[NikkValeriev]

Друзья, впервые решила попробовать себя в песенном тексте. Знаю, что плохие стихи не всегда равно "в песню сгодится", поэтому нервничаю. Собственно, будущему исполнителю все нравится, но я ищу подвох, в чем и прошу вашей помощи.

Ты прости, я домой не вернусь сегодня,
Заночую в полях, на упрямой, сухой траве.
Будет осень невестой, сентябрь мне будет сводней,
Да и братья мои благородных, лесных кровей.

А над городом смог распластал свои крылья из пыли.
Не сердись, я тебя не оставил в беде.
Я ушел, чтоб глаза мои неба испили,
Чтобы вызнать себя в отражениях в проточной воде.
Я ушел, чтобы стать здесь нетрезвым, неласковым.
Чтобы щеки ласкал овеваемый ветром ковыль,
Чтобы ночь расцвела незнакомыми, новыми красками,
Я ушел, чтобы утром проснуться живым.

@темы: Песни

---

Рассвет

[Lunnosvetnaya]

...Лучи полуденного солнца пробивались сквозь густую изумрудную крону. Я снова была здесь, возле старого огромного дуба, в ветвях которого мы так любили прятаться с сестрой. Пальцы погладили шероховатую кору, всю изборожденную морщинами, но не старости, а мудрости...векового опыта...
Забралась на нижнюю ветку и замерла, подставив лицо лучам ласкового солнца...
Попыталась открыть глаза, но вокруг была лишь темнота. Сон, опять сон, каждую ночь один и тот же сон...
Хотелось расплакаться, но я уже разучилась это делать за столько лет в кромешной тьме. Полежала еще немного, надеясь хоть на миг удержать в памяти лучи солнца. Но пора вставать, они скоро придут.
Заправила постель, осторожно по стеночке добралась до ванной. Все никак не могу привыкнуть к темноте, слишком долго жила под солнцем. Так, теперь умыться, причесаться, только вот зачем? Все равно никто не увидит, но привычка...
- Бабуля, мы пришли!!!
Вздрагиваю, опять я не услышала их шагов.
- А расскажи нам про жизнь раньше! Про солнце расскажи, какое оно!
Это Юленька, она самая маленькая, ей и пяти еще нет. Конечно, где ж ей знать, как выглядит солнце. Последний закат был как раз четыре года назад, она и не помнит ничего...
- Садитесь дети, садитесь. Расскажу вам про солнце, как оно пробивается сквозь густую изумрудную крону. Что такое «изумрудная»? Ну, это цвет такой, как зеленый, только слово красивше. Какой он? Ну, как же я объясню вам, хорошие мои, красивый такой цвет. - Задумалась, ну как можно детям, которые ни разу не видели света объяснить цвет? Вкус, запах, звук они знают, а цвет...не нужен он в мире тьмы, в мире, где уже четыре года не было Рассвета. Стали все словно кутята слепые, не видно ничего. Зато слух и обоняние развились, но то у детишек, у молодежи, а нам старикам...
- Ох, простите, ребятушки, задумалась что-то... Так вот слушайте дальше: пробиваются, значит, лучи сквозь изумрудную крону. Весь лес залит солнечным светом, он теплый и ласковый, он жизнь дает и цветочкам, и деревьям, и зверям. Что такое «цветочки»? Ну, это растения такие маленькие, разноцветные, и пахнут сладко-сладко. Про зверей рассказать? Ой, детишки, про кого бы сегодня вам рассказать-то... Ну вот, например, был такой зверь «собака», человеку друг первый, охранник и помощник. Собаки разные были: большие и маленькие, злые и добрые, пушистые и с короткой шерсткой. Шерстка это что ваши волосики, только не такая она мягонькая. Ходили собаки на четырех ногах, они у них лапами назывались. Говорить они не говорили, конечно, только лаяли, но все понимали, что им говорят. Что? Остались ли еще собаки? Да нет, милые мои, не осталось видать... погибли во время Заката, все звери погибли, только люди да тараканы остались... тараканы-то раньше не такими крупными были, да и не ели их. Это сейчас есть-то больше нечего... А Рассвет будет, детки! Непременно будет! А как же! Увидите вы солнышко, а там глядишь и травка, и деревья появятся, и дуб, огромный дуб, с шершавой корой...

А ночью мне опять снился лес. Только солнца уже не было, была лишь ночь кругом, лишь темнота. Проснулась от криков и шума. Все куда-то бежали и кричали что-то, спросонья и не разберешь что. Рассвет? Как Рассвет?! Неужели?! Дождалась, старая, дождалась таки!!!
Споткнулась о стул, упала, разбив колени, но поднялась и побежала наверх, к выходу. Так, вдоль стены, направо, еще направо, по ступеням на балкон.
Темно! Почему темно? Неужели шутка?! Неужели...

Толпа на балконе радовалась и кричала. Рассвет! Первый рассвет за четыре года. Юленьку папа посадил на плечи, что бы она увидела солнышко...в первый раз в своей жизни...
А рядом с ними сотрясаясь от беззвучных рыданий, стояла старая женщина и смотрела на Рассвет незрячими глазами, смотрела, но увидеть уже не могла...

@темы: Проза

---

Часовщик. Глава №1.

[..::Пел@геЯ::..]

Уважаемые авторы и критики. Этот рассказ - мечта последних лет. Находится на стадии написания. Нужна конструктивная критика.

Часовщик.
Глава 1.

События жизни – не более чем повод для переживания.
(Николай Козлов).

Закатные лучи солнца одаривали её своим теплом, а резкие порывы ветра обжигали щеки. День был чертовски хорош и постепенно подходил к своему логическому завершению. Раскрасневшийся горизонт обещал завтра вознаградить жителей Праги теплым днем, таким редким в эти пасмурные осенние будни. Так почему именно сейчас она решилась на это. Почему, когда природа порадовала людей такой хорошей погодой, она нашла в себе силы на такой необдуманный поступок. Несомненно, алкоголь сыграл свою роль, хоть это и была всего лишь безобидная банка пива. Она не любила пиво, но сейчас ей было настолько паршиво на душе, что даже этот хмельной напиток показался ей весьма вкусным. И да, он успел как следует ударить ей в голову. Михаэла не умела пить. Она это прекрасно знала и, пользуясь этим, решила облегчить себе выбор.
Девушка сидела на самом краю крыши отеля Коринтиа. Идеальное место для сведения счетов с жизнью. Она выбирала его особенно тщательно: в центре города сложно найти здание с достаточной высотой, чтоб смерть наступила мгновенно, да и полиция быстро пресечет эту попытку. А здесь, в отдаленной тихой части Праги, народу куда меньше, чем в центре. Михаэла сидела уже около пятнадцати минут, а её за все это время заметили только пара постояльцев отеля, и то совершенно случайно.
Девушка смотрела, как солнце начинает медленно пересекать линию горизонта, погружая город в сумерки. Внизу начала собираться толпа. Кто-то звонил в полицию, кто-то охал и ахал «Ах, она такая молодая», уже приписывая девушку к мертвым, кто-то негодовал, мол у него и так дел своих по горло, а тут какая-то сумасшедшая хочет испортить ему конец дня, а кто-то просто стоял молча, ожидая кровавого зрелища.
Но Михаэла не замечала их. Она сидела и думала, почему люди решаются на такой безрассудный шаг. В голову шли различные варианты: безысходность, скука, интерес, безответная любовь. А что стало причиной для нее? «Наверное, все вместе» – подумала девушка, пытаясь снова не заплакать. Она намеренно врала себе. Потеря друзей для неё на этот момент была невосполнимой утратой. Ну, как потеря: просто они не смогли вынести её сложный характер. Или причина была в другом…
– Сама виновата! – внушала себе Михаэла. – Не нужно было так привязываться к ним.
Девушка жалела, что позволила себе такую ненормальную слабость: испытать такие чувства. Она забросила учебу, поссорилась с родителями, ушла из дома, а все из-за чего. Из-за этой чертовой компании.
Они учились вместе на втором курсе Высшей школы прикладного искусства: она, Катерина, Ханна и Ян – на факультете изобразительного искусства по специальности фотография. Они общались друг с другом едва больше года, но за это время Михаэла успела узнать их, подружиться и, что самое страшное, полюбить. Но они не могли понять такой искренней любви, принимая её за кривляния и дурачества. А в один прекрасный день она не выдержала и просто обиделась на них за то, что они воспринимают эту дружбу не так как она. По-иному. Чего она ожидала? Наверное, что они извинятся перед ней, поймут, каково это, когда тебя не понимают. Но, как всегда такое происходит, друзья просто отпустили ее. Перестали с ней общаться, не испытывая никакого лишнего сожаления (как казалось девушке). Все это случилось в конце первого курса. По прошествии лета, когда начался второй учебный год, ситуация нисколько не изменилась. Они были сами по себе, Михаэла сама по себе. В конечном итоге, девушка закрылась от окружающих и перестала общаться с сокурсниками. От нее съехала соседка, и она осталась одна наедине со своей болью и обидой, только уже на саму себя.
А самое печально было то, что Михаэла не могла понять, почему все так вышло, ведь она же не хотела ничего плохого. Ей просто хотелось больше времени проводить с ребятами. Но теперь, чем сильнее девушка пыталась помириться, тем сильнее отталкивала от себя. Ситуация стала тупиковой.
Наслаждаясь последними лучами солнца, Михаэла сделала глоток пива и поставила пустую банку рядом с собой. Вспоминая самые теплые моменты, девушка закрыла глаза и задержала дыхание. Вот-вот и она оттолкнется от края крыши и полетит в бездну. И ей тогда будет всё равно, что говорят остальные, она будет свободна. А сейчас она связана по рукам и ногам, крепко, надежно.
Но почему она все еще здесь? Страх, вот и все объяснение. Страх перед неизвестностью останавливал ее все это время. Девушка боялась, что там, за крайней чертой, за точкой невозврата ее будет ждать только пустота. Хорошо, что она такая предусмотрительная купила себе пива. Страх скукожился и спрятался за горечь разочарования. Осталось дать обратный отсчет. Три, два, один…
– Какая печальная картина – раздался мужской голос слева от девушки. Михаэла резко обернулась, едва не упав с крыши. Неожиданный гость вмешался в ее планы и спутал все карты.
Прямо на самом парапете укутанный лучами заходящего солнца стоял он. На вид не старше ее – где-то около двадцати лет. Темные взъерошенные волосы падали на лицо, а серые глаза устало смотрели на девушку. Он был весьма худощав, однако было видно, что юноша держал себя в форме. На нем был фрак кремового цвета, черная жилетка, белые брюки, заправленные в черные лакированные ботфорты. В правой руке он держал странный круг того же цвета, что и фрак, похожий на фрисби.
Девушка застыла в изумлении не столько от вида незнакомца, сколько от неожиданности его появления. Михаэла была уверена, что надежно заблокировала дверь на крышу: без выламывания двери и продолжительного шума к ней попасть было невозможно, если только этот странно одетый парень не свалился с неба, и судя по его виду, это был самый правдоподобный вариант.
Тут неожиданно поднялся резкий порыв ветра, который чуть не опрокинул Михаэлу на спину; парень все так же продолжал неподвижно стоять.
А пауза затягивалась.
– Что? – спросила девушка, пытаясь осознать произошедшее.
– Так, она еще и глухая – устало промямлил парень и наклонился ближе к девушке. – Я говорю, печальная картина! Давай, облегчи мне работу – прыгай!
– Чего?! – уже от страха вскрикнула девушка и вцепилась руками в парапет. Прыгать ей резко расхотелось.
– Чего-чего. Я бы тебе сказал, чего! Поднимайся, говорю, и слезай. Или все-таки полетаешь?
– Ты? Как? – не находила слов Михаэла. Пиво быстро выветрилось, пришла ясность мышления, а вместе с ней и паника.
– Что значит, как? Это магия, детка! – улыбнулся юноша и стукнул по кругу. Тот тут же принял форму шляпы-цилиндра. Он медленно надел его, явно выдерживая паузу.
– Позвольте представиться! – театрально взмахнул руками парень. – Даниэль Алан Клосс! Часовщик третьего ранга Серебряной лиги!
– Часовщик?
– О Сол, какое же глухое поколение, приходится оберегать нам от беды. Карл Глоух, между прочим! Я, конечно, не поклонник его творчества, но он так точно подмечает особенности нынешней молодежи!
– Он же давно умер – промямлила Михаэла.
– Это для вас он умер. А в нашем мире, кстати, он уважаемый часовщик!.. Эй, с тобой все в порядке? Дыши глубже! Мне тут обмороки не нужны! – юноша только сейчас заметил, что девушка была абсолютно белой.
– Ты пришел меня убить? – ее голос дрожал и срывался на жалобный писк. Она была готова броситься в ноги своему палачу и умолять о пощаде. Быть столкнутой с крыши для нее было куда ужаснее, чем прыгать самой.
– Пф. Я не убийца – оскорблено бросил Даниэль. – Работа часовщика – помогать людям, а не сталкивать их с крыши. Мы обычно заключаем с ними сделки...
– Типа как дьявол? – перебила его девушка.
– Дорогуша, дьявол – порождение человеческих страхов. Мы не требуем души взамен и не отправляем их после выполнения контракта в чистилище, или как вы его там называете. Для нас нет никакой выгоды в этом. Это всего лишь наша работа, которую мы должны выполнять. Есть просто несколько условий, которые должны соблюдаться во время контракта…
– Вот так всегда и происходит! Несколько условий …
– Вот не надо сейчас наговаривать почем зря! Ты даже не дослушала до конца – начал срываться Даниэль, но тут же взял себя в руки и непринужденно продолжил. – Наше дело правильно изложить суть контракта, объяснить правила его заключения. Я не буду тебя заставлять заключать сделку – это будет полностью твой выбор. Ну, так что, ты готова выслушать меня? – улыбнулся парень и сделал шаг навстречу девушке.
– Не подходи ко мне! – вскрикнула Михаэла.
– Да успокойся ты! Я не собираюсь сталкивать тебя с крыши! – раздраженным голосом шикнул парень и сделал еще один шаг к ней.
– Не подходи, иначе я спрыгну! Тут будет столько шума!..
– Не знаю о чем ты, но шумишь здесь только ты – выпалил парень, указав вниз рукой. Девушка перевела взгляд и оцепенела. Она, погруженная в пылкий диалог с Даниэлем, совсем не заметила, что источниками шума были только они. Внизу, толпа, успевшая собраться у стен отеля пару минут назад и громко наблюдавшая за происходящим на крыше, замерла в том состоянии, в котором она была до появления неожиданного собеседника девушки. Кто-то явно кричал, застыв с жуткой гримасой на лице, кто-то бежал по направлению к отелю, чтобы сообщить о происходящем на крыше, даже собака одного из очевидцев, обнюхивавшая ногу стоящего рядом мужчины, застыла на месте.
– Как? Как ты это сделал?
– Легко. Управлять временем – вот наша основная работа. Часовщики следят за равномерным течением времени и взаимодействием его с пространством. При необходимости мы перемещаемся во времени и вносим коррективы в пространство, тем самым меняя историю отдельных людей и человечества в целом. Сейчас ты и я находимся вне времени, но в данном пространстве. Ну, пока ты не спрыгнула с крыши, естественно. Иногда, при особой необходимости, мы помогаем таким людям как ты.
– Прыгать с крыш что ли? – на такие слова Михаэлы парень недовольно фыркнул – Подожди. Если ты говоришь, что время остановилось, тогда почему я чувствую ветер? – мозг девушки потихоньку начал приходить в рабочее состояние и задавать нормальные вопросы.
– С чего ты взяла, что это ветер?
– А что тогда?
– Пространство – автоматически ответил Даниэль, но увидев, что Михаэла не совсем понимает его, объяснил. – Когда обычный человек находится вне времени, но в пространстве, то пространство пытается уничтожить его. В данном случае спихнуть тебя с крыши. Не находись я рядом, ты бы уже давно лежала на козырьке отеля.
– Теперь понятно. И что от меня требуется, чтобы остаться в живых?
– Выслушай условия контракта, а дальше согласись на сделку или откажись от нее. Ну, что, готова?
Девушка замялась, но следующий порыв «ветра» заставил ее передернуться, спрыгнуть с парапета на крышу и сесть, упершись спиной в перегородку.
– Я бы тебе не советовал много двигаться. Чем больше ты будешь искажать пространство, тем больше оно будет стараться от тебя избавиться. И скоро даже я не смогу его сдерживать.
– Ясно – пискнула Михаэла. Даниэль переместился к девушке и присел на корточки напротив нее.
– Ну что ж, приступим. Контракт состоит в том, что ты можешь изменить свою жизнь целиком и полностью, пустив ее в новое русло. По условию контракта тебя перенесет в один из моментов твоей жизни. В тот, который послужил для тебя переломной точкой. Проблема заключается в том, что таких точек масса и нет гарантии, что тебя перенесет в ближайшее прошлое. Ты можешь оказаться в любом возрасте своей жизни, в котором ты уже осознанно могла делать выбор. Ты будешь помнить все то, что произошло на этой крыше вплоть до ответственного момента, когда от тебя потребуется сделать выбор. Какое бы ты решение не приняла: то, которое ты уже делала или совершенно противоположное, твоя память о прошлой-будущей жизни немедленно сотрется. Ведь будущее примет новое развитие и памяти нечего будет хранить, потому что этого с тобой еще не случилось, а скорее всего и не случится вообще.
– То есть, я могу очутиться в возрасте пяти лет?
– Теоретически, да.
– А практически?
– Практически, я не припомню, чтоб кто-то возвращался на такой далекий промежуток времени. Мы приходим к людям, когда они на грани, когда не видят больше смысла жить. Тем самым мы предлагаем изменить им тот момент жизни, из-за которого они в итоге решили покончить с собой. Я не думаю, что кто-то собрался выброситься из окна или вскрыть вены только из-за того, что у него в детстве отняли любимую игрушку.
Девушку слегка тряхануло от внезапно налетевшего порыва «ветра» чуть сильнее, чем в прошлый раз, но на этот раз она была в относительной безопасности.
– А разве нет вариантов, что человек снова попробует покончить с собой? Вы тогда опять предложите ему заключить еще один контракт?
– К сожалению, для каждого человека предусмотрен всего один контракт, да и сама сделка достаточно кропотливый процесс для часовщика. Поэтому для заключения контракта не выбираются «заядлые» самоубийцы. С ними просто нет смысла что-либо заключать – исход уже заранее известен: не повесился сейчас, так утопится потом. А простой человек, совершивший одну ошибку, приведшую к таким последствиям, заслуживает право на второй шанс. Ты так не думаешь?
– Думаю. А как….
– А как определяют такого человека, я уже не знаю. Думаю, даже те, кто стоят выше меня не в курсе, как это происходит. Видимо приходит как-то. Ну, что скажешь?
– У меня есть время подумать?
– Ну, пока тебя не начало трясти из стороны в сторону, можно. Но особо не затягивай – меланхолично пробубнил Даниэль, встал с корточек и направился мерить шагами крышу.
– А что будет, если я откажусь? – крикнула парню Михаэла, который был уже на другом конце крыши. Тут ее подкинуло так, что девушка завалилась на бок и проехала еще некоторое расстояние по холодному, мокрому битуму.
– Так вот, что я забыл! – радостно подпрыгнул юноша. – Если ты откажешься, я верну тебя ровно в тот момент, когда ты готова была вот-вот броситься с крыши. Конечно, о нашем разговоре ты ничего помнить не будешь, и дальнейшая твоя судьба будет печальной.
– А, теперь понятно, что за условие – буркнула Михаэла, усаживаясь обратно. Локоть сильно саднило от удара о шершавую поверхность крыши.
– Я правильно понял, что твой ответ – да?
– Да, я согласна на условия твоего договора! Где надо расписываться кровью? – съязвила она.
– Отлично! – закричал Даниэль, полез в нагрудный карман и достал оттуда что-то круглое и серое. – Какая удача! Мой первый контракт! Вот так везение!
– Стой, стой. Твой первый контр… – хотела было возразить девушка, но тут ее начало кидать из стороны в сторону, как тряпичную куклу.
– Ох, как здорово все вышло! – не переставал радоваться парень. – Так, что там в книге говорилось? Ах, да! Крутить до упора!
– Даниэль!.. Черт… ДАНИЭЛЬ! – старалась докричаться до юноши Михаэла, которую швыряло по крыше, как тряпичную куклу. Она едва успела зацепиться за вентиляционную трубу, как та начала дребезжать у нее в руках, пытаясь скинуть девушку с себя. – Клосс, черт возьми, чего ты копаешься?!
– Так, еще немного. Продержись еще чуть-чуть! Я должен убедиться, что механизм заведен полностью – не обращая на жуткий шум, который поднялся на крыше, крикнул он.
Девушка успела рассмотреть в его руках карманные серебряные часы на цепочке прежде, чем ее подбросило последний раз и вышвырнуло за пределы крыши.
– ДАНИЭЭЛЬ!!! – завопила девушка, готовясь встретиться с землей.
– Готово! – услышала она где-то вдалеке голос юноши, но вдруг он неожиданно оказался рядом с ней, летящий вниз со здания отеля. Она почувствовала, как его рука вложила ей в правую руку что-то холодное, а вторая сжала ее запястье. Большой палец девушки лег на заводной механизм.
– Михаэла Раух – голос раздался эхом в ее ушах. – Твое время настало!
Щелчок заводного механизма был настолько громким, что ей отдало в уши. Вдруг из-под циферблата на внутреннюю сторону ладони хлынула черная жидкость и ошпарила ей руку. От жуткой боли у Михаэлы потемнело в глазах. Руки Даниэля больше не держали ее запястья, и девушка чувствовала, как ее падение замедляется. Где-то раздались женские крики и лай собаки, а лицо вновь обдало холодным ветром.
Единственное, о чем успела подумать девушка, перед тем как потерять сознание, было то, откуда он мог узнать ее имя.

