[ырш]

Стихи длиннее 12 строк убираем под тег MORE.

В вагоне метро

Эту пару напротив шатает согласно, плечо у плеча,
Как похожи белки из несомкнутых век – как у курицы хворой
(От обвислости губ в щитовидке - одутлость мяча,
Что прочах одним вздохом, как будто был насквозь пропорот).
Пополудни, сиеста – жару наверху – не принять
Не из ночи без сна, не любовным безумьем радея,
Не сливаясь в одно – чтоб без крови уже не разнять –
Содрогнутся основы и совесть замучит злодея
Душу высосал хлябный, тупой, монотонный маршрут,
Ввек вдвоём-забытьё с нецветными тоскливыми снами,
Только станция Нуд, сколь не едь – вечно станция Тут
До конечной, что вечно, всю жизнь пребывает меж нами…

Где-то тётке за тридцать – похоже ещё не стара,
Только в вырезе платья чуть дряблы привядшие дыни,
И лицо – как нашлёпка цемента, которым прикрыта дыра,
Где туннельно свистает сквозняк по тогдашней (девичьей!) гордыне, -
Только губы обиженно-свислы, едва в уголках пузырят
Иссыхающи соки, из тела бегущие силы…
Эта тётка – напротив: судьба перепутала ряд -
Там могла бы быть я. За тебя если б вышла, мой милый.

А це - оригінал:
У вагоні метро

Це подружжя навпроти колишеться згідно, плече до плеча,
О повіках однаково склеплених, як у недужної курки
(Від обвислости варґ в підборіддях – одутлість м’яча,
Що спустивсь одним здихом, проколений, – навіть не муркнув).
Пообіддя, сієста – чи спека – стоїть нагорі:
Не з безсонної ночі їзда, не з любовної змори,
Не втулившись у себе навзаєм аж так, що візьми розірви –
То заточиться світ, і убійнику зробиться сором! –
Висисаючий душу, хиткий, монотонний маршрут,
Вічне поруч-спання з тими самими сірими снами,
Вічна станція Нуд, скільки їдь, – вічна станція Тут –
До кінцевої, котра постійно присутня між нами…

Десь кобіті за тридцять – ну тобто, іще нестара,
Хоч у викоті сукні вже хлянуть підв’ялені дині,
І лице її — пляма цементу, яким заліпилась діра,
Де тунельно висвистує протяг по давній (дівоцькій!) гордині, —
Тільки губи зобиджено-звислі, і в кутиках ледь пузирять
Вигасаючі соки, із тіла втікаючі сили…
Ця кобіта — навпроти: помилено долею ряд —
Це могла б бути я. Коли б вийшла за тебе, мій милий.

@темы: Переводы

---

[Rowana]

Ты открываешь глаза и видишь, как солнце в саду встает,
Но видишь и тень свою, безмолвно идущую по следам.
Все, что было тогда - счастье смешное, прошлое, но мое,
Не нужное никому, краткое, хрупкое, как слюда,
Девять дней, которые я не забуду и не отдам.

Ты помнишь тепло ладоней, тень, затаившуюся в углу,
Разбитый плафон, время, в испуге застывшее на часах.
На ветру твои волосы не успокоить, не расчесать,
Целовать тебя, будто вставляя в сердце свое иглу.
Больше не думай об этом, милый, и не говори вслух.

Ты вдруг понимаешь, что, наверное, это была любовь,
Вспоминаешь молочные реки, кисельные берега,
Солнце в саду, шепот травы, вино, текущее по губам...
И ты по-прежнему видишь тень, идущую за тобой,
Но уже почему-то совсем не хочется убегать.

@темы: Rowana

---

[ErikaF]

Не раз мысли возвращались к тому, что делать, если смертельно болен, а жизнь всего отсчитала каких двадцать пять - тридцать лет. В этом возрасте река должна превращаться в море возможностей, а ты скован временем. Каждый день смотришь на календарь и говоришь: "Господи, спасибо за еще один день". Как жить с этой мыслью? Уйти в работу, чтобы стремиться по карьерной лестнице вверх и не думать о том, что вершины вряд ли достигнешь, как бы ты не старался. И своим уходом оставить лишь светлую память, не причинив боли посторонним людям...
Или стремиться проводить все свое время с близкими. Да, читать в их глазах сострадание, чувствовать внимание и заботу, неположенную здоровому человеку и слышать каждый день, как они говорят: "Господи, спасибо за еще один его день". А потом причинить им страшную боль своим уходом

Казалось бы, есть и палитра, и кисти,
Однако внезапно закончился холст.
Осталось докрасить последние нити
При свете свечей обескровленных звезд.

Все дни, как один, расчертил на сегменты
Спланировал каждый рассвет и закат.
На карте судьбы лишь карьерную ленту.
Крестом я пометил, как истинный клад.

В дорожных цепях, либо в офисных тюрьмах
Тощал календарь, и сгорала свеча.
Фрегат - для морей, но испуганный штурман,
Боясь утонуть, выбрал нитку ручья.

Так странно, что в мире живут миллиарды,
Но именно мне - на платок кашлять кровь.
А глупый крупье перепутал все карты,
И вместо смиренья подкинул любовь.

Просить не привык, но часы истекают,
И мысли невольно коснулись молитв.
Никто из друзей-финансистов не знает,
Где можно взять время на месяц... в кредит.

(с) Deacon

@темы: Deacon., Стихи

---

[А. Пепел]

Название: Господин К. (к изданию КоммерсантЪ)

Терпкий запах узнаваем, сталь часов блестит в глаза –
Вот любого обсужденья, сделки, общества гроза!
Черно-белый монохромный свой костюм поправит он
И вокруг себя умело соберет вниманий сонм;
Взгляд внимательный и ясный, без обмана, без интриг –
У него на все финансы разработан план блиц-криг,
У него из всех закрытых кабинетов, ведомств, душ
Есть проверенные вести, кто какой хватает куш,
На манжетах безупречных стильных запонок искра;
Без него небезопасна – с ним растет в цене игра;
Он – владелец капиталов, политический стратег,
С ним знакомства ищет каждый деловитый человек.
Нефтяные вышки, биржи, рынки, должности, долги –
Все известно достоверно с деловой его руки.
И пока вокруг стремятся в центр арены мировой,
Он по ней утрами ходит физкультурною ходьбой.

@темы: Стихи

---

"дорожные эмоции"

[Strega del vento]

Серые голые березы перемежающиеся темной зеленью елей – и немного холодного ветра. Где-то до перевала казалось, что это все – декорации какого-то не слишком удачного фильма про оборотней, а может просто дурацкого молодежного ужастика.
Сам перевал порадовал. Нет, не дорогой, более напоминающей слегка разглаженную стиральную доску. Водой, причудливо застывшей в трещинах обтесанных склонов сопок. Легким туманом, готовым выпасть росой. Дорожками и тропинками ведущими не известно куда и зачем.

