи телефонные провода, Отвлекай себя. Размотала себя Как ниточку И запуталась. Между пальцев – Чак. За соседним столиком пусть Годар. Ты сидишь, закупорясь. Дальше?По чуть-чуть Получается выгнать, вымучить Обметать, Истончить свой тремор, Как мягкий грифель. В переходах и банках Мысли должны летать. У аэропортов и банкоматов И запах в рифму. Смысловые пары Из манки и облаков, Малины и сливы, Дождя и дорожной пыли…
Срифмовать бы с чем-нибудь Запах твоих духов, Если б хоть духи
“Только перестав быть собой, получаешь шанс обнаружить себя”(с) Макс Фрай
Бегу на свет,лечу на пламя, Как мотылек поддавшись чарам. Ломаю с треском свое знамя, Отдав души твоей пожарам. читать дальше Я преклоняюсь пред тобою И присягаю зло на верность. Мой царь,мне суждено судьбою Быть тенью,это неизбежность. Хранить тебя от жара битвы, Стать для тебя щитом, кольчугой. Вместо тебя по краю бритвы Бежать,гоня твои недуги. Забрать себе все твои раны, Прикрыть в бою своей спиною И детонировать капканы. А ты...гордись хотя бы мною...
Любовь - это сон, пока ты спишь, ты любишь. Любовь - это нереальность, забытая всеми. Необъятное пространство вдали... не буди меня. Я хочу любить тебя вечно.
2
Скамейка, потолок, лестница... За плечами тонны печали, горстка пепла, И немножко твоих люблю. Не называй меня громко... В моем разорванном мире - только след от тебя.
"Ты со мной, Кира?. Кира: ...я всегда была с тобой.."(с)
Рассыпалась, разбросала... Разбилась в дребезги Расстеклась каплями Раздвоилась расплавилась В душистом вереске.... читать дальшеРазобрала на атомы себя мысленно.... На пустоты частицами Подняла себя к свету я От мнимой твердости...от стен лжевидимых Ненужной сонности..завистливости. Любви насмешливой.....болезненной преданнасти Обманчивой сущности....ума беспокойного. Обняла ветер руками стертыми И ты не весел??? Посторонние.... Отцепилась...отбросила...не хочу устала я Стала смешливой осенью.. Дождями заплакала.
Рассыпалась, разбросала.... Разбилась в дребезги.... Нету сил уже встать собраться Раздвоится в душистом вереске.... А в небе застыли ветки с цветами миндаля...
@музыка:
Арефьева
@настроение:
Господа, как хочется стреляться...(с)
Когда мама узнала, что Аня, ее маленькая Анечка, собирается в медики у нее резко заболело сердце. В медики! Аня! Ее худенькая Анюта – ангина и глубоко хроническая мигрень! А папа хмыкнул в пышные усы, словно говоря «ну, валяй». Но у мамы болело сердце. - Анечка, ты брось это. Аня, ты ведь не выдержишь. Ты учись, девочка, а потом воспитательницей пойдешь. Ты же деток любишь, Анечка! Но Анечка уже топнула ножкой. Анечку не переубедишь.
читать дальше- Анна, черт возьми, Вы медсестра, а не курица-наседка! Пока Вы будете разводить нюни пациент умрет от потери и заражения крови одновременно! Анечка боязливо вжимает голову в плечи и смотрит в пол. Знаете, в аудитории поразительно желтый линолеум… А Владислав Васильевич все кричит и кричит. Он вообще очень любит покричать, натура такая. Но на самом деле он хороший. - Вышла б замуж, девочка, а? Или в учителя пошла. Из тебя хороший учитель получится. И все вокруг упрямо твердили, что ей, Ане, в воспитатель надо. В учителя. Что медицина – это страшно. Это вообще не ее. Не Анютино. Она ведь еще пожалеет. Она еще передумает. Но Аня не передумала. Аня доучилась, хотя все время ей казалось, что вот завтра она обязательно упадет в обморок. Она доучилась, несмотря на все уговоры, что просили взять и бросить. Она не могла бросить! Она доучилась, и Владислав Васильевич сказал, что ей будет невероятно трудно без медицинского хладнокровия.
В больнице было страшно. Но Анечка храбрая. Анечка терпит. Анечке невероятно жаль пациентов. Особенно одного парнишку из пятой палаты. Он лежит совсем один. Он лежит и страдает, а Аня едва ли его старше! Аня проходит мимо палаты и у нее начинает болеть сердце. Совсем как у мамы когда-то. Она меняет капельницу и спрашивает: - Может, еще обезболивающего? А с кровати, из-под тяжело нахмуренных бровей на нее странно смотрят синие глаза. - Не положено больше, я ведь знаю. Он смотрит на нее из плена этих желто-белых, пахнущих стерильностью, простыней и видит какая у нее трагичная кладка у рта. И глаза такие грустные-грустные. - Я потерплю. А врачи ведь не волшебники. И вы не можете сотворить чудо. Как бы вам не хотелось. И Аня только качает головой.