@темы: Проза

---

Если ты…

[Julber]

Если ты сильно болен – подышишь солнцем, и все пройдет.
Если не хочешь поправиться, ты, наверное, идиот.
Мир не задержит тебя, не заметит тебя, но беда-не беда.
Помни, что Мир не желает тебе никакого вреда.

Если ты болен печалью, она разделит твою любовь.
Она, словно преданный пес, будет вечно скулить, будет следовать за тобой.
По первому вздоху придет, стоит только позвать, стоит только начать…
И чтобы не сгинуть совсем, нужно встретить того, кто разделит твою печаль.

Если ты болен дорогой, она будет долго манить за собой.
Вечность в пути – лишь первичная плата за эту любовь.
Дом на плечах, а в глазах ностальгия лесов и рек.
Люд будет звать тебя зверем, но для зверей ты Чужой. Человек.

Если ты болен небом, то это, наверное, навсегда.
Тут не спасут доктора, не поможет шаман и живая вода.
Небо проглотит тебя. Небо сдавит тебя. Но беда-не беда.
Может быть, я ошибаюсь, и это не навсегда.
Господи, дай мне надежду, что это не навсегда.

22.02.13

@темы: Стихи

---

Февральское

[Чудо_]

Переломан февраль пополам
Стынут улицы, сердится гордость.
Между нами безумная пропасть
Обоюдно нанесенных ран.

Как в истерике бьются такси
На излете заснеженных улиц.
Мы с тобой в эту зиму втянулись,
Нам друг друга уже не простить.

Завтра будет иной Рубикон,
Новых красок цветная палитра,
И былых отношений субтитры
Сохранять нам уже не резон.

У зимы предсказуем порог —
Почки зреют, и пахнет весною.
Потерялись мы где-то с тобою,
На изломе житейских дорог.

@темы: Чудо_, Стихи

---

Бред

[Кошка, гуляющая под луной]

Расскажи мне сказку о том, что ты не такой.
И что у тебя ко мне, что то очень нежное, очень большое…
Одним словом - другое.
Расскажи мне сказку о том, что я не такая…
Не такая как те, другие, что раньше бывали
И конечно еще бывают…
Расскажи мне сказку, что я для тебя не просто очередная,
И что я тебя очень сильно не только телом цепляю…
Расскажи мне весь бред, умоляю!
Ты ведь видишь, я в нем уже года четыре
Как сильно нуждаюсь…

@темы: Стихи

---

[Лорелина]

В проплешинах неба я вижу десятки звезд.
Какому из ангелов снятся такие ночи?
Кто мир наших судеб в ладонях своих принес,
Навечно забыв о безудержной власти прочих?

Из солнечных бликов он создал земной предел,
Наполнив его равновесием тьмы и света,
И росчерком крыльев по вечно живой воде
Он дал нам возможность однажды забыть о смерти.

Однажды увидеть, сквозь мелкую сеть забот,
Как в наш старый город под утро приходит лето...
И сбившимся сердцем - дополнить рисунок нот
Во имя того чудака, кто придумал это.

@темы: Стихи

---

[shurshunchik]

Когда я вырасту, я обязательно напишу книгу.
А меж страниц засушу на память наши детские игры в прятки, романтическую поездку в Ригу, смех, рыдания, бег без оглядки и пестрые фантики от конфет, которые продают на вес. А еще, южный крест и весенние теплые грозы, и тот звон, c которым мерцают звезды в поле в первых лучах рассвета. И, конечно же, ветер с моря – лоскутом остывшего лета.

Я вложу туда пуговицы и марки, и пущу между строк виноград, оплетающий арки беседок в старых садах. И, пускай, по всем нечетным страницам речная течет вода. Затягивает все вокруг липкой тиной, весною, пенясь, бьется с плотиной, а в ноябре покрывается хрусткой корочкой льда.

А на четных - пение саранчи, крылья фей, пересчет кукушки, а еще волнами шумят ракушки и бренчат потерянные ключи.

Пусть, звенят вязальные спицы в такт резной музыкальной шкатулке, обращая шестой страницы шелест шорохом штукатурки, осыпающейся ночами. И от первой строки до последней неустанно гремят мечами деревянными стайки мальчишек, полных пылкой детской отваги. А в последней главе, в овраге среди мха, трухи да осоки, под дряхлеющим дубом высоким, клад из перьев, стекляшек и шишек скрыт надежно присмотром гномов будет.

Да, пожалуй, что книгу осудят: назовут патетичной, наивной - подумаешь, сборник сказок. Издадут неохотно маленьким тиражом, да и то, небось, только с третьего или четвертого раза. Скажут, мол, никакой философской мысли и даже драмы; новизны, динамики, социального вызова не хватает. Вот, к примеру, духовные практики на Алтае - нынче спрос. И тенденции в мире высокой моды. Или, скажем, актеры: Такой-то с кем-то (с кем - вопрос) - представляете, да в преклонные свои годы...

Что ж, пускай, остается непризнанной в кругах интеллектуалов, не попадет в список избранной сотни книг, которые непременно стоит прочесть каждому уважающему себя индивиду. Я, честное слово, не затаю злобу, завистливую обиду: я ведь и не думала туда метить - претендентов итак, говорят, навалом.

А я мечтаю, чтоб книгу запоем читали дети. Ну, знаете, перед сном, с фонариком, под одеялом. Или вслух у костра и по кругу, может. И сильнее всего на свете, до мурашек смешных по коже, так, чтоб все вокруг оживало, чтобы верили они в чудо.

@темы: Проза

---

пантумы

[Е. А.]

не малайский народный жанр /по-русски традиционно именуемый пантун/, а форма на его основе, заданная психологическим письменным упражнением по Кэйт Томпсон, по описанию на сайте Дарьи Кутузовой. во втором стихотвореньи в конце пришлось немного отступить от этой формы.

*

1.

здесь ночами совсем темно и совсем тихо
дождь однажды стучал в окно, как незваный гость
и, сердце моё, ты здесь отдохнуло
и с тобой, моя жизнь, лежали мы рядом – ближе, чем дома

дождь однажды стучал в окно, как незваный гость
а утром поют петухи, туман, вспоминается раннее детство
и с тобой, моя жизнь, лежали мы рядом – ближе, чем дома
днём прохладно в комнатах было, ночью тепло

а утром поют петухи, туман, вспоминается раннее детство
туман от реки поднимается и солнце восходит за ним
днём прохладно в комнатах было, ночью тепло
а под горой река, страшная, но прекрасная, течёт сама по себе

туман от реки поднимается и солнце восходит за ним
и, сердце моё, ты здесь отдохнуло
а под горой река, страшная, но прекрасная, течёт сама по себе
здесь ночами совсем темно и совсем тихо

*

2.