Сопки. Ручьи, мягко стекающие по земле, вымывающие причудливые узоры. Спрятавшиеся между большими сопками – меньшие, с которых стекают настоящие маленькие водопады, тихонько подтачивающие камни.
Разномастные домики. Заброшенные и не очень строения. Как-то на редкость пакостно. Этакий хреновый апокалипсис. Но – живые реки, рыба, утка…

Море. Из-за землетрясения кое-где поднялись плиты, и там стала плоская и неглубокая отмель. В лучах солнца вода там была точно сыворотка – бело-зеленая, пусть с синеватым отливом, но все же. Плоское зеркало плит внезапно заканчивалось бурунами, живыми и резкими, кажущимися скомканной белой бумагой.
По плитам ходили люди и ловили челимов и камбалу. Там же были и чайки и еще какие-то рыжие птицы.

Иней на перевале припорошил лапы елей и они казались седыми. Местами снег так причудливо устраивался на обтесанных склонах, что возникали рисунки, так, совершенно отчетливо была видна тыква. Кое-где камни выстраивались в чудные следы, словно вот-вот из-за поворота покажется каменный великан или голем.
Населенные пункты мелькали скопищами огоньков, неприятной музыкой, людьми, шедшими непонятно куда.
А дома как всегда было тихо.

@темы: Проза

---

Творческие личности

[ropique]

Реклама. Удалено администратором.

---

[ева моррисон]

а то что ты говоришь "нет".. что "нет"? это просто прозрачный свет от чужих комет освещает твои водопады прошедших лет. шлю привет. всем кто любит меня и нет .боевым снарядом надолго буду впечатана в ваши: горло, плечи, сердце, висок.. и взгляд твой невольно брошенный наискосок напомнит что месяц- это не срок, и десять и тридцать лет - тоже не срок.

@темы: Стихи

---

Перевод стихотворения Оксаны Забужко из сборника "Друга спроба" с украинского

[ырш]

Около трёх десятков лет в Украине пишет поэт(есса) Оксана Стефановна Забужко. Я перевёл несколько её стихотворений, предлагаю свою первую работу. Заинтересует - предложу ещё.

Ещё слова, и вязки и сыры,
Сквозь уст раскол, как глина, шевелятся
И силы нет коленям выпрямляться,
Когда Господь прикажет: — Говори!—

Ты всё ещё поэт, Адам. Зверьки
Лесов, полей, все птицы поднебесья
Пред лик твой юн и неприкрыты чресла
Сошлись и просят: — вот мы, нареки

Ты имя — именем, стрижом зови стрижа,
И ланью — лань, и тигра — просто тигром,
Но как назвать бессмысленные игры,
Куда ещё не вкрались страх и лжа?..

(Часов прошло в Эдеме семь ли, девять —
Сочтёт потом священников орда,
До той поры, как Ты вкусил от Древа,
Лицом переменившись навсегда)…

Познанья яд, в мозгу ты выжег брешь,
Остановив в устах слова живые!
Ничто уж больше не назвать впервые –
Бестрепетно, невинно и безгреш-

но, как тогда, как дышится, но, где там!
Молчать – болит, а в слове – эта боль же…
…А семь ли, девять – это, всё же больше,
Чем кто-то был за жизнь свою Поэтом.


А это — оригинал:

Іще слова, вологі і сирі,
В розколі уст ворушаться, мов глина,
І нетверді вгинаються коліна,
Коли Господь говорить: – Говори! –

Ти ще поет, Адаме. Звірина
З усіх полів, всі птиці з піднебесся
Пред лик твій юн і неприкриті чресла
Зійшлись і просять: дай нам імена!

Назви ім’я – ім’ям, назви стрижа –
Стрижем, і ланню лань, і тигра тигром, –
Та як назвати ці безмисні ігри,
Куди ще не втрутивсь ні страх, ні лжа?..

(Це потім тонзуровані ченці
Лічитимуть – чи сім годин, чи дев’ять
Спливло, заким Ти скуштував із древа,
Назавжди одмінившись на лиці)…

О, труто пізнання! Як ти в мозку гориш,
У грудях дух, в устах слова заперши!
І вже нічого не назвати в п е р ш е –
Безстрашно, безневинно і безгріш-

но, як тоді, – як дихається, – де там!
Мовчати – біль, і говорити – біль…
…Та сім, чи дев’ять, – все-таки це більш,
Ніж будь-хто потім був в житті – Поетом.

@темы: Переводы

---

Знак вопроса

[Al Hakim]

Стихи длиннее 12 строк убираем под тег MORE.

Порой проходят ровные недели,
Не оставляя в памяти узлов.
Очередной преодолевши ров
Карабкаемся дальше в жажде цели.
Порой те цели страшно далеки,
Местами не понятны их детали.
Одни – в мечтах о темной славе Стали-
На этих глянь – до гробовой доски
Плетутся и коптят собою небо.
Чего-то там едят, жируют, пьют,
Работают, а больше шкуру трут,
На пиво, да полбулки хлеба.
Стреляют друг у друга папиросы,
А вечером выходят дать п…ы (Под дЫх).

Скажи мне, а чего же хочешь ты?
Да! Ты! Скажи! И знак вопроса…

Фото: Ловец снов

Фото: Ловец снов

@темы: Стихи

---

Открою душу

[swineberry]

А хочешь я вот так вот, просто так,
Сейчас тебе свою открою душу?
Цена ей медный грош, или пятак,
Иль нет цены... Ты все-таки послушай...

Возьми ее, или в нее смотри,
Сквозь, через, или наотмашь, навылет
Как хочешь... а не хочешь - не бери,
Ты не просил, а значит не отнимет

Ее никто. А хочешь сохрани,
Гордись, будь этой тайны главной частью,
Но не солги, меня не обмани
Изысканно разыгранным участьем.

А хочешь - скрой от всех и навсегда,
А хочешь - раскатай и вытри ноги,
Забудь, как забываешь города,
Летящие по сторонам дороги,

Отлей из золота, носи ее кольцом,
Иль береги за пазухой, как камень,
Чтобы швырнуть с презрением в лицо,
А хочешь - пей глазами и губами...

С ответом не спеши, не в этом дело,
Покоя хочешь - многого не жди.
Я не прошу... но я бы так хотела
Твою баюкать душу на груди.

04.10.11.

@темы: Стихи

---

[герр Йобст]

Название: К сочинениям В.К. Кюхельбекера

Передо мной заветный томик;
Тисненье – золото,
Страница – желтизна,
Во всем видна знакомая черта –
И не одна.
Идилий сень и мирный домик,
Слеза любви,
Сердец дрожанье,
Забота и вниманье для друзей –
Очарованье!
Или огонь решительной души,
Свободный стих,
Живой порыв,
Дышащий смелостью призыв на бой,
Передовой мотив?
Для сладостной ли ты тиши
Рожден был
Иль для мятежа,
В котором мечется душа, покоя не желая,
Точно по острию ножа?
И для насмешек ль дружелюбных
Или для Гения
Твое воображенье,
Души движенье в каждом росчерке и строчке?
Стремительно преображенье
Тебя-мечтателя в тебя-свободоборца,
Но все есть ты:
Твои мечты,
Твои воззванья и друзья, сияние звезды,
На каторгу свободного ведущей – сохранят,
Все сохранят старинные шуршащие листы.