В отделении невыносимо темно, только на сестринском посту горит лампа. Где-то неприлично громко капает вода из крана, и периодически поскрипывают больничные кровати. - Страшная у тебя работа. Анюта испуганно вздрагивает и роняет историю болезни. Словно скала над ней навис тот самый парнишка из пятой палаты. Ему уже лучше, он иногда выходит в коридор, но Аня еще этого не видела. Не ее дежурство было. А он такой высокий-высокий. И мучительно худой. Он внимательно смотрит на Анины руки и на стол. А на столе какой-то недочитанный роман, противно-холодный чай и небрежно брошенный бейджик. Взгляд зацепляется именно за него и парнишка добавляет: - Аня. А Аня глупо-глупо моргает глазами, но потом, встряхнув головой, парирует: - Не жалуюсь. Вы ведь тоже не жалуетесь, Владимир. Она точно не помнила Владимир он или нет. Но судя по едва заметной улыбке в этих фантастически синих глазах - все же Владимир. - Не в моих правилах. Он поднимает карточку и кладет ее на стол.
Как-то незаметно быстро перешли они грань медсестра-больной. Он называл ее просто «Аня» безо всяких уменьшительных и ласкательных. А она была не против. Аня это куда лучше того «извините» каким обычно к ней обращались остальные. Он выздоровел, и Анечка пожелала ему больше не попадать в больницу, в тайне надеясь еще раз увидеть этого странного парнишку со странными взглядами.
Анечка видела много больных. Она видела скромного астматика с потными ладошками, вечно бронхитного печального юношу, к которому приходила неприлично красивая и неприлично жизнерадостная девушка с веснушками и в модных сапогах. Аня видела отважно-веселую женщину, которая, даже страдая от пневмонии, не забывала улыбаться. Видела типичную маму. Ей все время звонили дети, и она часто мелькала у телефона рядом с сестринским постом. Ане всех их было жаль. А особенно очень старенькую сухонькую бабушку, которая по десять раз в день спрашивала, приходили ее внуки или нет? Аня так сочувствовала этой старушке, она всегда грустно качала головой, и в душе уже ненавидела этих абсолютно бессовестных внуков. У них бабушка в больнице, а они даже не почешутся прийти! А может этих внуков даже и не было. Но Аня хотела верить в лучшее. А Владимир появлялся с завидным постоянством. Словно он специально заболевал, чтобы полежать в больнице! Иногда Ане казалось, что так оно на самом деле и есть.
- А я, кстати, в военном учусь. Аня смотрит пришедшие анализы, а он стоит рядом и очень внимательно наблюдает. - И кем ты будешь? Летчиком-истребителем? – она отрывает взгляд от бесконечных лейкоцитов с тромбоцитами. - Именно! - Глупости какие. – Аня передергивает плечами. - Ну почему же глупости? Военный – это благородно. Я буду родину защищать, Аня. И вообще девушки же вроде любят военных, разве нет? - Вот еще! Какой же дурой надо быть, чтобы выйти замуж за военного?! – решительно заявляет Анечка, а Володя смотрит на нее сверху вниз, и глаза у него улыбаются. – А вот никогда не выйду за военного! – и щеки у Анечки горят, и глаза так решительно блестят. - Ну конечно, куда тебе. – Теперь он улыбается уже по-настоящему и аккуратно заправляет ее каштановый локон под медицинскую шапочку.
Аня ставит графин с водой на тумбочку и задерживается, смотря на вечно печального юношу. Он улыбается и смеется только со своей подружкой в сапогах. И на этот раз у него что-то серьезней бронхита. Аня не удерживается. Она поправляет одеяло и кладет прохладную ладошку на разгоряченный лоб юноши. - Зачем? – не открывая глаз, спрашивает он. Аня садится на край кровати. - Это ведь моя работа. - Ваша работа, Анна Сергеевна, дать таблетки, поставить капельницу и передать врачу анализы. А это все уже художественная самодеятельность какая-то. Надо же. Она знает ее по имени отчеству. А она даже фамилии его не помнит. Столько раз называла, раздавая лекарства, и не помнит. - А разве это теперь преступление – помогать человеку, когда ему плохо? Хотите, я с Вами поговорю?
А иногда они умирают. Пациенты. И вроде бы ты этого даже не ожидаешь. Да даже если ожидаешь. Даже если на нем уже давно поставили крест – все равно ждешь, что все обойдется. Все равно ждешь чуда, и хочешь верить, что все будет хорошо. Печальный юноша-пьеро умер. И Аня видела, как тихо-тихо плачет его подружка с веснушками. У Ани впервые умер человек. Она сидит на лавочке перед больницей в дурацком синем пальто, накинутом поверх халата, и бездумно смотрит на стремительно опадающие листья. - Все умирают, Аня. Врачи не умеют творить чудеса. – Он сел рядом. Здоровый. Весь из себя и в военной форме. – Ты не волшебник. Ты просто маленькая добрая фея. Ты не можешь уберечь всех от смерти, пойми. - Я… я все понимаю. Спасибо. - Ты еще не передумала на счет мужей и военных? - Ни-ког-да. – Аня тихо улыбается и утыкается носом в его плечо.