когда мы с тобой встретились
было темно и холодно
ветер был ледяной с Невы
а ты как солнечный зайчик

было темно и холодно
фонари оранжевым светом горели
а ты как солнечный зайчик
на эскалаторе так хотелось тебя обнять

фонари оранжевым светом горели
а под землёй свет был тускло-жёлтый – в метро
на эскалаторе так хотелось тебя обнять
но решилась обнять лишь на прощанье, садясь в маршрутку

под землёй свет был тускло-жёлтый – в метро
над землёй ветер был ледяной с Невы
решилась обнять тебя лишь на прощанье, садясь в маршрутку
когда мы с тобой встретились

5.11.2012.

@темы: Стихи

---

отрывки: выбор

[Shtey]

Ты не входишь в мои пазлы. У тебя другой код с другим кино и миром вокруг.
А из моих остался один, остальные порастерялись где-то.
Сохрани себя для мозаики, чтобы не было пустоты и грусти.
Для единой картины неба на верху.
Для того, чтобы было чему красиво разлетаться, когда прийдет время.
Ночные фонари обозначили свою территорию пока не кончится свет.
Не живи, чтобы жить. Не смотри, потому, что так надо.
Многие вещи за пределами узкой тропинки в парке...
Иди на ощупь ступая так... как будто рядом пустота.
Много хорошего, которое не родилось.
Много не занятых квадратов из чужих игр.
Лучше ходить по своему кругу, чем в разные стороны по ним.
Не по твоим правилам, не по твоему вкусу.
Срывай свои плоды сам, не ставя высокого забора.
С ограничениями нет свободы...
Правильный выбор только тот,где можно плача не быть палачем.
Ни для себя ни для других.

@темы: Проза, Стихи

---

Знакомство

[Visioner]

Она поселилась тут, видимо, совсем недавно, ведь я знаю всех на нашей площадке и выше, а её увидел впервые. Так и не узнал её имени, да будто бы это важно, пусть будет просто она, она и всё, не не Она какая-нибудь пафосная, а она, своя, близкая, ведь она мне близка, ближе всех с нашей площадки и верхних этажей (с нижних этажей никого не знаю). Да и что говорить, как я с ней познакомился, так все остальные превратились просто в движущиеся пятна, видные в мой дверной глазок, безликие и даже вроде бесформенные (вот этакое нечто проплывает по площадке, загораживая собой её дверь, а то и её саму, раздражает сильно), оттого перестал я распознавать соседей, но раньше всех различал, помню даже, кто где живёт. Справа, например, живёт семья: муж, жена и сын... нет, дочка... или оба ребёнка? Муж такой представительный, в пиджаке, нет, в кителе, это жена в пиджаке. Или жена в кителе? Или сын в кителе, а дочь в пиджаке? Ну, в общем, они живут по диагонали от меня, а справа бабушка одинокая... нет, я говорил, они справа, а по диагонали — бабушка. У неё ещё сын годовалый...

Нет, я никого не помню. Потому что их никогда не существовало. Время ведёт отсчёт с того момента, как я увидел её.

Я постоянно наблюдал за жизнью нашего подъезда в дверной глазок, пожалуй, это было главным моим занятием. Больше ничего интересного в жизни не происходило, всё интересное было там, на лестничной клетке. Там ходили люди. Все разные. Вы представляете? Все разные! Нет, они там не постоянно ходили, естественно, но часто. И их было не так уж много, но все же разные! Вот это для меня было откровением! Если честно, я и сейчас не могу понять, как могли между собой общаться и даже жить вместе настолько разные существа. Бывали в подъезде и совершенно незнакомые люди, не живущие в нём, приходившие, видимо, в гости. Порой некоторые жители подъезда навсегда его покидали: одних уносили в продолговатом ящике, другие сами уходили с ящиками, и мешками, и коробками, и мебелью, и техникой, всеми этими холодильниками, телевизорами, диванами, шкафами, книгами, одеждой — со всем разным и разнообразным собственным бытом. А на их место приходили другие и приносили с собой другой быт, вроде всё тот же, но другой. И удивляло меня то бесстыдство или, точнее, та нестеснительность, с какой люди выносили этот быт из своих квартир, будто это нормально — показывать всем собственную жизнь, так же, как и раздеваться, например. Это нормально? Не пойму.

Впрочем, всё было не так. Ведь до неё не было ничего. Не было времени, не было пространства. Точнее, было — было ничто, а я находился посередине этого ничто в виде неорганического вещества. Как вирус вне благоприятной среды. В этом состоянии, видимо, и снились мне все эти люди, вещи и события. Пробудило, или, вернее, оживило меня ощущение её. Не предчувствие, а именно ощущение: я её ощутил, почувствовал, что она появилась, идёт и скоро я смогу её увидеть. Вот с чего началось наше знакомство — с моего чувства её. Это не было что-то до знания — это было знание, её я знал всегда. Но знакомился я с ней лишь сейчас. Знание просто обретало форму. Сперва я осознал её, затем себя, затем пространство. Я бросился к двери и прильнул к глазку. На площадке было пусто, но я слышал шаги, лёгкие, цокающие. Поднималась она. Но тут мимо глазка проплыло нечто безликое и бесформенное и исчезло. Зачем существуют эти пятна? Сны в анабиозе говорили, что это соседи, но там-то, в снах этих, я отчётливо видел и различал их лица, одежды, у некоторых даже имена знал. А тут просто пятно. И неизвестен смысл его. Плывёт и раздражает, потому что вот уже шаги приближаются, сейчас придёт она, а это нечто может её загородить, а ведь я её не видел ни разу, я ведь только что с ней познакомился, хоть и знал всегда. Но пятно быстро исчезло, до её прихода.

Наконец она появилась на площадке, и я смог её увидеть. Что ещё я ожидал? Её и ожидал: она оказалась точно такой. Нет смысла её описывать: просто представьте себе любимую женщину. Самую любимую, ну, то есть, ту единственную. Вот это она и есть. Ровно так и выглядит.

Впрочем, тогда, с первого раза, я не смог её толком разглядеть. Недолго порывшись в сумочке, она достала ключ, открыла квартиру напротив и скрылась там, захлопнув дверь. Хотя увиденного мне хватило, чтобы достроить её облик в своём сознании. Я некоторое время мысленно любовался ей, осмотрел внимательно со всех сторон, но вдруг понял, что не наблюдал в это время за подъездом, и испугался — ведь наверняка пропустил её, а она вышла и ушла, может, навсегда, а может, даже смотрела на мою дверь и ждала моего взгляда через глазок, но, не дождавшись, ушла, хотя вряд ли, из подъезда не заметно, что кто-то смотрит в глазок, да и знает ли она о моём существовании, впрочем, почему бы и нет, я же о её существовании знаю, да, но я её видел, а она меня нет, но неужели она меня не чувствовала, не верится, ведь наверняка связь обоюдная, да и кроме нас никого не существует в мире, дверь её закрыта, ушла, не ушла, неизвестно, надо смотреть, смотреть...

Надо смотреть на дверь. Эта дверь довольно скучная, металлическая, светло-голубого цвета, даже почти зелёного, ну, вроде как морской волны, только ближе к голубому, светлая, окрашена не совсем ровно: ближе к петлям внизу видны потёки краски, утолщения такие, капли стекали и застыли, четыре такие капли расположены по дуге, сверху вниз, слева направо, последняя совсем на нижнем краю двери, самая толстая; с другой же стороны, выше и правее, ближе к ручке, краска лежит вроде как тоньше, кое-где различимы мазки. В верхней части двери, как водится, номер квартиры, 53, цифры выведены белой краской от руки, потому несколько кривоваты, пятёрка слишком большая, а тройка маленькая, строка стремится вниз, словно начинали писать с воодушевлением, а закончили, чтобы лишь закончить, хотя писать-то всего две цифры, может, тут другое, может, просто писал неуверенный в себе человек, а может, разные люди писали. Дверная ручка круглая, то есть, в виде такого грибочка, шляпка круглая, тёмно-коричневого металла, литая с узором: посередине какое-то подобие цветка с четырьмя лепестками, по окружности — мелкие шарики, или, скорее, куполообразные пузырьки. Под ручкой — замочная скважина, стандартная, под современный тонкий ключ, через неё невозможно смотреть. Справа от двери на стене находится квадратная чёрно-белая кнопка электрического звонка. Но самое главное — в двери отсутствует глазок! То есть, понимаете? Нет его, даже намёка нет, даже следа, даже щели какой-нибудь, нет, точнее, есть замочная скважина, но и только. Я бы мог представить, что она сейчас так же смотрит на мою дверь и ждёт, что я выйду из квартиры ради неё, или что она пытается встретиться взглядом со мной через наши глазкИ, чтобы этим взглядом всё мне рассказать, я бы мог представить, что она такой же человек, как и я, что мы в одном мире — и одни в этом мире! — но в разных отсеках, однако это представить невозможно!

Мы в разных мирах! Я не знаю, принадлежит ли она миру безликих и бесформенных соседей или тоже вне его, как и я, но она явно не в моём мире! Эта мысль меня сильно поразила, до боли, я даже на миг отшатнулся от глазка, но быстро опомнился и снова стал наблюдать, не менее внимательно, однако ядовитая эта мысль продолжала меня разъедать. Как так вышло, что самый дорогой мне человек, человек, давший начало времени и ожививший меня, оказался чужд мне? Это ужасная несправедливость! Раньше я считал, что нас разделяют лишь две двери, теперь понимаю, что между нами пропасть, а двери лишь её символизируют.

Впрочем, что есть, того не изменить. Увы. Надо приспосабливаться к ситуации, извлекать из неё выгоды. Итак, если она принадлежите миру соседей, это хорошо, это даже лучше (так я считал). Это означает, что она будет выходить из квартиры, и я смогу её хотя бы наблюдать. Смогу любоваться ей. Да, это ведь не меньшее счастье! Лишь бы она выходила из квартиры, лишь бы выходила!

В таких размышлениях я наблюдал за дверью всю ночь, однако к утру устал и уснул. Меня разбудил знакомый звук открывающегося замка, да, я его запомнил с первого раза и навсегда — это её замок. Сон пропал мгновенно, зрение обострилось, я смотрел, как открывается её дверь, затем выходит она, мгновение смотрит на мою дверь, и у меня аж сердце замерло — вдруг видит, вдруг чувствует, что я на неё смотрю, что я её люблю и не могу без неё жить, что я хочу её в свой мир, подальше от соседских субстанций, что ради неё я готов сделать то, чего никогда не делал — открыть свою дверь, дрожащая рука уже потянулась к засовчику, готовая отодвинуть его, во рту пересохло, на лбу выступил пот... Но через мгновение она уже отвернулась и стала закрывать свою дверь, затем бодро зацокала вниз по лестнице. Рука бессильно опустилась, сам я согнулся, привалился к двери, медленно осел на пол, полностью опустошённый, и снова уснул.

Проснулся я от изумления — у меня звонил домофон! Я не слышал его очень давно: ко мне никто не приходит, и раньше мне звонили лишь какие-то почтальоны. Я открывал им дверь, но в глазок их не видел, это меня раздражало. Потому когда один из них в следующий раз мне позвонил с просьбой открыть дверь, я крикнул в трубку: "Да вас же не существует!" и повесил её обратно. С тех пор мне не звонил никто. И я очень рад, что избавился от этих назойливых галлюцинаций. Но вот они, видимо, возвращаются, а вдруг не они? А кто тогда? Надо послушать. Я снял трубку и как можно спокойнее сказал "Да?". Приятный женский голос: "Здравствуйте, я ваша новая соседка, из пятьдесят третьей квартиры..." — и тут меня словно током прошило! Слова потеряли смысл, я наслаждался голосом, как музыкой, смаковал его, ловил оттенки тембра и интонации, а когда он смолк, осталось приятное вибрирующее послевкусие. Затем голос запел вновь, на этот раз с отчётливой вопросительной интонацией. Значение вопроса до меня не донеслось, но смутно я чувствовал, где-то на границе сознания, что она хотела сказать, что-то вроде того, что она оставила ключ от домофона в квартире и не может попасть, откройте, пожалуйста, алло, вы меня слышите? алло? откройте, пожалуйста, вы можете открыть? Раздался писк, и голос резко оборвался, уже без послевкусия. Я опомнился. Да, я же так и не открыл ей, вот она и отключилась, чтобы позвонить в другую квартиру, кому-нибудь из этих неразумных соседей. Но открыть ей дверь значило добровольно отказаться от наслаждения слушать её голос, а ведь я же только с ним познакомился! Сделать это было выше моих сил, увы. Я повесил трубку, сел на пол, закрыл глаза и начал вспоминать звучание её голоса. Каждый оттенок вспомнил, каждую интонацию, каждое придыхание. Я чувствовал себя композитором, мне стало казаться, что это я создаю её голос, однако его невозможно записать знаками и передать, он может лишь звучать.

Меня испугал новый звонок — на этот раз в дверь! Я инстинктивно шарахнулся прочь, как от взрыва, потом, из другой уже комнаты, нашёл силы взглянуть на свою дверь. На неё — на меня, на мой мир — покушались. Звонок раздался снова (и почему я давно не снял его, он же мне не нужен!), а вслед за ним "С вами всё хорошо?" произнёс голос, который я только что создал...

Я кинулся к двери и посмотрел в глазок. У порога стояла она с обеспокоенным лицом. Видимо, решила, что мне стало плохо, поэтому я не смог ей открыть и даже ответить. Но она не смотрела в глазок, смотрела куда-то в область дверной ручки. Что она там увидела? Для чего туда смотреть? Я-то вот он, весь тут помещаюсь, в глазке, только тут меня и можно увидеть.

Я рассматривал её лицо вблизи, любовался всем сразу и каждой деталью по отдельности. А она наконец посмотрела на глазок, но, видимо, не поняла, что я любуюсь ей, или не подала вида. Лицо её становилось всё более озабоченным и прекрасным. "Эй, там, в квартире, люди, вы слышите?" — голос зазвучал особенно резко и высоко, а она внезапно застучала в дверь кулаком, прямо напротив моей груди — она застучала мне в сердце! Но вдруг (может, это от волнения и стука) мне на миг показалось, что её лицо стало расплываться, утрачивать черты, терять форму. Наверное, это было обыкновенное искажение дверного глазка, но оно меня сильно испугало.