@темы: Стихи

---

[perepeloid]

Дуэль

Дуэль

Люблю я ночь, когда не видно облаков,
И в черном небе точки звезд теплятся.
Под мыслей бег и звонкий стук шагов
Иду по улице - с тобой стреляться!
Есть пули, есть мушкеты, есть глаза,
И секундантом нашим будет ветер.
Когда приду, клянусь, не отступлю назад!
И застрелю тебя, не испугавшись смерти!
Но застилает сердце липкий страх беды,
И дрожь по телу бьется как чумная,
Убью тебя и сдую с дула дым!...
И засмеюсь, на снег любовь роняя...
"К барьеру!" и пропала ночь,
Вокруг все озарилось ярким светом,
И, отогнав свои сомненья прочь,
Слилась с проклятым пистолетом...

И выстрел..звон в ушах..не страшно..
Так мягко обнимает снег.
Я проиграла поединок важный,
Услышав от тебя, любимый: "нет"...

@темы: Стихи

---

Могу дать краткую историческую справку об Албании, если попросите.

[The wolf of Innsbruck]

Проклятие Виктора.
Интро.
Две тысячи лет назад в одном из древнейших пророчеств было предсказано появление девочки, которой суждено было стать матерью дьявола. В это же время на Иллирийскую землю был послан свиток, открывающий тайну безграничной магической силы. К несчастью, свиток попал в плохие руки – завистливому магу Виктору, мечтавшему о безграничной власти. Он овладел огромной магической силой, и вскоре захватил власть в Скадарской Долине. Но этого было мало: для безграничной власти ему требовалось найти дитя Индиго – кристально чистую душу, ведь тот, кому дитя передаст свое тайное послание, решит судьбу всего человечества и обретет безграничную власть. Виктор искал ключ к бессмертию, поэтому оракулы занимались активными поисками ребенка Индиго, сопровождающиеся массовыми расправами и человеческими жертвоприношениями. Поиски ни к чему не приводили. Виктор был в ярости и, кроме того, опасался мести Михаила – главы Ордена Золотого Льва. Виктор велел построить в ущелье Арклай гробницу и похоронить его там, когда он умрет.
Тем временем в долине вспыхнуло восстание. Виктор бежал со Скадарских земель, но был настигнут членами Ордена. Воины Михаила схватили и убили Виктора, но перед смертью Виктор успел поклясться , что однажды наследник Михаила вернет его душу в мир живых и он завершит свою миссию.
Прошло две тысячи лет после смерти Михаила. Воспоминания он нем и об Ордене были стерты…

Глава 1. Самсуддинская сирота.
Самсуддин. Префектура Шкодер, Албания. Январь 1937 года.
Ночная мгла окутала улицы городка Самсуддин. Кое-где в окошках виднелся призрачный, почти незаметный свет.
Спотыкаясь от усталости, и задыхаясь от рыданий, Марьям бежала по улице. Ей было все равно, где прятаться, лишь бы не слышать криков «ведьма!» и «демон» в свой адрес. Она шла туда, куда глядели ее покрасневшие от слез глаза. Больше всего ей сейчас хотелось убежать подальше от жестокой реальности. Туда, где ее никто не найдет, где не будет ее фанатиков-одноклассников.
Вскоре город остался позади. Марьям продолжала двигаться по лесной тропе, не замечая усталости. Марьям любила здесь гулять. Лес был для нее лучшим другом. Казалось, единственным на этом свете. Недавно Марьям обнаружила пещеру в глубине леса. Там она могла сидеть часами, наблюдая за животным миром Скадарского перешейка. Всюду тишина и покой. Холодно и ярко сияло на севере над тяжелыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо, а из-за этих туч выплывали хребты снеговых гор-облаков. Они бежали низко, затуманивая солнечные лучи. Погасал его блеск, закрывалось окошко в голубое небо, а в лесу становилось пустынно, темно и скучно. Через лес проходила извилистая дорога, ведущая в Шкодер, а с вершины скал виднелся Самсуддинский залив. В ясную погоду можно было видеть рыбацкие деревни на побережье залива. Залив был весь усеян мелями и островками, но превосходно обставлен маяками. Метрах в ста от порта находилась гостиница, как казалось Марьям, абсолютно бесполезное предприятие – приезжие в Самсуддине были довольно редки.
Марьям вошла в пещеру и уселась на камень. Она снова зарыдала уже с удвоенной силой. Настолько бедной девочке было жалко себя.
Вскоре ее начал пробирать холод. Девочка вся окоченела – на ней была одна жилетка. От холода у Марьям уже зуб на зуб не попадал. Налетел ветер, и Марьям еще больше съежилась от холода. Она с трудом заставила себя встать и выйти из пещеры, чтобы собрать немного хвороста для костра. Земля покрылась тонкой пеленой снега. Однако найти сухие дрова оказалось совсем непросто – ветки пропитались влагой, и вряд ли бы загорелись. А если бы и загорелись, то дыму от них стало бы столько, что весь лес бы задохнулся. Марьям все же удалось собрать несколько пучков сухих веток. «Такой большой лес и так мало сухих дров». – мрачно подумала Марьям. Она выудила из кармана коробок спичек и несколько запачканных чернилами тетрадных листков, взяла своими набухшими от мороза пальцами спичку и чиркнула о глыбу. Спичка загорелась робким дрожащим пламенем, которое могло задуть любое детское дыхание. Марьям торопливо подложила листок под кучку веток и поднесла спичку. Огонь сперва чуть тлелся, но затем загорелся ровным ярким пламенем. Присев на камень, Марьям принялась греть руки над огнем. Воздух в пещере нагрелся, и Марьям даже стало жарко в жилетке. Тепло от костра, казалось, передалось в ее сердце, и настроение немного улучшилось. Возвращаться домой она не хотела. Что там делать-то в пустой квартире? Да и страшновато ночью через лес идти. В углу пещеры лежала куча сухих прошлогодних листьев, так что там можно было спокойно спать, не боясь отлежать бока. Марьям подкинула еще дров и уставилась на свое отражение в луже. В воде отразилась девочка четырнадцати лет с овальным лицом, темными глазами и растрепанными черными волосами. Несчастный вид был у этой девочки. Марьям в последнее время редко улыбалась. Порой ей казалось, что нет, и не может быть на Земле человека несчастнее ее. В принципе, она была не слишком далека от истины. Ее родителей убили, когда ей было всего восемь лет. С тех пор она жила с дядей, который о ней практически не заботился. Дядя постоянно уезжал на работу в Шенгини, и порой отсутствовал больше недели, предоставляя Марьям самой себе. Мубарак Аголли, ее дядя, человек был достаточно замкнутый и необщительный. Да еще и грубо говоря, нытик. Он постоянно на что-то жаловался, ныл. Проще говоря, относился к разряду людей, которым лишь бы кому-нибудь поплакаться в жилетку. Мубарак не был женат, да и вряд ли бы какая девушка согласилась бы слушать его нытье. Знакомые ему давно уже намекали, что вот, мол. Пора тебе, Мубарак, жениться! Тебе ведь уже тридцать три, а ты все еще холостяк. Даже мать попрекала его такой жизнью:
«Когда ты, наконец, женишься? Все мои подруги уже внуков нянчат, а ты…» В ответ на это Мубарак грубо отшивал ее: «Слушай, мама, не лезь не в свое дело! Кому-то невтерпеж, а мне это не по нутру! Моя семья – это Марьям!» Одним словом – закоренелый холостяк. Мубарак как-то не особо волновался по этому поводу. Больше всего его беспокоила Марьям, дочь его покойного брата. Ее всячески гнобили в школе(и не только ученики), и с этим Мубарак ничего не мог поделать. От бессилия он часто впадал в депрессию. А уж слезы… Мубарак сам был готов зареветь от бессилия.