Вера стоит на кухне, задумчиво вертя в руках чашку и рассматривая причудливые рисунки на её стенках. Крошечный кусочек ручки отколот – Макс тогда мыл посуду, а вот эта кружка выскользнула у него из рук и неудачно ударилась о край раковины. Или удачно, если подумать – ведь все-таки осталась цела. С внутренней стороны чашки на Веру смотрит смешная улыбчивая собака. Вера отрешенно и совершенно машинально улыбается в ответ. Кафель напольной плитки холодит ноги. Вера думает: «Почему все так? Непонятно, ужасно, бессмысленно, я так не хочу, я не понимаю, что вообще происходит и понимать отказываюсь. Мир, кажется, перевернулся и совсем не укладывается в голове. За что все так?» Вера выходит на середину кухни и разжимает ладони. Чашка с каким-то неожиданно глухим звуком падает на пол, раскалываясь на четыре части. Идеально, что на четыре, думает Вера. читать дальшеОна протягивает руку к ближней посудной полке, не глядя, берет кофейную чашку и бросает её об пол. Потом она бьет и бьет посуду, еще и еще, пока вся кухня не усеяна осколками и обломками, пока случайный острый край не режет ей босую ногу, оставляя глубокий порез. Вера отрешенно смотрит на кровь, медленно приходя в себя и осознавая, что кровь - её. Боль отрезвляет и мутит. Вера осторожно, шаг за шагом добирается до стола, на котором вперемешку рассыпаны разноцветные конфеты и домашнее печенье, а рядом с заварочным чайником лежит обрывок белой бумаги. Вера говорит в пустоту: я так не могу. Пустота молчит, отдаваясь едва слышным звоном тишины в ушах. Она внезапно и как-то очень ясно понимает, что для того, чтобы увидеть надпись, аккуратно выведенную разборчивым мужским почерком, ей даже не надо открывать глаз. Вера берет листок и читает вслух: Я не хочу оставаться с тобой. Она рвет лист на мельчайшие кусочки, думая: я не хочу собой быть. Когда зажигаются первые огни фонарей, Вере уже почти совсем не больно.
СолнцеСолнце. День. Неделя — двенадцатая четверти медью выкрашенной от целого года. Год. Дальше — лучше, проще, полнее. Если лица людей — лицо Бога, Он прекрасен. По карманам, ни мало ни много, две руки, две ладони, десять пальцев, неряшливо смятый конверт. Пустой. Двадцать лет. Я — гой недоизбранный. Ныне и присно. Не пресно, нет. Не пресно, нет. Не пресно, нет. Любой слабоумный готов дать себе обет, готов дать другим обет. Только толку? Долго голым по городу шёл мокрый снег, мы закутались в одеяло. Одно на двоих. Это, знаешь, не мало. Это давно не флирт. Это совсем не стих-ия — имя тому, что есть. Солнце. Говорите "Любви нет" и, конечно же, врёте. Солнце. Улыбается из подворотен.
читать дальшеКак ты там где-то? Помнишь? Скучаешь? Может забыл уже?.. Главное, знаешь, нам с ней обеим тебя не хватает.. Очень... Впрочем.. Наверное, ей сильнее (как переносит?).. У нас осень: раньше темнеет, все холодает. Снег утром выпадет - к вечеру тает. Птицы, как ты, на юг улетают. Хаус по тв, что все лгут, уверяет. Сыро, промозгло, лужи; голос посажен, каждый второй простужен - все как обычно. Только тебя нет, и непривычно от сознания этого факта. Но по-тихоньку как-то, видишь, живем.. По утрам "с недосыпа" пьем: я - кофе, она - коньяк. Обе, само собой, натощак. Как говорила выше, обе скучаем: она иногда плачет (должно быть слышал?), мне снишься ночами. Мы, кстати, на днях встречлись.. Она все такая же, лишь чуть отчаялась. Курит esse и паленый гаш, пишет в днев, штудирует баш. Я в последнее время и вовсе читать перестала. Кроме твоих писем, представь, ничего не листала - признаться, весьма однобоко. Раньше читала много: Стендаля, Толстого, Блока.. Да, бог с ним, речь не о том. Она очень хочет, чтоб ты был с ней рядом, гулять под одним зонтом.. Мне хватило б обнять одним взглядом, может когда-то потом, при встрече... Забудем. Поздно уже: вечер - мой разум пьянеет сном...
читать дальшеЧто останется после нас? Две одинаковые чашки, в них еще не остывший кофе, пачка смятых писем, игристый смех за столом, где-то будет звучать твое имя, ну а я не рискну. Я стану не объятым океаном, а ты на моем дне песком ляжешь. И станет ясно, о чем поет прибой, о твоем дыхании, моем очаровании, улыбках, и летнем дне. Ничто не пропадет, никто не уйдет. Ты дыши во мне, а я в тебе, последний вход подарим мирозданью, и станем вечностью любви. И не станут наши часы, они будут отбивать ритм нашей тайны. Я проснусь, а тебя нет? Что останется? Запах сирени на ветру? Ты же знаешь, я так не смогу! Как прах наш развеют на ветру, я тебя подожду, или ты меня на углу.