У меня не было сил ей ответить, не было сил даже звук выдавить из себя, я мог только наблюдать. До этого я считал, что когда она поймёт, что я её люблю, и постучит ко мне, я ей открою. Но сейчас я не мог ей открыть. То ли потому, что она всё-таки не поняла, что со мной, в принципе, всё в порядке, но не всё, и это не всё связано с ней. То ли потому, что просто не мог открыть дверь. Кажется, я разучился это делать. Нет, не физически — психологически. Но в самом прямом смысле. Я не могу покинуть свой мир. И если она к нему не принадлежит, то мы не сможем быть вместе. Всё, что нам достанется — знакомство. Которое, кажется, близится к концу.

Тогда-то я нашёл силы заговорить с ней. Осмысленный разговор был предпоследней ступенью знакомства.

— Послушайте! — сказал я. — Со мной всё в порядке. Но мне нужна ваша помощь!
— Да, да, что нужно сделать? — она обрадовалась, что со мной всё в порядке!
— Пожалуйста, положите руку на дверную ручку, — попросил я.
— Что?
— Пожалуйста!
— Хорошо, вот, положила. Что дальше?
— Держите ручку. Сейчас, — я взял дверную ручку со своей стороны. Подержал. Поводил ладонью. Не сразу чувствуется тепло, особенно тепло другого человека. Но вот я его ощутил, оно вливалось мне в руку! — Чувствуете? Вы чувствуете мою руку?
— Что? — искренне удивилась она. Но ручку не отпускала.
— Держите! Вы ведь сейчас не дверную ручку держите, а мою руку. Неужели вы не чувствуете её тепло?
— О чём вы говорите?
— Я чувствую вашу ладонь. Она тёплая, мягкая и очень уютная. Да, я чувствую её через дверную ручку, но я и весь ваш мир воспринимаю только через эту дверь, так что удивляться нечему. Но меня удивляет, что вы мою руку не чувствуете. Мир соседей портит вас, у вас уже чувства бесформенные... Скоро они станут безликими. Как и все соседи. Мне грустно от этого, потому что я вас люблю...
— Ты!? Псих ненормальный! Извращенец! — в её голосе бурно столкнулись изумление, возмущение и даже страх. Она резко одёрнула руку, поспешно попятилась к своей двери, не спуская глаз с моей, словно ожидая, что я сейчас выскочу, и так и не смогла повернуться ко мне спиной, чтобы открыть свою квартиру, вместо этого она шумно убежала вниз по лестнице.

Я держал дверную ручку, пока из неё полностью не ушло тепло её руки. Это было первое и последнее человеческое тепло для меня. Когда ручка остыла, я сел у двери и заплакал. Но не над собой отвергнутым, а над ней. Мне было жаль, что такое совершенное существо попало в мир соседей. И как это я раньше считал, будто они все разные? Нет, это явно мне приснилось. Все соседи и весь их мир — сплошное однообразие, безликость и бесформенность. Эти аморфные твари уничтожат в ней всё человеческое, и у неё уже не будет собственного мира, не говоря уже о том, что она не попадёт в мой. Собственно, уже не попала. Я плакал от бессилия и жалости, а потом уснул.

Проснувшись, я приколотил к двери лист фанеры, закрыв глазок, и остался наедине со своим миром.

@темы: Проза

---

Здесь и сейчас

[панна Эльза]

Здесь и сейчас. Здесь и сейчас. Сейчас — или никогда.
Пётр понимал, что не может решиться — и злился на себя за это, злился отчаянно и бессильно. Петру казалось, что его засасывает болото, трясина из собственного страха, и как ни пытайся выбраться, доказать себе, заставить себя сделать поступок решительный и веский, как и подобает двадцатилетнему мужчине — тебя только глубже затянет, засосет, завлечет в эту мерзкую жижу, тухлую воду, пахнущую гнильцой из твоей собственной, петровой, души.
Боже правый, дай мне сил.
Пётр почувствовал, как ладони покрываются холодным потом, и возненавидел себя за это окончательно.
Да что же это я... что же я это!..
Она стояла рядом — светлые волосы, правильное лицо вполоборота, искусанные губы. Глядела в окно молча и отрешенно (за окном — дождь, вязкая и промозглая серость, иглы холодного ветра), молчала, недвижима. Пётр смотрел на неё, ощущая, как набатом колотится в груди сердце, а колени становятся ватными, противно мягкими. Он открыл рот, но тут же захлопнул его.
Тряпка! - выругался сам на себя. - Я должен! Должен!.. Должен... я...
И снова он представил себе, как тронет её за руку — мягко и осторожно, и как она обернется в недоумении, в ожидании. И снова он не решался сделать это.
Проблема выбора, проблема... что победит — необходимость действия, или страх? Воля, или безвольность?
Я не могу!
Можешь, отвечал его внутренний голос. Более того, ты это сделаешь. Иначе ты — трус настолько, что и жизни не достоин. Иначе что ты вообще можешь, если не способен вымолвить и слова?
Здесь и сейчас. Здесь и...
Время шло тягуче, медленно — но так быстро! Его оставалось всё меньше. И — в обратной пропорции, чёрт возьми! - Пётр презирал себя всё больше.
Проблема выбора. Люди — такие слабые создания... Нерешительность рушит больше судеб, чем опрометчивость; слабость разрушительнее силы. Когда ты не способен ни на что, кроме как смотреть молча, сглатывая слюну, ты — кролик перед удавом. Ты умираешь — тут и немедленно, потому что любое промедление отбрасывает тебя назад...
Кто ты, когда боишься? Страх превращает тебя в животное. Страх, боязнь ошибки, слабость, слабость...
Пётр сжал кулаки,зажмурился. Резко открыл глаза, и решительно коснулся её тонкой руки.
- Пожалуйста... девушка, передайте за проезд.

@темы: Проза

---

О симметрии и балансе.

[наедине с собой]

Симметрия она такая симметрия. Такая противная, однообразная. Все должно быть не симметрично, но сбалансированно. Т.е. равно, пополам, но не одинаково. Я не должна быть похожа на нее. И не должна быть похожа на себя вчера, чтобы была симметрия со мной сегодня. Я должна быть чуть-чуть зла вчера, а сегодня добра, чтобы был баланс в мире.

Загадочность она такая загадочность. Такая удивительная и неповторимая. Она заставляет мыслить и понимать кое-что. Она заставляет думать о чем-то таком, что не может открыться, но в то же время она развивает в нас чувства и процессы, которые спали в нас, но были. Загадочность однажды перестает быть ею. Она становится истиной, к которой мы стремились. Стоит радоваться, потому что это тоже баланс, а не симметрия.

Иногда знания ощутимы, выпуклы, словно буквы в книгах после долгого перерыва в чтении. Формулы по математике обретают какой-то системный, красивый вид. Их стройность и четкость становится такой ясной, что все вокруг тоже становится ясным. Недаром считается, что математика – наука всех наук.

Иногда кажется, что я все могу, я словно трогаю это «могу», как буквы и знания. Иногда я все могу, а иногда я ничего не хочу. Это тоже баланс. Кому-то оторвало руку, но это к лучшему, может и не для него, но для кого-то другого лучше. Все не только сбалансированно, но и связано. Я не могу представить свою жизнь без тебя, а ты уже никогда не сможешь представить свою без меня, потому что что-то когда-то привело меня к тебя, а тебя ко мне. В жизни все именно так, как должно быть. Жизнь умнее вас и меня. Она умнее всех ученых и мыслителей. Она, пожалуй, открыта со всей своей элементарной простотой только тем, кто молчит – детям. Они слишком чисты и просты. А вы, люди, грязные. Не нужно пытаться понять сущность жизни, это лишнее.

Когда запутался, нужно просто плыть. Это еще один закон жизни. Нужно просто расслабиться, оставить все как есть. Жизнь найдет для тебя выход. Это не просто закон, это доказательство того, что жизнь проста в сущности, настолько проста, что вы, философы, логики лезете в дебри и путаетесь. Не нужно все усложнять. Все состоит из мельчайшего, простого. Не вам судить сложность этой простоты. Всего лишь не думайте.

Людей на планете стало слишком много. И все жить хотят. Не важно как, для них главное хотеть. А от того тесно стало в мире. Вот есть я и ты. Мы любим друг друга. Но мы не хотим жить, мы уже живем. А те, другие люди, они всего лишь хотят секса, денег и праздника. Все это мелочно. Просто – не значит мелочно. Потому они слепые и глухие от своих желаний. Я не говорю, что мы лучше. Я говорю, что я люблю тебя.

@темы: Проза

---

[скиннер курильщика]

...потому что я верю в густой городской туман,
в журавлиные крылья, в закат,
в "ты прекраснее всех на свете",
в неприкрытую лесть, в откровенный и злой обман,
в Средиземье, драконов, проклятия,
свежий ветер;

в скандинавских богов, в новый день и в свою печаль,
в постмодерн, в неизбежность,
в разнузданный смех паяцев,
в одиноких людей, в относительность всех начал,
в то, что если их очень много -
нельзя бояться;

в чудеса, в справедливость, в горячий и сладкий чай,
в то, что письма когда-то
доходят до адресатов,
в план побега, в бессмертные души, в удар меча,
в гороскопы, в масонские ложи,
в идеи Сартра;

...потому что я верю, как истинное приму
то, что вижу и слышу,
и - взятое за основу -
я не верю ему. я не верю совсем ему.
ни единому взгляду. ни жесту.
ни даже слову.

@темы: Стихи

---

[Erick-York]

мама.

сначала крал для нее
у нее
крал просто
сначала брал золото
вынес
последним
тостер
попался
не сдался
не понимал вопросов
и закрипели
зубы
и захрустели
кости

сначала терпела
сидела
на темной кухне
поверила, что не нужна
никому
с брюхом
вышла к дороге
кому-то себя
втюхала
слушала
слушала
как он хрипит
в ухо

сначала не верил
потом
через время
сдался
любил его больше жизни
до кончиков
длинных
пальцев
трахался
трахался
трахался
отдавался
кому он теперь
нужен
кому
такой
нахуй
сдался

она смотрит в пустоту, пустота мигает
она говорит, но звук застревает в горле
сначала любила, сейчас... она продолжает
любить их. за что - совершенно не помнит.

она висит над целым миром
с петлей
на шее

слезы уже не душат

она ни о чем не жалеет

@темы: Стихи

---

Роман со скрипачкой

[Espour]

Астматик, он всегда запыхался от быстрого шага, лихорадочно сжимая в кулаке клетчатый платок, он всегда опаздывал на эти вечера. Хотя и сокращал время последней лекции, бежал по ступенькам эскалатора, рассчитывал время перехода от станции к станции, и в мучительных перерывах движения вагона поезда, вытирая старым клетчатым платком пот со лба, он обнаруживал, как в его груди распускается, подобно цветку трепещущее сердце.
Он был гроссмейстером своего пути, знал каждое движение, каждый шаг наперед. И до конечной цели время и пространства "изламывалось" и превращалось в ничто.

Зал Малой Филармонии выглядит роскошнее Большой, таков парадокс, не выдуманный мной, а подтверждённый статистикой наблюдателей. Для него же это и вовсе был грот царей и храм искусства. Здесь его знали все, и пожилая глуховатая старушка, которая всегда удерживала для него место прямо перед сценой, и молоденькие девчушки с саксофонами и виолончелями, ученицы музыкальной школы при филармонии, Он разгонял их вечерами, когда они курили во дворе здания свои первые в жизни сигареты. И строгая билетерша с проволочными волосами даже не спрашивала у него билет, отмахиваясь рукой и пропуская его, хрипевшего и усталого вперед, вверх, к музыке.
И когда он делал круг по поднимающейся лестнице, над его головой неизменно звучал медный и холодный второй звонок.
Заходил в зал одним из последних, музыканты уже были на сцене и перелистывали без дела свои ноты, чтобы успокоиться. А он не поднимал головы от беспощадного неопределенного стыда, и взгляд его упирался в красную ковровую дорожку, потертую и потускневшую от моли, миллионов ботинок и пыли. Администрация предпочитала не вмешиваться в судьбу ковровой дорожки и замена ей не предвещалась еще сотню лет, пожалуй.
Он смотрел на дорожку и по белым краям стульев считал ряды, хотя у него был первый.
Людям посторонним этот мужчина покажется чрезмерно стеснительным, боявшимся увидеть осуждение за свое опоздание. Но это было не совсем так, астматик, действительно, боялся, но только одного единственного взгляда…
Его места всегда были прямо напротив сцены. Он ненавидел эти белые неудобные деревянные стулья. А еще дирижера. Особенно дирижера. Вот он объявляет первую композицию, вот берет дирижерскую палочку и отпускает свои руки в свободное плавание. Приятной музыки.
Откуда разом берется эта волна? Эта энергия, охватывающая зал? Бессловесная, неточная, рассеянная, оглушающая своей мистической силой и проходящая бесследно. Неужели эти звуки могут литься из медных труб и деревянных досок, обтянутых струнами. Неужели музыка изначально спит в них?
Конечно же, нет, для астматика все было понятно. Музыка изначально спит в НЕЙ и по мановению дирижерской палочки пробуждается.
Она скрипачка. Сейчас она сидит прямо перед ним на возвышении, прислонив подбородок к красному дереву своего инструмента. Он может рассмотреть на её молоденьком лице темные круги под глазами. Ему все ясно, судя по тому, как она до этого нервно теребила кончик нотной страницы и сколько убирала волосы за уши (целых шесть с момента его прихода), она плохо выучила свою партию, волнуется. Слегка губу закусывает. Не нравится ей Сальери.
Конечно же, астматик это знает. Среди всей этой музыкальной симфонии он с легкостью находит её скрипку, он чувствует, что музыка слегка подрагивает, как натянутая звенящая струна, неуверенно так звучит, чуть не плача. Не Сальери это, конечно, не Сальери.
Он знает, что она закусывает губу, когда композиции ей не по душе, он знает, что если она восхищена мелодией, то непроизвольно оттопыривает мизинец левой руки. Он знает траектории всех её взглядов. Часто смотрит она на второй ряд справа, там иногда сидит мужчина с маленьким четырехлетним мальчиком на коленях. Муж, без сомнения, на правой руке у неё присутствует обручальное кольцо.
Вот и новая композиция. Джузеппе Верди. Ах, Верди, она выгибается вперед, к нотам, пробуждается, расправляет спину, оттопыривает немного в сторону свой аккуратный мизинчик и играет.
И для астматика симфонии не существует, есть только одна эта женщина и её скрипка. Все другое для него не музыка, не её музыка, не его музыка. Дирижер махает палочкой перед тенями людей, старый сумасшедший. Он тоже знает, он прекрасно понимает, что скрипачка талантлива и красива. Астматик перехватывает его взгляд, и мягкая оболочка сердца ощущает уколы ревности. Его недвусмысленный кивок голову в её сторону, она стесняется и в скрипке проскальзывает заикание. А кулаки астматика наливаются свинцом, он скрипит зубами, аккомпанируя Верди.
«Куда ты лезешь? Отвратительный старик! Все твои волосы поседели, на голове проплешина, лицо скисло, глаза сузились. Зачем ты пожираешь её глазами? Разве ты не видишь, что у неё есть муж и ребенок? Только позволь себе отчаянные действия, и я, богом клянусь, засуну эту палку прямо в твою дрянную глотку».
И мужчина начинает хрипеть как самовар и едва сдерживается от кашля, только ради неё, ради её музыки.
После концерта он не уходил, пил дорогое остывшее кофе в театральном буфете, держал мобильный телефон отключенным. Скатерти на столах были вязаные, и он поддевал петельки ногтями, нарушая узоры, намечая будущие дырки. Волновался, каждый раз волновался. Он ждал её, чтобы как верный страж сопроводить королеву.
Она носила старенький зеленый пуховик с черным воротником. На дворе была типичная зима, воздух был обжигающим от мороза, горло раздирали ледяные иголки. Он следовал за ней до остановки, едва сдерживаясь от кашля, ради неё, только ради неё.
Они вместе садились в автобус, хотя ему надо было ехать в противоположную от маршрута автобуса стороны. Они проезжали вместе три остановки, её была четвертой. Он уходил на одну остановку раньше.
Однажды она вежливо поинтересовалась у него «который час», а услышав ответ, улыбнулась и поблагодарила, посмотрев прямо ему в глаза. И не узнала его. И это поражало, он читал по её лицу открытую книгу её жизни, знал каждую черточку её характера, делил с ней трудные дни и счастливые, мог из миллиона звуков распознать её скрипку, её музыку. А она не помнила его, не знала его лица.
И он не спросил тогда её имя, не сказал свое. Потому что страшился их знакомства, как будто два слова могли разрушить всю магию.
Магию его тайного романа.