Глава 2. Другая реальность.
Марьям собралась было прилечь, как вдруг ей в глаза бросилась какой-то проход. Она очень удивилась – раньше его здесь не было. Она подошла поближе. В отблеске неровного света она заметила некие очертания, ступенек, уходящих во тьму.
- Интересно, что там? – вслух спросила Марьям.
Она сделала шаг вперед, и тут к ее ногам упало что-то тяжелое. Оглянувшись по сторонам, Марьям нагнулась и подняла предмет. Это был светильник, который внезапно зажегся в ее руках. Марьям испугалась: она никогда не видела, чтобы факел сам собою загорался. «Чудеса в решете»! – подумала она и осторожно спустилась вниз. Перед ней возник длинный и ужасно грязный коридор, со стен которого свисала плесень и корни деревьев. Вскоре, пройдя через коридор, Марьям очутилась в просторной комнате. По углам стояли каменные ящики, а посередине – алтарь, на котором лежала книга. Марьям дотронулась до корки и вдруг…
- Ай!
Края были остры, словно бритва. Кровь капала на обложку. Марьям достала носовой платок и завязала палец. Она поднесла факел, чтобы получше рассмотреть книгу, и тогда на обложке начали проявляться какие-то надписи на непонятном языке. Марьям не знала, что означают эти символы. Осторожно, чтобы снова не поранить руки, она открыла книгу. Страницы были пусты, но нет… постойте! На них начали проявляться надписи на латинице. Скорее, не надписи, а набор букв. Марьям, словно завороженная, начала читать:
- Мснгх крти кали самгх мекхбай! Кьисинт мбшкх чадри!
Внезапно комнату осветил яркий свет, и тело Марьям пронзила острая боль. Корчась и постанывая от боли, Марьям упала на пол. Левая рука адски болела: на внутренней стороне предплечья начала трескаться кожа, вырисовывая какой-то символ. Превозмогая нечеловеческую боль, Марьям поднялась и взяла факел в правую руку. Шрам перестал вырисовываться, но рука все еще болела. Тут земля задрожала, и потолок обрушился, завалив выход. Путь назад был отрезан.
- Что мне делать? Как я теперь выберусь наверх? – Марьям была на грани истерики.
- Так, не время паниковать! – сказала она сама себе. – Нужно искать другой выход. Должен же он быть, в конце концов…
Она взяла в руки факел и двинулась дальше, по другому коридору. Проход все сужался, но рост позволял Марьям пройти здесь без проблем. Вдруг девочка услышала позади себя шаги, но они не были похожи на шаги обычного человека. Марьям бросилась бежать, уклоняясь от выступающих камней, и сама не заметила, как очутилась в подземельях старой крепости, располагавшейся в окрестностях Самсуддина. Марьям прислушалась… тишина, никого.
- Ух, наверное показалось! – облегченно вздохнула она. – Теперь я застряла в этой крепости. Отлично! И как мне отсюда выйти?
Девочка сделала несколько шагов вперед, и оказалась на лестнице, ведущей в сторожевые башни. Тут позади нее послышались уже знакомые шаги и чья-то мерзкая рука схватила Марьям за плечо. Она вскрикнула и с омерзением ударила факелом по руке так, что та отвалилась. Позади, одетый в длинный плащ, стоял зомби, от которого так и несло гниющей плотью. Когда мертвец снова приблизился к Марьям, она хватила его по голове факелом, как дубиной. Зомби завертелся на месте, словно юла и упал на пол.
- Что здесь, черт возьми, происходит?
Марьям поспешила покинуть лестницу. Запах разложения действовал ей на нервы. Пробежав под аркой, она очутилась на мостике, соединявшем две сторожевые башни. Внизу раздавались какие-то странные звуки. Внезапно над ее головой пролетело что-то тяжелое, и Марьям попятилась назад, поскользнулась, упала и уронила факел на землю. Марьям оказалась в кромешной темноте. Поднявшись, она пригнулась и медленно пошла вперед, на ощупь ища дорогу. Внезапно в стену воткнулись горящие стрелы.
- Это сон? – вскрикнула Марьям.
Тут только она заметила, что на земле целые толпы мертвецов. Позади послышалось рычание – это был гигантский черный пес размером, пожалуй, с матерого медведя. Марьям вскрикнула и бросилась бежать. Юркнув за дверь сторожевой башни, она задвинула засов, но он не гарантировал ей полной безопасности – в дверь уже ломились.
- В это даже ребенок не поверит! – причитала Марьям. – Что будет со мной? Когда я проснусь?
Выхода не было видно, если не считать таковым маленькое окошко.
- Ну, Марьям, если сегодня ночью не умрешь, будешь жить вечно! – эти слова немного подняли ей настроение. – Была, не была! Эх, волков бояться…
Марьям вылезла из окошка задом наперед и двинулась по узкому выступу. «Только не смотри вниз!» – шипела она сквозь зубы. Вот уже и лестница виднелась – осталось сделать пару шагов, но башня внезапно обрушилась, и через секунду на земле виднелась лишь груда камней…