А дома пахло сигаретным дымом. Старушка жена дымила как паровоз, переходя из комнаты в комнату с пепельницей в руке. И уже здесь он дрожащими руками снимал сапоги, скидывал с себя пальто и шапку, ощущая, что внутри у него тошнотворное хрипящее варево разрастается и булькает.
На кухне она почти швыряла перед ним тарелку с супом, всегда одна и та же переваренная капуста. Он, опуская глаза, садился на табуретку, она усаживалась напротив в кресло и дымила ему в лицо. И уже тогда.
Уже здесь ему не перед кем было сдерживаться, не для кого. Он заходился свистящим страшным кашлем, как медным скрипучий чайник. А жена морщилась и курила. Презрительно стряхивала пепел и небрежно бросала.
-Чучело.
А астматик её не слышал, он кашлял вдоволь, кашлял, как чахоточный, нашаривая по карманам ингалятор, давясь сигаретным дымом с примесью кислой капусты.
А старушка жена смотрела на него и в уголках губ её таилась улыбка.

Позже они лежали на кровати, уважая чужое пространство, не лезли в чужой угол. Знаете, как это бывает? В начале, мы хотим слиться со своей второй половинкой, а с течением времени все больше жаждем личного одиночества.
Спящая жена была похожа на улитку, чем старее она становилась, тем больше она стремилась к позе эмбриона. Перед сном она, как и все женщины, думала долго и мучительно.
Думала о муже, которым дорожит и который вечерами приходит слишком поздно. Уж она то, как и все женщины, прекрасно знала, когда заканчиваются лекции, сколько времени занимает маршрут до дома, с кем и когда её муж мог встретиться. Она тревожилась.
А с другой стороны, она вспоминала его обрюзгшее тело, свисающую кожу, плешивые волосы, ужасающий храп, одышку и этот ужасный клокочущий кашель. И от этих мыслей ей становилось теплее. «Чучело, ну кому ты кроме меня нужен?»
А астматик засыпал мгновенно, на спине, и живот его высился под белым одеялом, как горный перевал. Он засыпал, а в голове его играла торжественная музыка, несомненно, Верди, и среди оркестра он различал одну единственную скрипку и вот ему уже виделись пальцы, руки, лицо, сосредоточенные глаза его прекрасной скрипачки.
Во сне она смотрела только на него.

@темы: Проза

---

* * *

[Драндуил]

* оказия - непредвиденный, редкий, из ряда вон выходящий случай; неожиданность.
* сущих = существующих.



Раскатистый гром прошелся по небу.
Руки взметнулись, желая коснуться.
А может, и просто, чтобы взлететь.
Стать птицей на время и не проснуться.

Парить над горами, скользить у воды,
Чувствуя теплый воздушный поток.
Стать воплощением чьей-то мечты,
Будто виденье или странный морок.

Стать отражением чьих-то фантазий.
Безжалостным монстром или зверьком,
Как воплощенье нежданных оказий,
Появиться на время и увидеть мельком.

Увидеть тебя и тут же влюбиться!
С головой окунуться в безумие чувств!
Позволить тебе сознания лишиться,
Как произведенье из сущих искусств!..

Мне говорят неустанно и внятно,
Будто читая свой злой приговор,
Доктор кричит, что это занятно,
А я продолжаю смотреть в монитор.

Раскатистый гром прошелся по небу.
Руки дрожат от бегущих частиц.
Я представляю, что к тебе уже еду,
Готовя нектар из спелых глазниц.

@темы: Стихи

---

почти без пунктуации

[Puffskein]

это не снег, это перхоть

с чьей-то большой неземной головы;

"мы поживаем тоскливо. а вы?" -

слышно откуда-то сверху

страшно ходить по карнизу;

руки дрожат, зажигая зарю;

"пить надо меньше, кому говорю" -

слышно откуда-то снизу

@темы: Puffskein, Стихи

---

Колыбельная Чёрному Королю

[Puffskein]

- Ему снишься ты! Если б он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была?

- Там, где я и есть, конечно.

- А вот и ошибаешься! Тебя бы тогда вообще нигде не было! Ты просто снишься ему во сне.

- Если этот вот Король вдруг проснется, ты сразу же - фьють! - потухнешь, как свеча!

Льюис Кэрролл, "Алиса в Зазеркалье"

***

Не просыпайся, Чёрный Король,

спи. У нас ещё много дел -

каждый чего-то да не успел.

Спи. Я хочу, чтобы ты храпел,

славный Король. Ты умён, ты смел,

чёрен - как ми-бемоль.

На циферблате - время чудес.

Спи. У нас есть такой закон:

каждый в кого-то всегда влюблён.

Каждого рыцаря ждёт дракон.

Спи, мой Король, береги свой сон,

чёрный, как ре-диез.

@темы: Puffskein, Стихи

---

Холодное королевство

[Journey-Long]

Третий рассказ моей фэнтезийной серии "Абстрактные государства". Первые два ранее уже выкладывались в сообществе:
1)Мир во всем мире
2) Ангел приносит фатум

На этот раз в центре внимания оказываются два вампира: бродячий авантюрист Вивёр и правительница княжества Рок Элиза. И, на всякий пожарный, предупреждаю, что привычной и популярной нынче вампирской эстетики здесь не будет, не люблю я ее. По сути, данный рассказ - это крайне постмодернистская попытка представить, как могли бы мыслить эти создания, и новый штрих к портрету мира абстрактных государств.

Холодное королевство

Вивёр
Это история о вере в разум и спасительном невежестве. И о чувствах. Губительных по своей природе, но еще более жутких в своем отсутствии. А еще это история о вампирах. Только не волнующая сказка про обветшалые дома, могильные памятники, бессмертную любовь и тонкие страдания. Что вы, о таком я тоже могу - особенно хорошо подобные россказни заходят в будуарах юных никогда не влюблявшихся девиц. Напустишь на себя таинственный вид, нагородишь чепухи вкрадчивым тоном - и все, ты герой всех их мечтаний. Не судите строго, побыть липовым мрачным романтиком порой так приятно.
А вообще, позвольте представиться. Я - Жан де Ревелле, младший сын давно почившего многодетного графа, танцор по профессии и бродяга по жизни. Искусный обманщик, авантюрист, страстный любитель вина и красивой лжи. Словом, сомнительная личность. Хотя вообще-то я бы предпочел назвать себя художником. Правда, собратья-кровососы обычно отвечают, что никакой я не художник, а просто Вивёр, прожигатель жизни. Что б они понимали. А может и хорошо, что они по сути холодные бесчувственные трупы, может и мне в свое время не стоило цепляться за человечность. Впрочем, довольно о высоких материях.
С чего бы начать? В принципе, не мешает упомянуть, как я вообще дошел до жизни такой. Дурацкая история. Я даже не сразу понял, что происходит. Возвращался домой после премьеры в театре - нет, не в собственном экипаже, и без прекрасной дамы под боком, и даже не разряженный в пух и прах. Состояние моего отца никогда не было значительно, да и то, что имелось, после смерти старика отошло старшему сыну. Так что в театре моим местом была сцена, а не зрительский зал. Поэтому мне показалось вдвойне странным, что кому-то вздумалось напасть на меня в темном переулке. Но дальше было еще страннее. Я ждал ножа, я ждал небритых физиономий и смрадного дыхания, я ждал затасканную фразу "Кошелек или жизнь!". Но нет, незнакомец оказался всего один и вместо того, чтобы угрожать, заключил меня в свои объятия – к слову, весьма холодные. Кошмар. Нет, серьезно, он обхватил меня своими лапами так, словно я был любовью всей его жизни - я и рыпнуться не мог - и впился зубами в мою шею. Так бы, наверное, и окочурился - на улице, в пыли и грязи, высушенный до капли, но на параллельной улице остановилась карета и из нее вывалила компания шумной молодежи. Тоже, наверное, из театра, только на этот раз зрители, праздные аристократы. Незнакомец соизволил-таки от меня оторваться - ничего удивительного, дело происходило в столице Фатума, а вампиров там не жалуют. Их нигде не жалуют, кроме Холодного королевства, но об этом позже.
В то время у меня жило три кошки. Мда. Через неделю не стало ни одной. Мисс Мурлыка первая почуяла неладное и сбежала, Пушинку я отдал от греха подальше старушке по соседству, а вот полосато-рыжей Кассандре откровенно не повезло. Бр-р, с тех пор я домашних животных не заводил. Жуткое это дело, проголодаешься ночью, потеряешь над собой контроль - и все, депрессия на утро и болезненные воспоминания на всю жизнь. Рано или поздно все вампиры приспосабливаются. Вернее, чувство голода приспосабливает их насильно. Теряешь голову и начинаешь вытворять такое, что у нормальных людей кровь в жилах стынет. Кстати говоря, это плохо сказывается на ее вкусе. Но суть не в этом. Я хотел сказать, что мы, комары-переростки, если проголодаемся, становимся настоящими маньяками и психопатами. Люди правильно делают, что всячески нас гнобят и не пускают в свое общество. Попробуй найди в Фатуме работу, будучи вампиром. Ноль шансов. Так нам, в общем-то, и надо. Да, как вы могли заметить, не жалую я свою приобретенную суть.
А работу в театре я, кстати, потерял после первой же клыкастой улыбки. Поздоровался, называется, с дирижером. Тот, вместо рукопожатия, грохнулся в обморок, а как очнулся - убежал к директору. Так что на широкие улыбки я с тех пор тоже наложил табу.
Но оставим этот случай и перенесемся на годы вперед. Какого только идиотизма в моей вампирьей жизни не случалось и в какие только передряги я не попадал. Однажды даже, за неимением денег, пришлось ночевать на кладбище. А я их боюсь, между прочим, равно как и вида крови. И нечего удивляться, меня отнюдь не готовили к карьере кошмара в ночи. Но, кажется, эта темная дорожка одолела меня, как я ни сопротивлялся. Спустя годы после обращения я сделал то, за что когда-нибудь меня проклянет весь мир - я создал Холодную королеву.

Элиза
Как пафосно оно заговорило. История о разуме и чувствах, я вас умоляю. Это моя история. И рассказывает она о самом тупиковом и бессмысленном способе существования, какой только можно представить.
Все началось с того, что я проснулась посреди ночи. И нет, не от того, что ко мне в спальню забрался вампир, возжелавший моей крови, хотя и без этого не обошлось. Как ни странно, самый драматичный момент я упустила и проснулась только когда дело было сделано, а вышеупомянутого вампира тошнило на ковер. К счастью, ковер был не мой – я тогда гостила на острове Вдохновение и собиралась выйти замуж за короля Рафаэля какого-то там по счету. Между прочим, намечалось эпохальное событие. Эльфийский король женится на человеке, немыслимо. Вот он, триумф международной политики. Впрочем, уродливых детей-полуэльфов публика все равно бы не дождалась. По плану моего дяди, правителя Фатума, вскоре я должна была стать молодой вдовой и широкой рукой подарить эльфийское королевство ему. Он давно уже положил глаз на этот романтичный остров. Красивая природа – можно выставить эльфов из дворца и использовать его как летнюю резиденцию, жители – либо волшебники, либо художники: первых эксплуатировать для своих целей сам бог велел, а из вторых получились бы отличные подарки приближенным. Я же на этом празднике обмана и лицемерия играла значительную, но короткую роль.
Королевство Фатум дружно ненавидит весь мир. Когда-то, еще до моего рождения, было время, когда на карте было огромное множество государств. Они воевали друг с другом, заключали союзы, нарушали их, потом находили новых сторонников, ссорились с этими и возвращались к старым... словом, был хоть какой-то выбор. Теперь уже никто особо не воюет. Огромный и прожорливый Фатум просто приходит и забирает то, что ему нравится при помощи армии или обмана. Конкуренцию ему составить некому. Разве что Вдохновение могло бы собрать вокруг себя оставшиеся мелкие княжества и королевства и пустить в ход эльфийскую магию. Но эльфам плевать на людей, они предпочитают держаться особняком.
Что же до меня, то договор был прост. Я помогаю дяде во всех его гегемонических планах, а он оставляет в покое княжество Рок. Мое княжество. Всегда помнила себя княгиней Элизой. Родители умерли когда мне было пять – все тот же дядя постарался. Некогда Фатум и Рок были одним королевством, но правитель умер, оставив после себя двух сыновей. Поделить власть они так и не смогли. Старший удержал за собой фатумский трон и половину территории, младший создал на отвоеванных землях собственное княжество. Долгое время они друг друга не трогали. Мой отец правил Роком и сохранял нейтралитет по отношению ко всем соседям. Дядя... дядя - натура страстная, азартная и отвратительно удачливая. Именно благодаря ему Фатум приобрел теперешнии жуткие размеры. Ну а когда взгляд фатумского короля снова обратился на мое княжество, я осталась без родителей. У Рока довольно-таки сильная армия, отец никогда не забывал, как опасен может быть один из наших соседей. Но до военных действий не дошло. Зачем, если можно устранить одного правителя и поставить на его место другого – более гибкого и послушного. Этим правителем и стала я. В какой-то мере я всегда была марионеткой. Впрочем, вполне осознанно. Лучше так, чем изматывать бюджет нескончаемой войной. К тому же, я не отец, мое самолюбие не настолько требовательно. Дядя это понимал, так что мы всегда могли договориться. Какие интриги мне только не приходилось плести, но зато он редко встревал во внутренние дела моего княжества. Кульминацией же всего стала грядущая свадьба с эльфийским королем.
Да, я действительно собиралась, в угодну дяде, выйти замуж за ушастого блондина Рафаэля, а потом позволить фатумским шпионам от него избавиться. Но нет, я вовсе не собиралась отдавать остров Фатуму. Я собиралась стать первым человеком, правящим эльфами, я собиралась подчинить себе всех их магов, я собиралась создать военный союз с оставшимися свободными государствами и уничтожить, наконец, своего дядю и дело всей его жизни.
Как вы уже могли догадаться, все пошло не так. Но, могу вас заверить, господин де Ревелле расплачивался за это долгие годы.