Глава 3. Дорога домой.
Ранее тем же днем. 20 января 1937 года. Шенгини. Раннее утро.
Мубарак, как обычно, проснулся довольно рано – в семь часов. Усевшись на кровать, Мубарак закурил. Вскоре комната заполнилась едким табачным дымом. Мубарак открыл форточку, и дым лениво поплелся на улицу. Мубарак впрыгнул в первые попавшиеся штаны, накинул на себя рубашку, вышел на крыльцо покурить. Только поднес спичку…
- Твою мать!!! – завопил Мубарак, сбивая рукой пламя, объявшее его щетину. Он редко брился после смерти своего брата Лорика. Мубарак выкинул спичку и подошел к зеркалу. Левая щека полностью обгорела. Ворча и ругаясь, Мубарак достал из стола бритву и, умывшись, начал бриться. Вскоре из зеркала смотрел тщательно побритый молодой человек с глубоко посаженными темно-карими глазами, взъерошенными черными волосами и унылым лицом. Еще раз, посмотрев на себя в зеркало, Мубарак надел куртку, обул ботинки вышел на улицу. Утренний Шенгини выглядел как-то уныло – темные улицы, раскисшие дороги, облупленные дома. Улица, на которой жил Мубарак, немногим отличалась от остальных, хотя улицей ее можно было назвать лишь с большой натяжкой. Скорее, некое подобие улицы – это был гадкий, грязный и унылый переулок. Рядом с домами стояли, поникнув ветками, голые деревья. Дома довольно убогие и обветшалые, казалось, держались только на божьем слове. Дорога напоминала болотную трясину – лужи, стоящие неделями, грязь, в которой, как казалось Мубараку, грузовик увязнет. Извозчики с трудом проезжали по этой улице.
В конце улицы виднелся спуск к морю. По этому маршруту Мубарак регулярно ходил в порт. Он работал судоремонтником. Но не сегодня. Вчера Мубарак выбил себе отпуск на месяц и решил наведаться в Самсуддин.
Мубарак закурил и взглянул в небо. С утра туман, моросит дождь. Над городом, как и вчера тяжелые свинцово-серые тучи, но на душе у Мубарака было солнечно и пели птицы. Еще бы – он едет домой. А дома его ждет Марьям. Скучает, поди, без него. Мубарак, конечно, понимал, что не сможет заменить девочке семью, которую у нее отняли, но старался делать все, чтобы его племянница была счастлива. Однако, пока безуспешно, и от осознания этого Мубарак часто впадал в меланхолию. После смерти своего брата Лорика Мубарак перестал бриться. Сегодня он впервые за восемь лет побрился.
Сейчас Мубарак стоял на обочине и курил. Докурив сигарету, Мубарак выбросил окурок, тяжело вздохнул и отправился на площадь – ждать извозчика. Погода стояла по-январски отвратительная – грязь, холод, слякоть. На площади, на своем привычном месте сидел чистильщик обуви по имени Арменд. Личность в Шенгини довольно известная – в 18-м году он в шел рядовым в черногорской армии. Он ушел на войну совсем еще молодым. При назначении в полк, Арменд приписал себе три лишних года. В свои 35 он повидал всякой жизни. Много раз он был на волосок от смерти, но всякий раз спасался. Он был больше известен, как рядовой Муарем. В данный момент он старательно драил кому-то ботинки. «Да, брат, в такую погоду ты без работы точно не останешься»! – усмехнулся Мубарак.
- Здорово, Арменд! – Мубарак присел рядом.
- Да и тебе не хворать. – меланхолично ответил Арменд, пряча щетку в ящик. – Слышал я, ты выбил себе таки отпуск.
- Ага. – ответил Мубарак. – Вот, в Самсуддин собираюсь ехать.
- Я с тобой! – неожиданно выкрикнул Арменд. Он быстро собрал ящик, куда-то исчез, а через пару минут уже стоял по стойке «смирно» возле Мубарака.
- Ты-то там зачем? – удивился Мубарак.
Арменд ухмыльнулся, а затем достал из-за пазухи пистолет системы «Маузер».
- Э-эй! Ты чего? – засуетился Мубарак.
- Пора проучить этих фанатиков неотесанных! – глаза Арменда сверкнули. – Я хочу помочь тебе и твоей племяннице. Думаю, «Маузер» придаст моим словам довольно значительный вес! Я не могу все так оставить.
- А…эээ… - Мубарак замялся. Он не знал, что сказать Арменду.
- Ладно…где он там? Извозчик!!
Подкатил тарантас с двумя ослами в упряжке. Извозчик был испытанный вояка – прошел две балканские войны. На Мировой войне очень скоро дослужился до майора. В черногорском полку он служил гренадером. На правой руке у него отсутствовал безымянный палец, а во рту был выбит весь передний ряд зубов. Вот уже 15 лет он занимался междугородним извозом. Подкатил тарантас.
- Здравия желаю, майор Богдани! – Арменд по привычке отдал честь.
- Да и тебе не хворать. – ответил извозчик.
- Как видите, рядовой Муарем в полном здравии! – Арменд сел в коробку тарантаса. Мубарак тоже влез в телегу.
- Везите нас до Самсуддина! – выкрикнул Мубарак, протягивая извозчику бумажный лек.
- Вперед! Как тогда, в 18-м! – командирским тоном гаркнул Арменд.
Извозчик подхлестнул ослов, и тарантас медленно тронулся по ухабистой дороге.
- Остановки будем делать, или так поедем? – спросил извозчик.
- Экспрессом. – ответил Мубарак.
- Едем, едем! – поддакнул Арменд. – Мне еще нужно кое с кем разобраться.
- С кем это? – поинтересовался извозчик.
- Не важно. – отмахнулся Арменд. – Не захотят по-хорошему, придется вспомнить лихой восемнадцатый. Я от австрияк не бегал, что ж я от своих побегу? Сколько нам ехать? – Арменд внезапно сменил тему разговора.
- Четыре часа без остановки. – ответил Мубарак. – Я этот маршрут использую регулярно.
Тут на тарантасе воцарилось гробовое молчание. Следующие часа два никто не проронил ни слова.

Самсуддин.
Марьям сидела возле могильного камня на земле и гладила рукой его холодную поверхность. На щеках ещё видны следы высыхающих слёз.
- Мама, папа... мне так вас не хватает...
Убирав с лица прядь волос, она посмотрела в небо. В школе это время служит началом уроков. Повод развеяться? Атмосфера в учебном заведении всегда казалась ей давящий, но в данном случае это единственный выход побороть тоску. Марьям поднялась на ноги и неуверенной походкой отправилась в школу.

* * *
Тарантас, поскрипывая, катил через ольховую рощу. Вдруг ослы начали упираться и кричать.
- Что… какого… - замялся извозчик.
Вдруг ослы рванули вперед и опрокинули тарантас вместе с пассажирами. Извозчик попытался удержать ослов, но тщетно. Ослы разбежались в разные стороны.
- Что с ними? – удивился Арменд. – Чего они испугались?
- Твою мать! – извозчик со злости пнул отлетевшее колесо. – Вот глупые скоты! Как их теперь ловить?
- Дайте нам арканы, мы попытаемся их поймать. – сказал Мубарак.
- Берите. – ответил извозчик.
- Тут в получасе ходьбы есть Григорий рок. Я хорошо помню это место – когда-то в восемнадцатом мы с Йовановичем на этой дороге чуть головы свои не сложили. Шутка ли – три минометных расчета по нам лупили. Спокойным шагом туда идти где-то полчаса…хе-хе! Мы с Ненадом добрались туда минут за пять! – усмехнулся Мубарак. – Боже! Прошло уже почти двадцать лет…а я все помню, как будто все завершилось только вчера.
- Лично я предпочитаю забыть обо всех этих годах. – отозвался извозчик.
- Мудрое решение. – кивнул Мубарак. – Я бы хотел поступить также.
- Майор, разберите эту телегу. Нагрузим ослов и поведем в Григорий рок. Мы с Мубараком понесем коробку.
Извозчик кивнул и, напевая себе под нос песню, принялся разбирать телегу.
Арменд бежал по лесу, то и дело оглядываясь, не видно ли осла. Он ощутимо устал от этой погони, и сейчас дышал, как кузнечный мех. Он уже потерял надежду найти осла, как вдруг увидел над кустарником длинные уши. «Вот ты где, глупая скотина»! – прошипел себе под нос Арменд. – «Вот я тебя сейчас»… Подкрался поближе и накинул ослу петлю на шею. Тот закричал, начал извиваться, но превосходство целиком и полностью было за Армендом. Он оседлал осла и развернул его по направлению к тропинке. Извозчик уже разобрал телегу и, присев на камень, оглядывался по сторонам.
- Первый нашелся! – Арменд снова отдал честь. – Где же второй? А вот и Мубарак, легок на помине! – из чащи показался Мубарак, ведущий под уздцы осла.
- Фух! Еле поймал! – вздохнул Мубарак.
- Значит так, майор поведет впереди ослов, а мы понесем коробку. Ну, раз, два…взяли!
Через двадцать минут показались окраины города. Вдалеке виднелся шпиль церкви. Они пришли на постоялый двор, развьючили и привязали ослов.
- Я схожу за отрубями и прикуплю парочку предметов.
- Мне нужен ящик гвоздей. – сказал ему извозчик.
- Будет выполнено. – Арменд развернулся и пошел гулять по улицам города.
Купив в продуктовой лавке отрубей, Арменд пошел искать хозяйственный магазин. Около получаса он блуждал по узким извилистым улочкам Григорий рока, но так ничего не нашел.
- К черту. – сказал он вслух. – Спрошу кого-нибудь из местных.
Он отошел в сторонку, присел на лавочку и закурил. Тут его внимание привлекла толпа зевак и полицейские, отгонявшие толпы любопытных.
- О чем это они? – Арменд прислушался. – Аргх! Отсюда не разобрать. Подойду поближе.
Он подошел ближе и спросил прохожего:
- Извините, где здесь хозяйственный магазин? И что тут, черт подери, случилось?
- Магазин там, за углом. – ответил прохожий. – Вы, наверное, не местный? Сегодня утром мальчика загрызли. Проклятые волки! Бедный Умит! А я был так груб с ним. – прохожий поник головой.
- Вы с ума сошли! Какие волки? Зверей я здесь, кроме австрияк, отродясь не видел! Да этих волков днем с огнем не сыщешь! Это не волки – это убийство!
- Чего? – в толпе раздался шум и гам. Прохожие зло посмотрели на Арменда.
- Ой-ё! – только и сумел сказать Муарем и, не желая принимать на себя удар, побежал в хозяйственный магазин, где купил коробку гвоздей. Выбежав на улицу, Арменд стал оглядываться, ища полицейского.
- Скажите, - подскочил он к унтер-офицеру, - тело будут осматривать?
- Мгм. Его отнесут в амбулаторию в ближайшее время. Если что, она там, за перекрестком.
- Спасибо! – выпалил Арменд и побежал к намеченной цели. Амбулатория представляла из себя небольшой домик с покатой крышей. Стены его были выкрашены в светло-бежевый цвет. Над дверью висела табличка: «Приемы ведет доктор Димитриос Ривас». Арменд дернул, что было сил веревку звонка.
- Входите, открыто! – послышался из-за двери сиповатый голос.
Арменд вошел, совершил с доктором традиционное shake hands и, представившись, изложил суть происходящего.
- Тело привезут в ближайшее время. – ответил доктор. – Время осмотра займет примерно часов шесть.
У Арменда задергались скулы. «Надо сказать Мубараку обо всем. Думаю, меня поймет».

- Ну тебя только за смертью посылать! – развел руками извозчик.
- Прошу прощения, возникли некоторые форс-мажорные обстоятельства. Там, на окраине десятилетнего мальчика убили…
- Кого? Умита? – вскочил Мубарак.
- Ты его знал?
- Знал я его плохо, но довольно часто встречал его в лесу. Любил он там играть.
- Так, Мубарак, полиции ни слова!
- А…э-э-э… - Мубарак хотел что-то сказать, но, видимо не успел до конца сформировать свою мысль, как Арменд продолжил речь:
- Они могут помешать моему собственному расследованию и, возможно, не дадут нам уехать из города до выяснения всех обстоятельств. Мне нужно подождать, пока уйдут зеваки и полиция, чтобы хорошенько осмотреть место происшествия. Мало ли, может, там что-то останется. К вечеру доктор Ривас сообщит мне результаты вскрытия. Нутром чую – это не просто убийство, за этим что-то кроется.
- Интуиция тебя еще никогда не подводила. – Мубарак кивнул. – Ты дважды спас жизнь Марьям…
- А вот Лорика и Бесу спасти не успел. – Арменд поник головой. А еще Марьям должна была стать жертвой – частью какого-то ритуала. Вызволив ее из приюта, я во второй раз спас ей жизнь. Что на этот раз?
- Кончай заниматься гаданием на кофейной гуще. – Мубарак поднял голову и положил на землю гаечный ключ. – Как полиция разойдется, кликни меня.
- Заметано! Думаю, ты тогда уже дочинишь эту чертову тележку. Ладно, пойду я прогуляюсь – время надо как-то убить.

@темы: Проза

---

[bel Enlil]

У меня есть несколько стихов, написанных, по словам их прочитавших, совсем неплохо. Надеюсь на справедливую критику.

Париж

Paris - старинный город снов,
Богов и сумрачных туманов…
Ах, если б ты поведать мог
Без лжи и без обмана
Истории печальные сонеты…
Но сохранив при этом все секреты
Таинственных монархов и людей,
Бесславно на земле поживших этой.

Palais… Таинственная тень – лишь след былых веков.
Здесь старый мрамор… и портрет.
Но кто поверить мог, что человек,
Теперь так мудро смотрящий с холста,
Когда-то был здесь - страстный и живой,
Без всякой боли, без глухого сна,
Но с беспокойной, ищущей душой,
В конце – лишь жалкой платой за покой.

Jardin… Прекрасные цветы, но пруд зеркальный плачет.
Деревья старые шумят, и грач тоскливый скачет,
Сад не живет – он лишь влачит
Свое существованье. Обет молчания –
Предлог для страсти покаянья и
Лишь однажды голос свой подаст –
Молить-просить спасителя-весну
За разрешение хранить свою мечту.

Les places… Свидетели процессов, аутодафе, казней, толп…
И каждый камень обагрен
Слезой, упавшей с гильотины –
Кроваво-красной каплей жизни,
Так грубо прерванной судьей.
Жестокий выкрик, наглый смех –
Все в камне площади утех,
Название которой – Грев.

Les rues – ces летописцы жизни, они не вспомнят лишь имен
Людей, так весело гулявших
Под летним проливным дождем,
Студентов, громко распевавших
Во славу Фламеля сонет…
Девицы, юноши, мужчины – все лица слились
В моменте памяти тех улиц, и все волшебно растянулось
На сотни, сотни долгих лет…

Paris… Волшебное звучанье! Раскат грозы иль комплимент…
Parisia – свобода слова.
Ах, эта скучная латынь…
Одно лишь слово – парижанин
И чувства больше не тая, душа отбелит облака,
Развеет дождь, поднимет ветер
Во славу Франции, поэта,
Художника и школяра.