Вивёр
По правде говоря, расплачивались мы оба. Я не жалею. У меня был выбор: превратить Элизу в живой труп и тем самым расстроить свадьбу короля Рафаэля или же не сделать ничего и избежать каких-либо неприятностей. Разумеется, без неприятностей я обойтись никак не мог. Проблемы – прекрасная штука, заставляют чувствовать себя живым.
Но расскажу сперва как я влез в эти межгосударственные разборки. Я, как вы понимаете, никогда не принадлежал к сильным мира сего. Ни происхождение, ни общественное положение ни к чему такому не обязывало. А в тот момент, когда меня куксили (к слову, до сих пор не знаю, какая же это зараза так постаралась, а потом сбежала), в моей жизни и вовсе не осталось ничего, кроме тяжелого сна без сновидений и жажды крови. Серьезно, я абсолютно бессмысленное создание. У меня нет простых человеческих целей: я не умру, если у меня не будет одежды, крыши над головой и еды в традиционном понимании этого слова. У меня никогда не будет жены и детей. У меня нет нужды по-настоящему утверждаться хоть в какой-то сфере человеческой деятельности.
Но зато я самый верный на свете друг. Что? Не так уж это и странно. Мне нужно что-то чувствовать. Вернее, я хотел бы что-то чувствовать. Волноваться о чем-то. Каждый сам решает, чем наполнить свою жизнь. Лично мне нужны люди. И нет, не для того, чтобы пить их кровь. Случалось, конечно, пару раз, но вообще-то я предпочитаю животных. Не менее жестоко, противно и жутко, но так я хотя бы не нарушаю закон. А люди (ну и эльфы, если они снисходят до моего уровня) нужны мне, чтобы наполнить жизнь... нет, не жизнь – существование. Чтобы наполнить существование событиями. Вот превращение княгини Элизы в Холодную королеву и стало одним из таких событий.

Элиза
Как всегда много слов и ноль информации по существу. Внесу ясность: это ничтожество не делало меня Холодной королевой. Оно лишь только расстроило великолепный план и навсегда избавило меня от таких забот, как учащенный пульс, чувство холода и продолжение рода. Холодной королевой меня прозвали годы спустя и произошло это благодаря очередному памятному поступку моего дяди. Уверена, с тех пор он успел много раз пожалеть о том, что сделал.
Но не будем забегать вперед.
У Вивёра, этого истеричного недовампира, были друзья. Он многих называл друзьями, даже меня пробовал включить в этот список. Но те двое были самыми странными. Вэнди Джонс и Эрин Мориц. Парочка полуэльфов – страшных как ночной кошмар и назойливых словно мухи. И лично мне было бы глубоко наплевать (даже в эльфийском королевстве найдутся свои отбросы), но вышеупомянутые личности совершенно не знали своего места. Впрочем, на Вдохновении с этим вообще проблема. Сложно разобраться, кто у них там считается вышим обществом, а кого и на порог пускать стыдно. Но Мориц и Джонс к сливкам не принадлежали уж точно. И все же именно по их милости Вивёр и заявился в мою спальню.

Вивёр
В годы человеческой жизни княгиня Элиза была злобной стервой. Став вампиром, она перестала быть злобной и стала просто бездушной. Но, как вы могли заметить, стервозность в ней засела глубоко и прочно.
Эрин Мориц был еще одним претендентом на трон Вдохновения. Дело происходило вскоре после смерти старого эльфийского короля, да еще на фоне посягательств Фатума – сложный и суматошный период – так что многие перестали принимать права законного наследника всерьез. Оно и понятно. По правде сказать, блондинистый красавчик Рафаэль – это вам не суровый Джаред с огромной армией и Зеркалом мистерий. И да, назовем-ка, наконец, это имя. Джаред первый, властелин Фатума, повелитель Рока, гроза и ужас всея континента. А то, подозреваю, с подачи Элизы Его Величество так и останется безликим дядюшкой-злодеем. Надо прояснить его портрет. И сделать это очень легко. Он как Элиза, только в штанах, старше и человек. Характер один в один, да и внешне... если рядом поставить, то даже не по себе как-то становится. Наверное, хорошо, что они в итоге окончательно рассорились. Если бы эти двое объединились, правителям оставшихся государств осталось бы разве что самоубиться.
Что же до Эрина и Вэнди, то у них были свои цели, но искали они не власти, а личного счастья. Только вот ни Джаред, ни Элиза на троне Вдохновения их счастью ну никак не способствовали.
Вы, наверное,все еще хотите знать, почему я укусил эту мерзкую тварь? Меня попросил Эрин. Вот так просто. А потом меня действительно вырвало на ковер.

Элиза
Когда эта мерзкая тварь решила сделать меня себеподобной, я крепко спала. Даже укус меня не разбудил. И ничего удивительно, я смертельно уставала. Это ничтожество и понятия не имеет, сколько важных решений мне тогда приходилось принимать. Нет, потом я, конечно, проснулась и поняла, что боль в шее – не часть сна, но быстро выкинула это из головы. В моей спальне был посторонний! Разумеется, я позвала охрану, и тут... тут все и завертелось. Обитатели дворца немедленно обнаружили на моей шее след от укуса, а во рту Вивёра – пару клыков этот след оставившую. Откуда-то выскочил Теодор Хендри, фатумский придворный врач, и опознал в этом блаженном своего подопытного кролика. Заявился Рафаэль в компании Эрина Морица, которого до этого сам же посадил в темницу. Словом, началась страшная круговерть, окончившаяся скандалом. Мориц, разумеется, не преминул сообщить своему королю, что я сообщница Джареда, свадьба расстроилась и как-то так получилось, что утром, еще затемно, я плыла на корабле в Фатум в компании Хендри и Вивёра. Я плохо помню происходившее. Я только что стала вампиром и мир вокруг напоминал фантосмагорический кошмар. С Хендри мы почти не общались, зато Вивёр изливался за двоих.
Я помню бочки с эльфийским вином – днем мы сидели в трюме, единственном месте, где нас не могло достать солнце – и Жан де Ревелле, сын обнищавшего фатумского графа и танцор-неудачник, рассказывал о том, как я должна теперь жить. Правило номер один – никаких домашних животных. Правило номер два – поменьше улыбаться. Если бы вампиры могли пьянеть – к концу путешествия все бочки в трюме бы опустели.

Вивёр
Когда я стал вампиром, никто не удосужился объяснить мне, что делать с моим новым состоянием. Это стоило мне нескольких солнечных ожогов, любимой кошки, работы в театре и бесконечной череды безумств, превративших мою жизнь в то, чем она теперь является. Я не хотел быть убийцей. Я ненавижу насилие. Меня тошнит от вида крови, а когда я пью ее – закрываю глаза и думаю о томатном соке. Если же приходится иметь дело с человеком, а не с животным – получается то, что получилось с Элизой.
Я вовсе не хотел ее кусать, просто интересы друзей оказались приоритетнее брезгливости. И раз уж я на это пошел, я не хотел бросать эту женщину на произвол судьбы. Пусть она стерва и племянница фатумского короля, чуть не уничтожившая единственное в своем роде эльфийское государство, но я был обязан сделать хоть что-то. Объяснить правила. Преподнести корабельную крысу в качестве первого завтрака новой жизни. Гадостно, конечно, но неизбежно. Зато в трюме было полно эльфийского вина, которым можно было заглушить противный вкус. Иногда мне тоже жаль, что вампиры не могут пьянеть.
Вообще-то то путешествие – далеко не худшее событие моей жизни. У меня было вино, крысы, собеседница и почти не было Тео Хендри. Я узнал его задолго до того, как влез в эльфийские проблемы Вэнди и Эрина. Это произошло в тот период моей жизни, когда я представлял собой унылое и неприглядное зрелище. Денег не было, работы тоже, а взламывать чужие склепы и торчать в них днем, рискуя нарваться на смотрителя кладбища или родственников усопших, смертельно надоело. Моя жизнь – череда взлетов и падений, причем резких. Мне не раз случалось охмурять богатых вдов и наслаждаться комфортом жизни высшего общества, случалось устраиваться в очередной театр и каждый вечер срывать аплодисменты, а случалось и опускаться до нищенских лохмотьев. Проблема в том, что вампирью суть надолго не спрячешь. Стоит же ей открыться, и из всеми любимого аристократически бледного красавчика ты превращаешься в объект всеобщей ненависти. Прямо как Фатум среди остальных государств. Забавно, а ведь и в самом деле, настоящее государство-вампир.
Так вот о Хендри. Он доверенное лицо Джареда, а также ученый, врач, экспериментатор и сущее исчадие ада. Мы познакомились, потому что он искал слугу, готового помогать ему во всем, начиная с завязывания шнурков и заканчивая испытанием на собственной шкуре опытных образцов какой-то химической дряни. В тот период я был готов пить любую пакость, лишь бы как-то изменить свое положение, да и, признаться честно, не рассчитывал, что его освященные наукой зелья возымеют на меня эффект. Скажу сразу, что свою вампирью неуязвимость я переоценил. Уж не знаю, что этот изверг там понамешивал, но с некоторых пор мой организм совершенно непредсказуемо реагирует на внешние раздражители. Опять же, вспоминаем случай с Элизой. Одно время я еще надеялся, что мой работодатель найдет способ избавить меня от последствий своего гения, но в конце концов сбежал в компании Вэнди, Эрина и пятидесяти золотых из кошелька Хендри.

Элиза
Ах да, забыла сказать, что помимо общей ничтожности, оно еще страдает привычкой тащить все, что плохо лежит.
Вы, наверное, не можете понять, почему я так не люблю нытика-Вивёра? Или думаете, что это из-за того, что он сделал? Нет, я вовсе не склонна к самоуничижению и легко принимаю свою вампирскую суть. Как он там говорил? Во мне прочно засела стервозность? Ну а в нем прочно засела привычка истерить по поводу и без. Впрочем, неудивительно. Судя по всему, он и в человеческой жизни был тряпкой, а тут еще доктор Хендри со своими поисками лекарства от вампиризма. У него всегда были довольно-таки неопределенные обязанности при дворе. Что тут говорить, дядя Джаред любил напустить тайны и всех запутать. Но уж про экспериментаторский дух Хендри знали все. Разумеется, когда судьба подкинула ему слугу-вампира, его исследования вошли во вполне определенное русло. Правда, успехом они так и не увенчались. Во-первых, наука имеет весьма смутное представление о законах жизнедеятельности вампиров. Во-вторых, Вивёр бессовестно сбежал, не дав Хендри шанса эти законы открыть. Хотя, должна признаться, я бы на его месте тоже сбежала, причем сразу. Когда мы прибыли в Фатум дядя хотел оставить меня при себе... вернее, при Хендри, чтобы вернуть меня в прежнее состояние. Я представила, во что это выльется и той же ночью уехала домой инкогнито. Что бы там ни говорил Вивёр, у вампиров есть огромное преимущество над людьми – ничто не способно затуманить их разум, им нет равных по части холодного расчета.

Вивёр
Хотите объективное мнение о княгине Элизе? Действительно объективное. Я как минимум на пару веков старше нее и видел всякое, как среди вампиров, так и среди людей. А еще, в отличие от нее, я умею прощать и сопереживать. Хотя, возможно, причинность последнего уже не в возрасте, а действительно в лекарствах Хендри. Порой я и в самом деле чувствую себя человеком, и это больно. Но потом снова встает солнце и я снова понимаю, что не могу на него смотреть. А в душе становится пусто и... никак. Мы, вампиры, не можем испытывать чувств. Эмоции – да, но только не что-то настоящее.
Так вот Элиза. Ожесточенное одинокое создание, которое в детстве горько плакало в подушку от того, что дядя Джаред, единственный родственник, ни капли ее не любил. Потом ко всему этому добавились ответственность, ожидания подданных, обязанность поддерживать репутацию мудрой правительницы и постоянная угроза войны со стороны Фатума. И это эмоционально нестабильное чудо я сделал вампиром. Я бы сказал, что сломал ей жизнь, если бы не был уверен, что и без моего вмешательства она неибежно сломала бы ее себе сама.
Мы, кажется, говорили про разум и холодный расчет? Ха-ха, смешно. Смысл существования каждого вампира – его жажда. Или, как в моем случае, постоянная борьба с этой жаждой. Либо ты идешь на поводу собственного организма и каждую ночь убиваешь людей, либо ты пытаешься сохранить рассудок, но постоянно находишься в полуголодном состоянии. Неизбежный итог первого пути – костер либо осиновый кол в сердце, завершение второго... а черт его знает, сколько я ни жду этого завершения, оно никак не приходит.
Я не знаю, о чем думала Элиза, когда покидала Фатум, в этой точке повествования наши пути разошлись. Я понял, что пора заканчивать эту историю, как только мы оказались на аудиенции у короля Джареда. Они с Элизой стояли друг напротив друга: высокие, статные, величественные – так похожие друг на друга. Волосы черные как смоль – у Его Величества, правда, с проседью и не такие густые, как у княгини; черные же глаза – внимательные и жесткие, так и ждешь какой-нибудь подлянки; одинаковый профиль. И характер – сильный и непредсказуемый. Казалось, они и в самом деле рождены, чтобы править. Ну а я решил, что надо делать ноги, пока кто-нибудь из этих двоих не проявил ко мне слишком сильное внимание. Я, конечно, люблю неприятности, но предпочитаю выпутываться из них безболезненно.

Элиза
Как же, закончил он эту историю. Я имела сомнительное удовольствие видеть Вивёра еще много раз, и появлялся он всегда в самый неподходящий момент. Но Фатум я действительно покинула без его навязчивой компании.
Я тоже не знаю, о чем я думала, когда решила вернуться в Рок. На что рассчитывала? Как ни в чем не бывало усестья на свой трон и перевести госаппарат на ночной режим работы?
Первое время никто ничего не замечал. Днем я запиралась в своей спальне, сославшись на приступ подхваченной на Вдохновении тропической лихорадки (люди мало что знают об эльфах, так что моим врачам и в голову не приходило, что никакой тропической лихорадке на свете не существует), к вечеру мне обычно «становилось лучше», и я начинала дергать своих усталых советников и министров. К счастью, произошедшее в эльфийском королевстве удалось сохранить в тайне. Эльфы живут сами по себе и лишнего не болтают, ну а дяде, как мне казалось, разглашать тайну было невыгодно.
Но долго так продолжаться не могло. Все изменилось. Я стала узницей в собственном дворце. Любимые серебряные серьги и кольца невыносимо жгли кожу. Повара то и дело норовили накормить меня блюдами национальной кухни – странно, раньше я и не замечала, что в моем княжестве так любят чеснок. Но, самое главное, меня мучила жажда, и я не знала, как ее утолить. Первое время после укуса обо мне заботился Вивёр, но, увольте, даже под страхом смерти я не опущусь до ловли помойных крыс. Потом, в Фатуме, Хендри принес мне целый ящик бутылок с кровью – разумеется, замаскированных под вино. Не знаю, откуда он их взял, но, полагаю, уж точно не купил с утреца на рынке. К сожалению или к счастью, бутылки были не бездонны.
Я научилась всему, чему надо. Все мы учимся и платим за это одну цену. И Вивёра была кошка Кассандра. У меня был Дориан. Он меня ненавидит. И тогда ненавидел. А вот я его любила.
Ладно, без душевных излияний все равно не обойдется, но лучше уж я, чем Вивер.
Когда я была ребенком, у меня был друг. Нормальный друг, а не навязчивая привязанность, как у этого идиота и его полуэльфов. Дориан был сыном одного из советников, мы столько времени проводили вместе! Я не представляла своей жизни без него. Вот еще одно преимущество вампиров над людьми – они не испытывают постоянной потребности в любви. Но когда я была человеком, у меня были человеческие слабости. Потом, когда мы выросли, детская дружба превратилась во влюбленность, влюбленность – в страсть, страсть – в источник страха и разочарования. Я не могла подпускать его слишком близко, но и не хотела отпускать. Мы не могли пожениться – дядя не допускал и мысли о столь невыгодном браке. Мы не могли быть любовниками – все тайное рано или поздно становится явным, а гулящую княгиню никто бы не потерпел.
Когда я стала вампиром, мне было двадцать семь. Дориану – столько же. Поцелуев украдкой хватало в шестнадцать, но не потом. Я знаю, что он не был мне верен. Статный, красивый мужчина, девицы ходили за ним табуном – как тут не поддаться искушению? Но черт с ними, его жизнь все равно принадлежала мне. Я бы никогда не разрешила ему жениться на другой или уехать слишком далеко, и он это знал. И, кажется, возненавидел меня за это всем сердцем. Порой я думала, что мне все-таки стоило его отпустить, так было бы правильно.
Стоило, но я так этого и не сделала.
Нет, я не убила его. Как можно? Нет, я просто утолила свой голод и наконец-то заставила его разделить мою жизнь. Он и по сей день со мной. Только, кажется, в шестнадцать мы это представляли совсем не так.

Вивёр
Ну, я предупреждал про эмоциональную нестабильность.
А вообще, так и представляю себе картину: важная, драматично-вампиристая княгиня Элиза умыкает из дворца Джареда ящик с вином и, сгорбившись под его тяжестью, таинственно исчезает во мраке ночи. Даже жаль, что мне не довелось присутствовать. А потом еще и ее княжество, о ужас, насквозь провоняло чесноком. А ведь и правда, жители Рока не суют его разве что в десерты. Умора да и только.
А если серьезно – бедный Дориан! Не повезло ему с первой любовью. Вернее, скорее даже не любовью, а героиней эротических фантазий периода полового созревания. Вот как оно бывает. Представишь юную прелестницу в неглиже, сделаешь ей неприличный намек, а потом бац, и оглянуться не успеешь, как ей уже под тридцатник и она самозабвенно пьет твою кровь.
Хотя этому парню вампирий облик очень идет. Бледный и пронзительно голубоглазый – так и веет холодом, но при этом рыжий-рыжий – невольно начинаешь думать о свете, солнце и тепле. Такой вот он контрастный, этот Дориан. Только на лице вечно постное выражение – вот уж где действительно печальная романтика. Правда, внутри у него ни романтики, ни печали – сплошная пустота. Элиза хоть и не совсем в ладах с головой, но все же более живая. Ее безумие делает ее живой. Дориан – существо перегоревшее и потерявшее всякий вкус к существованию в каком бы то ни было виде. Он сейчас один из министров в Холодном королевстве. Хороший министр, я бы даже сказал отличный. Никаких желаний, никаких личных интересов – только привычное существование бок о бок с королевой и выполнение ее рутинных государственных поручений. Брр, загнала она его все-таки под каблук.
Нет уж, лично я проповедую философию радости и приключений. Противоестественно для вампира, согласен. Собственно говоря, поэтому они меня и зовут Вивёром. Я никогда не был готов подчинить свою жизнь одним лишь потребностям организма. Скажу более, сам факт того, что меня укусили, до сих пор кажется мне ужасной и глупой ошибкой.
Когда в княжестве Рок наконец поняли, что тропическая лихорадка – явление, не существующее в природе, я уже месяц зависал на Мглистом хребте. Сейчас он уже не тот, что раньше, но тогда... что за место это было! Никакой это, правда, не хребет – так, несколько зеленых холмов на границе Огненного княжества и Фатума – но публика там собиралась интересная. С одной стороны Огненное княжество, населенное сплошь волшебниками – теми редкими людьми, что сумели перенять у эльфов их мастерство. Веселый и непредсказуемый народ, в Огненном княжестве у них единственный на весь континент магический университет.
А по другую сторону хребта Фатум, давненько притязающий на территорию княжества. Не устраивало, видите ли, Джареда, что волшебники желают жить по своим законам и плюют с высокой колокольни на его монаршее недовольство. Так что на хребте было не соскучиться – вечно над ним то салют, то огненные шары, то каннонада. Или студенты-практиканты с погодой экспериментировали – изголялись как могли, чтобы вогнать фатумцев в ужас. Я там таких природных явлений навидался, что хоть стой хоть падай.
А на самом Мглистом хребте жили вампиры, оборотни и всякий человеческий сброд сомнительных профессий. Да, вот так запросто, бок о бок. Это и по сей день одно из немногих мест, где никому ни до кого нет дела. Мне нравилось время от времени туда наведываться. Приходишь – пешком и в одиночестве, ведь ни один здравомыслящий фатумец подвозить тебя на хребет не станет, выбираешь первый попавшийся дом и делаешь вид, что он твой – все равно у большей их части хозяева меняются так часто, что какое-либо имущественное право теряет всякую силу. У нас, вампиров, даже был там свой клуб, где мы обменивались новостями, курили осиновые трубки (между прочим, здорово расслабляет, я бы даже сказал до смерти) и устраивали ночные пирушки. Хотя по пирушкам я как раз не очень – вечно они отлавливали какую-нибудь страшную костлявую девицу (других в округе, собственно, и не водилось), а потом стояли над ней и не могли решить: выпить сразу или сначала откромить? Впрочем, откармливать все равно было нечем, так что ночь обычно заканчивалась попытками выцедить хоть что-то из ее хладного трупа. Правда, иногда в клуб наведывались похожие как две капли воды графы да бароны – из тех, что, став вампиром, запираются в фамильном замке и веками терроризируют ближайших соседей. А с ними обычно прибывали хорошенькие влюбленные дурочки, даже не подозревавшие, что они еда. Мда, снова я про тошнотворное вампирье житье-бытье. Но с вампирьими графьями жить все же интересней. Одного такого я надоумил разливать кровь по бутылкам и продавать. Даже вспоминать не хочу, на что стали похожи темницы его замка, но экспериментировать с рецептами и добавлять в бутылки то мелиссу, то бергамот, как будто мы не кровь разливаем, а какой-то изысканный напиток, было весело. К тому же, его стараниями мне теперь всегда есть где найти еду без всякой полночной охоты. Насколько мне известно, Хендри достал Элизе ее первый ящик крови там же. Эх, знал бы заранее – подговорил бы Его сиятельство подлить ей кислого молока.

Элиза
Ну конечно, устраивать мелкие пакости и сходить с ума в какой-то богом забытой дыре на границе Фатума – это же именно то, чем полагается заниматься двухсотлетнему вампиру! А после этих своих визитов к самым отъявленным неудачникам этого мира он неизменно возвращался ко мне – весь грязный, помятый, насквозь пропахший табаком, с бутылкой крови в одной руке и вина – в другой.
Вот и в тот раз – я и ахнуть не успела, как это чудило разбило мне окно, ввалилось в мои покои и радостно предложило нам с Дорианом раскурить трубочку за встречу. Дурацкая привычка, Вивёр почему-то считает, что если смешать табак с высушеными листьями осины и набить этой вонючей дрянью осиновую же трубку – получится источник райского наслаждения. Да еще и других вампиров на это подбивает. Возмутительно. Только и делает, что доставляет мне неприятности.
К сожалению, в тот раз у меня не было возможности выставить его за дверь, так что этот псих расположился с комфортом, заставил Дориана попробовать свой чертов табак с осиной и полночи горланил песни, аккомпанируя себе на укулеле. Словом, я снова оказалась в эпицентре какого-то кошмара.

Вивёр
О да, она оказалась в эпицентре кошмара! Элиза ведь терпеть не может веселиться, а в ту ночь в ее покоях было весело. Дориан к тому времени еще не успел забыть все человеческое и трубку мою вполне оценил, равно как и коктейль крови и вина. Чуть позже в покоях обнаружилась укулеле – подарок Элизе от какого-то заезжего музыканта, выступавшего при дворе. Не знаю, чем он думал, когда его делал, ведь эта стервозина умеет только считать госбюджет и собачиться с дядей в международных масштабах, творческого вдохновения в ней нет. Но зато с этой штуковиной вполне поладил я. Когда-то давно меня научил играть один разбойник родом с острова Соленых волн. Баллады о любви, страсти, отчаянной вендетте и долгих путешествиях у них в крови. Кстати, в конце концов я его иссушил. Что? Гадом он был редкостным, хоть и здорово играл. Так что, по-моему, я сделал тогда мир чище и лучше.
В общем, так мы с Дорианом и развлекались: пели баллады южных островов – у рыжего, как оказалось, приятный голос; пили кровь с вином – между прочим, отличный психологический ход, если хочешь приучить молодого вампира к его новому состоянию, но не хочешь травмировать его психику; и, разумеется, курили осиновые листья – горжусь этой своей придумкой, пронимает только так. Элизе просто никто не предлагал попробовать, вот она и злится. Правда же в том, что любая вредоносная дрянь приносит удовольствие. В человеке вообще заложена тяга к саморазрушению, а в вампирах ее, пожалуй, даже больше.
Но как же так вышло, что я, жалкий бродяга-вампир, решил сунуться в гости к княгине Рока, да еще и через окно? И что в ее покоях делал посреди ночи новообращенный Дориан? Причина у происходившего была одна и вполне ожидаемая – Его величество Джаред первый сделал новый финт ушами и окончательно прибрал к рукам княжество Элизы.