Во власти зимы

Пламя камина играет в бокале вина,
Тихо шуршит перо, бумага горит дотла…
Тонкие пальцы по строчкам бегут, считая слова,
Мысли поэта грустны, баллада – глупа.

Темные зимние ночи, кошка мурлычет у ног,
Струны дрожат мандолины, каждая нота – вздох.
Падает снег за окном, в лунном сиянии сад…
Шалью укрыта земля, под нею растения спят.

Кружево сказки на стеклах сверкает морозным огнем,
Песню заводит сверчок – само мироздание в нем.
Тихо. Так тихо, что, кажется, слышен лишь звон…
И лепет души, заснувшей младенческим сном.

Зимнее солнце встанет – и мир оживет.
Пока же он спит, под чарами разум, и лед
Сковавший все помыслы, сердце зажавший в плен,
С восходом рассыпется в прах, от страха останется тень.

Покуда – волнуйся, теряясь в лавине снегов.
Сиди у камина, пожравшего много бездарных стихов.
Ласкай мандолину, пусть кошка мурчит у ног…
Сейчас ты – во власти зимы и ветров.

@темы: Стихи

---

моё поздравление Серёге Есенину

[Я-СТР-ЕБ]

Ссылка на сторонний ресурс - удалено администратором.

@темы: Песни

---

Ночное небо, несомненно, завораживает.

[Печорин*]

Ночное небо, несомненно, завораживает.

Ночное небо, несомненно, завораживает.


Как-то раз сидела вечером перед ноутбуком в своей любимой Богом забытой, деревушке в предвкушении одновременно и радости и печали. Тогда на листе календаря было 18 августа, а это значило, что до конца лета оставалось ровно тринадцать дней. Эта новость одновременно и радовала, и заставляла сердце сжаться от тоски.
«Всего тринадцать…»,
Пронеслось тогда у меня в голове. Я задумалась, рассуждая о том, как прошло мое лето. Придя к фразе «ну, в целом, не так уж и плохо», невольно улыбнулась. Улыбку вызвали мысли о том, что скоро я наконец-то смогу вернуться, обратно, в Москву. Смогу увидеть свою любимую сестренку, дорогую подругу, знакомых… Ох, как же я по ним тогда соскучилась, не представляете. Уже заранее распланировала с кем и когда я встречусь, в каком порядке. В какие магазины я поеду с подругой, что буду покупать… Замечательные воспоминания.
Почти две недели отделяли меня от начала, но в то же время и конца. И я была этому рада, честно.
В тот вечер я, как и большинство вечеров до этого, сидела на кухне с ноутбуком, попивая при этом уже третью кружку теплого чая. Мама уже давно спала, а мне не хотелось. Писать тянуло шибко. Тогда, еще не так давно, в мае, я увлеклась написанием рассказов, даже не подозревая о том, что это дело настолько затянет меня. Замечательный огромный мир открылся мне тогда.
Иногда вот сижу и думаю: столько всего в мире нового и неизведанного, а то, что по душе, то, что действительно твое из этого огромного мира – лишь единицы, а порой и вовсе что-то одно.
В тот вечер, помню, я опять, как и большинство вечеров до этого, открыла новую страничку ворда, готовясь что-то написать. Рассказ или стих, я уже не помню, что хотела, но помню, что, когда уже занесла руки над белыми кнопочками клавиатуры, не смогла выжать из себя даже строчки. Тогда хотелось писать, но что – я не знала.
Знаете, у начинающих (и не только) писателей довольно-таки часто бывают такие моменты, когда и хочешь что-то написать, внутри все прямо парит, летает, просится наружу, а что с этим сделать, как выпустить – не знаешь. Вот у меня такое часто бывает. И тогда было то же самое. Хотела, а не знала, как найти выход всему, что тогда было внутри меня. Тогда, по обыкновению, чтобы выиграть немного времени (хотя у меня и была целая ночь впереди), я потянулась к своей кружке наполовину наполненной чаем и поднесла ее ко рту. Мне так думалось легче (собственно, поэтому за вечер и выпивалось примерно по четыре чашки). Отглотнув немного теплого напитка, я поняла, что он не такой сладкий, как обычно.
«Не хватает четвертой…»,
Тут же сообразила я и потянулась к сахарнице, которая стояла неподалёку. Насыпав недостающую ложку сахара, размешала ее. Попробовала чай снова.
«Вот это я понимаю»,
И довольно улыбнулась. Но даже четвертая ложка сахара не помогла мне тогда. В голову все равно ничего не шло. Решила немного проветриться и вышла на улицу.
У нас в деревне свой домик с просторный двориком, колодцем и сараями… Романтика для городского жителя.
Я вышла на улицу, обулась в резиновые шлепки и села на деревянный потрескавшийся порог дома. Любимая собака тут же поднялась со своего теплого места и подошла ко мне, пытаясь засунуть свою морду мне под локоть. Она всегда так делала, когда хотела, чтобы ее погладили. Я почесала ее за ухом и посмотрела на небо. Ночные просторы небес всегда завораживали меня. Столько звезд, их так много и они так далеко. Всегда кажешься себе такой маленькой, когда смотришь на ночное небо. Когда смотришь на то, что тебя окружает, когда оно такое необъятное и огромное поневоле ощущаешь себя маленьким. И тогда я опять почувствовала, какая же я на самом деле крошечная по сравнению со всем этим. А иной раз так посмотришь, кажется, что нету ничего больше и необъятнее просторов обычного моря, ну, или поля на крайний случай.
Еще я очень часто думаю о том, что кто-то сейчас точно так же, как и я, сидит, например, на пороге своего деревянного домика с любимой собакой в ногах, смотрит в ночное небо и, точно так же, как и я, думает о том, что на него кто-то смотрит так же, как и он сам. Меня всегда посещают эти мысли, когда, закинув голову, я стою и смотрю на ночные просторы неба.
И в ту ночь я точно так же сидела и размышляла о том, как огромна и безгранична наша вселенная. Опомнилась только, когда холод уже начинал потихоньку сковывать все мое тело, да и назойливые комары уже искусали все ноги. Собака уже давным-давно спала, устроившись у меня в ногах, и мне очень не хотелось будить ее тогда, но проклятый морозец ночи подступал все ближе и ближе. Я взглянула еще раз на небо и улыбнулась.
«Красиво»,
Вернувшись в теплый дом, я взяла в руки небольшой блокнотик, в котором записывала короткие фразы на протяжении всего лета. Чтобы в один из холодных ноябрьских вечеров взять его в руки, открыть наугад страничку и вдохнуть по еще разок теплый воздух лета. Взяв этот блокнотик, ручку и сев за стол, записала там по обыкновению лишь одну короткую фразу.
Ночное небо, несомненно, завораживает.
И все. Эти несколько слов полностью отобразили все то, что я тогда не смогла напечатать.
Вот так странно. Всего каких-то пара слов в сочетании могут совершенно точно выразить все, что хочет сказать человек.

@темы: Проза

---

Семья

[katia-miki]

Надеюсь на конструктивную критику.

Катя считала себя счастливым человеком. У неё был маленький сын Саша и любивший муж. Пока её подружки не спали ночами, мерзли в коротких юбках и мучились от боли на высоких каблуках, она сидела дома в обнимку с любящим мужем и сыном. Все её благополучие заключалась в двух людях. Они олицетворяли для неё целый мир и ничего не могло омрачить её счастье.


Катины подруги завидовали ей. Они наносили на лицо килограммы косметики, строили карьеры, но в душе оставались одинокими. Каждую ночь им приходилось засыпать с чувством не удовлетворенности, нехватки чего-то важного. Они просыпались рано, бежали на работу, потом на встречу, они постоянно опаздывали, но никто их по настоящему не ждал. Если бы они остановились, обернулись, то поняли, что единственное счастье женщины должно заключаться в семье.
Катя обожала своего Сашу. Она водила его на кружки, часами гуляла с ним в парке и ежемесячно приводила к врачу. Доктор делал прививки, слушал сердце и уверял, что все отлично. Когда ребенок стал худеть, а кожа приобрела землянистый оттенок, то педиатр сказал, что ребенок просто быстро растет. Конечно, назначил витамины и разные препараты. Время шло, а ребенку становилась только хуже. Они легли в больницу на осмотр.
Было раннее утро, когда врач вошел в палату и сказал, что у ребенка рак. Он сказал, что детский организм поразила опухоль, которая разрослась и сдавила внутренние органы. Врач сказал, что её можно вырезать, операция продлится несколько часов. Он сказал, что есть метастазы, маленькие ниточки, проникающие в печень, в почки. Их нельзя вылечить, они дадут новые опухоли. «Слишком поздно» сказал врач.
Катя всегда верила чудо. Она надеялась, что оно случиться именно с ней. Каждый день, когда она смотрела на плачущего ребенка, когда разводила в стакане обезболивающие, верила, что сегодня малыш пойдет на поправку. Она мечтала продать квартиру, уехать за границу и сделать спасительную операцию Только ни одна страна мира не может вылечить рак на последней стадии. Ни деньги, ни связи, ни чудо - ничего не поможет.
Все произошло быстро. Это не та болезнь, которая тянется годами. Конечно, можно поставить капельницу глюкозы, но это только продлит страдания. Прошел месяц, и сердце ребенка остановилось.
Катя стала смотреть на мир другими глазами. Они с мужем продали дом, переехали в другую квартиру и начали жить как раньше. Только Катя больше не хотела встречать мужа после работы, готовить завтраки, сидеть дома.
Девушка часами бродила по улице. Она никого не замечала, как будто весь мир рухнул, развалился, и она бродит по руинам. Её сердце, когда-то полное любви, опустело. Она перестала бояться смерти, а жизнь ей наскучила. Катя считала, что в мире, где нет любви, где нет её сына - жить не стоит.
Несчастная, обессиливая, девушка, пошла, работать в дом малютки нянечкой. Она просто смотрела, как играют дети, смотрела на их веселые лица и вспоминала сына. Ей было плохо, очень плохо в приюте, но боль, ранящая её сердце, было единственным чувством за несколько месяцев.
Катя начинала жить помаленьку, заботами и грезами детей. Она улыбалась их детскими шалостями и маленьким проказам. Незаметно, жизнь стала возвращаться. Краски, померкшие со смерти Саши, засияли.
Катя изменилась, она больше не сможет быть прежней, ровна как забыть сына, но та другая девушка может быть счастлива и любима.

@темы: Проза

---

[Лучик-Оборотень]

Распятое небо. В нем белые крики
Заблудших во времени птиц.
Листом закружится снег мертвенно-тихий,
Ложась на изгибы ресниц.
Он греть - не согреет, не вылечит душу
От хладных пут солнечных дней.
И жара костра он вовек не потушит,
Не сделает небо ясней.
Снег каплей прозрачной стекает по коже,
Теряясь в агонии слез.
Снег шепчет, что рай ему больше не нужен,
Что все это было всерьез...
А серые чайки, паря над волнами
Уносят прах шепота прочь.
И все оборвется, все станет словами,
Не сможет никто им помочь.
И там, под ногами, в пыли или лужах
Не встретит снег давней мечты.
Желал он не крыльев, не стать лютой стужей...
Мечтою была одна ты.

@темы: Стихи

---

Моя осень.

[F.Y. Rishkin]

У меня холодеют руки.
Это значит - настала осень.
Это значит, что снова мокро
На душе и ветра снаружи.
Это значит, мне снова греться -
Так банально и так уютно,
Растворяться в туманном небе,
Жадно впитывать запах листьев.

Я вчера замечала втайне,
Как меняется этот город,
Оставаясь незримо вечным -
Повторяется каждый цикл.
Мы виток за витком бродили,
Мы искали в других друг друга,
Оставались в конце пустыми,
Чтобы фениксом возродиться.

Под ногами хрустели груши,
Крепко-мелкие, городские.
В волосах шевелился ветер,
Мне в затылок дыша похмельно.
Я, вдыхая прозрачный воздух
И ступая вниз по ступеням,
Говорила спасибо жизни,
Что прислала меня сбываться.

Я сбываюсь легко и смело,
Я иду по тропе событий,
Я не сон, не мечта, не муза,
Я обычная и земная.
Только кто-то придумал, чтобы
Ты случился - с улыбкой странной
Целовал мне глаза и пальцы -
Выше нежности я не знаю.

А друзья и другие люди,
Узнавая, как все сложилось,
Удивляются осторожно,
Говорят, что так не бывает.
Говорят, что я изменилась,
И что я - героиня сказки.
Меня водит Судьба за ручку,
Ангел крыльями обнимает.

У меня холодеет тело,
Согреваясь в твоих объятьях,
Это время - почти эпоха -
Будет длиться украдкой вечность.
Я делю себя без остатка,
Растворяюсь и собираюсь.
Осень в мокрых своих ладонях
Всё баюкает мое сердце...

@темы: Стихи

---

Бабочки на цепочке

[Julber]

В парке мимо старой большой березы
Осень пробежала в цветной сорочке.
На ее ресницах блестели слезы,
И порхали бабочки на цепочке.

По следам ее увядали травы.
В кудрях непослушных рыжели листья.
Покрывалось золотом все, что справа.
Слева дождь стеной непрестанно лился.

Я всегда на Осени был помешан.
В листопад совсем голова дурная.
Я рванул за ней, чтоб ее утешить:
«Кто тебя обидел, моя родная?»

Вдруг остановилась и рассмеялась.
Листья закружились над головою.
Осень с чьим-то сердцем в руках стояла:
«Кто меня обидел? Да, Бог с тобою!»

Удивляюсь - как я не понял сразу?
Словно обознался безлунной ночью…
На ее ресницах блестели стразы,
И звенели бабочки на цепочке.

@темы: Стихи