Элиза
Я уже говорила, что Вивёр вечно появляется некстати? В первый раз он заявился, когда я планировала выйти замуж, во второй – когда мое же правительство с подачи дяди выдвинуло мне своеобразный вотум недоверия. Вернее, это они так выразились – избегая смотреть мне в глаза и жалея, что под рукой нет пистолета с серебряными пулями.
На деле Джаред поделился с кем-то из моих ретивых министров да советников информацией о том, что произошло на Вдохновении (разумеется, умолчав о своей роли в этой истории), и я тут же оказалась заперта в собственных покоях. А на следующее утро все газетные заголовки кричали о моей смерти. Это был очень красивый ход, с формальной-то точки зрения они даже не врали. И я даже была готова принять такой поворот событий, если бы не одно «но»: у меня не было детей, а значит, по закону трон должен был перейти к моему единственному кровному родственнику – королю Фатума.
Когда появился Вивёр, я, узница в собственном доме, сидела в темноте и отчаянно пыталась придумать выход из сложившейся ситуации. Я больше не могла править княжеством. Вампир во главе государства – это еще более немыслимо, чем человек на троне Вдохновения. Но никто не собирался и в самом деле меня убивать – это обнадеживало, хоть я и не могла быть уверена, что дядя не пришлет ко мне какого-нибудь головореза как только его права на Рок будут официально признаны и документально заверены. С другой стороны, как показала общественная реакция на сенсацию, жители Рока явно не пришли в восторг от перспективы сменить меня на Джареда. Словом, я должна была что-то сделать, но никак не могла придумать ничего путного.
Рядом сидел Дориан. Он тоже отчаянно размышлял – только не о настоящих проблемах, а о своей горемычной судьбе. Его заперли вместе со мной – похоже, мои подданные не имели ни малейшего представления, что делать с двумя живущими во дворце вампирами. Поначалу я радовалась тому, что мы наконец-то вместе, спустя столько лет, но вскоре поняла, что все это бессмысленно и бесполезно. Мысли Дориана крутились исключительно вокруг того, что я испортила ему жизнь. Чушь какая. Лучше бы он подумал о том, как свести на нет интриги моего дяди.
А потом и вовсе разбилось окно, и в него влез Вивёр. На звук, разумеется, явился охранник – суровый на вид, но трусливый в деле. Увидев третьего вампира, порядком потасканного и оттого невообразимо наглого, он тут же рухнул в обморок. Вивёр оттащил его в ванную, да так и бросил. Должно быть, когда он там очнулся, совсем сдурел от страха. Мало того, что в соседней комнате трое вампиров, так двое из них еще и поют. «Во мраке ночи горят твои очи» и еще что-то там такое с примитивной рифмой «кровь-любовь». Начиналось все вроде бы южными балладами, но закончилось позорной мерзостью собственного сочинения. Вивёр такой Вивёр, черт бы его побрал. И Дориан туда же, повелся на его псевдофилософские разглагольствования о жизни словно маленький мальчик. Хотя, конечно, по сравнению с этим двухсотлетним хитроза... хитроумным психом он и в самом деле несмышленое дитя. Вот и стоило дарить вечную жизнь возлюбленному, если он и думать не хочет следовать за тобой?
Вивёр и Дориан продолжали горланить песни, а я смотрела на них – единственных вампиров, которых когда-либо встречала, таких разных, но одинаково зацикленных на себе, и ощущала злость, печаль, разочарование и подступающее чувство голода. А потом вдруг поняла, что мне нужно сделать.

Вивёр
Все без исключения вампиры зацикленны на себе, ибо ни на ком другом у них зациклиться не получается. Постоянства чувств не хватает. И, между прочим, я же все-таки примчался к Элизе, когда понял, что она снова вляпалась во что-то, попахивающее скандалом. Главным образом, конечно, потому, что люблю скандалы, но и помочь ей тоже входило в мои планы. Все-таки именно по моей вине она превратилась из злыдни обыкновенной в злыдню кровожадную. А вообще, как я потом понял, мне стоило еще тогда, на Вдохновении, схватить ее в охапку и увезти на край света. К драконам, например. Сказал бы, что она княгиня – они бы ею поужинали. Драконы, я слышал, любят поедать монарших особ женского пола. А впрочем, нет, у любого дракона случится несварение тотчас же, как эта дамочка откроет рот.
Разумеется, памятные обстоятельства моего знакомства в Дорианом не могли остаться незамеченными. Очень скоро на шум сбежалась не только половина дворцовой охраны, но и прочие его обитатели – всякие там визгливые фаворитки и разодетые франты, которых Элиза держала, чтобы на досуге было с кем поиграть в бридж. С их приходом мне даже как-то неловко стало – все такие красивые и опрятные, несмотря на время суток, а тут я, непонятно из какой канавы вылезший. Только, кажется, вся эта братия чувствовала себя еще более неуютно: с одной стороны, они имели дело с княгиней – многолетнюю привычку подчиняться не вытравишь каким-то вампиризмом; с другой – разбитое окно, охранник в обмороке, шум и гам посреди ночи: чувствовалось в этом что-то вопиюще неправильное. Ах да, а еще весь этот светский люд только тогда и узнал, что княгиня отнюдь не мертва. Во всяком случае, в привычном смысле слова. Крику было...
И что, вы думаете, сделала Элиза? О, она выкинула такое, что Джаред, наверное, по гроб жизни маялся кошмарами. И, между прочим, ход был тоже очень красивый.

Элиза
Ну еще бы, талантом плести интриги я пошла в дядю. А когда взглянуть на устроенный Вивёром балаган сбежалось полдворца, мне в голову пришла простая, но решительно все меняющая схема. Да, ни один нормальный человек не захотел бы оказаться в подданстве у вампира. Но жители Рока знали меня всю мою жизнь, и уж я-то старалась не давать им повода быть мною недовольными. Как знать, подумалось мне, может они захотели бы последовать за мной и в вечность? Во всяком случае, терять мне было уже нечего.
Начала я со своих приближенных, столпившихся у дверей покоев и ошарашенно глазеющих на Вивёра, Дориана и, разумеется, вполне живую меня. Долгих уговоров не потребовалось – сама ситуация играла мне на руку. Перед ними стояла их, казалось бы, навсегда потерянная княгиня – прекрасная, гордая, восставшая ради них из смерти. И все, чего она требовала – это сделать шаг, протянуть ей руку и последовать за ней в новую жизнь, туда, где ее место уже не сможет занять никакой король Джаред. Разве что с повизгивавшими от страха фрейлинами пришлось повозиться, чуть не испортили мне драматичность момента. Но и они оказались вполне готовы принять мое предложение. Что их ждало при Джареде? Превратиться из первых леди княжества в каких-то провинциальных профурсеток? О нет, они привыкли задавать тон и уж точно не желали уступать это право подпевалам Его Величества. Вдобавок, разве что слепой мог не оценить, какой матово-белой стала моя кожа, как поалели губы и как заблестели глаза. Что тут говорить, уродливые вампиры – явление чрезвычайно редкое. Во-первых, обращать всяких страшилищ просто-таки не комильфо, во-вторых, любая привлекательная черта внешности после укуса становится ярче, иначе мы просто не сможем очаровывать своих жертв и умрем с голоду.
Я обратила их всех, включая того обморочного охранника. А потом мы захватили дворец.

Вивёр
На что только не пойдет голодный и обиженный вампир, чтобы напиться крови – даже на социально-политический переворот. Представьте себе, Элиза и в самом деле решила пообращать всех своих подданных в вампиров и таким образом сохранить свое княжество. И они за ней шли! Похоже, народ действительно любил свою княгиню, даже вампирье очарование не в состоянии породить такой фанатичной верности. Я глазам свои не верил, люди добровольно расставались с нормальной полноценной жизнью только потому, что эта жизнь не могла включить в себя их обожаемую княгиню-вампиршу. На улицах столицы начался полнейший хаос, вампиры разгуливали по ним не таясь и нападали на невинных людей, да еще с таким видом, будто несут в массы божественную справедливость. Впрочем, в большинстве своем жертвы едва не наслаждались своей участью, так им нетерпелось присоединиться к движению живых трупов. Более же разумные жители города сидели по домам и не смели даже носа показать на улицу.
А сама Элиза, тем временем, наслаждалась статусом предводительницы восстания. Тоже мне, борец за справедливость. Ее подданные носились вокруг нее, словно она была жемчужиной особо крупных размеров или розой редкого сорта. Даже Дориан вдруг вспомнил, что когда-то был в нее влюблен. Ну а я... а я распевал на улицах издевательские политические баллады собственного сочинения. Особой популярностью пользовалась «душещипательная» история о том, как княгиня спасла свое княжество от Фатума. Начиналась она словами «Как-то утром, о злой Рок, Джаред сесть на трон не смог», а заканчивалась – «Вампирская роза – в заду Джареда заноза». Хорошая песня получилась, склоняла обоих монархов без всякого почтения и такта. Не успевшие стать вампирами горожане ее быстро подхватили. Правда, после того, как она достигла ушей Элизы, я вылетел из Рока как пробка из бутылки. Но я не в обиде. Выставили меня очень вовремя, потому что уже через пару дней в княжество прибыл Джаред первый собственной персоной, а с ним – его огромная армия.

Элиза
В общем, вы поняли. Вместо того, чтобы мне помогать, эта зараза высмеивала все, что я делала. В конце концов пришлось отправить его в изгнание – политическая обстановка и без того накалялась с каждым днем, а Вивёр еще всячески старался усилить брожение умов. Но я могу собой гордиться – общими усилиями мы обратили около четверти населения столицы. Если бы не дядя, княжество Рок в итоге стало бы первым вампирьим государством и ничто не смогло бы поколебать мою власть. Но, увы, он привел армию раньше, чем я оказалась способна что-то ему противопоставить.
Впоследствии я отомстила за все: и за семью, и за Рок, и за все завоеванные княжества. Но это произошло много позже. А тогда мы оказались в худшем положении, какое только можно представить. Люди Джареда, вооруженные осиновыми кольями и карабинами с серебряными пулями, убивали каждого встречного вампира, не интересуясь ни именем, ни происхождением, ни политическими взглядами. Как будто смерть вампира – это несущественный пустяк.
Некоторым моим последователям удалось сбежать на Мглистый хребет, в эту чертову криминальную дыру, где всякой твари по паре. Но лучше, конечно, так, чем с осиной в сердце или в тюрьме, как я. Да, я докатилась до самого дна. Дядя не мог убить меня так же, как прочих вампиров, его вторжение в княжество и без того вызвало резонанс на международной арене. Если бы он вдобавок прикончил собственную племянницу, многие княжества выступили бы против. Фатум и так, мягко говоря, всех достал, и Джаред понимал, что никакое терпение не может быть безграничным. Я осталась жива. Только дядя тоже всегда умел мстить, и моим новым домом оказался Холодный замок.

Вивёр
Этого следовало ожидать. Элиза и ее компания неопытных вампиров, еще вчера бывших людьми, вели себя совершенно безрассудно. Ими двигали обида на судьбу и жажда, которую они еще не научились контролировать, но уж никак не здравый смысл. Четверть населения города превратилась в вампиров, уму непостижимо! А потом пришел Джаред и всех их поубивал. Представляю, какая бойня творилась на улицах. Впрочем, не могу сказать, что мне жаль. Вампиры – тупиковая ветвь эволюции. Если, конечно, мы вообще можем считаться за полноценный вид. Не знаю, откуда мы такие взялись, но склоняюсь к мысли, что в далекой древности не обошлось без темной магии.
А вот участь Элизы оказалась по-настоящему жестокой и прежде всего потому, что породила жестокость еще большую.
Холодный замок – это тюрьма на одном из далеких северных островов, принадлежащих Фатуму. Долгие ночи, снег шесть месяцев в году, ревущие ветра и пронизывающий холод. Когда-то давно там жил чернокнижник, уставший от общества и суеты. Отгрохал себе огромный замок с неприступными стенами, но долго в том климате не протянул. А пару столетий спустя Фатум повадился ссылать туда преступников – дешево и сердито. Вдобавок, мрет народ в Холодном замке только так. Дно вокруг острова, наверное, покрыто трупами в три ряда – в земле там никого не хоронят, слишком уж она промерзлая. А случайно забравшиеся в ту местность мореплаватели постоянно травят байки про призраков и выныривающих из воды зомби. Собственно, в это дивное место Элизу и отправили. Зомбяки, призраки, издыхающие проходимцы всех мастей и властолюбимая вампирша. Если кого-то и нужно было жалеть, то работников сего очаровательного учреждения.

Элиза
В Холодном замке мне было как-то... никак. Не знаю, что про него сказать. То есть, сначала, конечно, я чувствовала себя униженной – дядя, как всегда, обрушился на меня всей мощью статуса, влияния и возможностей и на этот раз уничтожил все, что я по праву считала своим. Но постепенно чувстваушли из меня. Пока я жила среди людей, как-то само собой выходило, что я отождествляла себя с человеком – разве что на очень специфической диете. Когда я осталась наедине с собой, целяться стало не за что. Оно и к лучшему. Прежнюю жизнь уже не вернуть, но, по крайней мере, у меня нет таких проблем с самоопределением, как у Вивёра.
Не знаю, рассчитывал Джаред заставить меня страдать или просто хотел изолировать от общества, но ожидаемого эффекта тюрьма на меня не оказала. Полагаю, с людьми это место и в самом деле обходилось жестоко – даже сквозь толстые стены камер до меня долетал надрывный кашель, хрипы, стоны и проклятия заключенных. Камеры никак не отапливались, еду на острове было сложно достать, а провиант с континента привозили раз в месяц. Но меня это не беспокоило. Я не чувствовала холода, меня не беспокоил солнечный свет – в этом месте почти не бывает ясной погоды – даже жажда, и та утихла. Три раза в день мне приносили стакан крови. Полагаю, мои тюремщики цедили ее из трупов недавно почивших заключенных. Смерть была постоянной гостьей нашего замка, так что прокормить одну вампиршу оказалось не сложно.
Дни моего заключения стали самым спокойным периодом моей жизни. В то время в моей голове начисто отсуствовали какие-либо мысли, а в сердце – желания. И это было прекрасно, как только начинаешь думать или чувствовать – сразу осознаешь дисгармонию в отношениях с окружающим миром. Да и с самим собой, в общем-то, тоже. А пустота, душевный вакуум... со стороны, конечно, выглядит жутковато, но, я бы сказала, что для вампира это благословение.
Иногда я вспоминала про дядю, Рок и Дориана – так, мимолетно, они стали не более чем призраками из далекого прошлого. Мне и не хотелось-то про них думать, но память нельзя просто взять и отменить. Хотя, наверное, со временем все воспоминания бы забылись или превратились в обрывки мутного сна. Только вот, о, чертовы права заключенных, мне снова нанес визит Вивёр. Редчайшее событие, тюрьма в Холодном замке отродясь не видала посетителей. И дело даже не в том, что их сюда не пускают – никаких запретов нет. Они и не нужны, ведь приговор к заключению здесь равносилен смертной казни. Навещать местную публику просто бессмысленно, все равно еще никто не выдерживал больше года.
Но Вивёра ведь не беспокоят такие мелочи. Он заявился в мой новый дом, снова намешал крови и вина, напоил меня этой бурдой и разбил мой мир на тысячу осколков.

Вивёр
Основная проблема новообращенных вампиров в том, что они считают себя пусть и странными, но людьми. У меня тоже так было и, кажется, до сих пор не прошло. Некому было в свое время расставить точки над нужными буквами, а сам я так и не разобрался, кем же именно себя считать. Возможно, Элиза права, и пустота – это действительно благословение. Не знаю, идеальной пустоты в моей душе никогда не было. Именно поэтому я и не позволил остаться в этой пустоте ей.
После того, как Элиза изгнала меня из своего княжества, я надолго выпал из хода всех этих политических разборок. Джаред отправил племянницу в Холодный замок и превратил Рок в одну из провинций Фатума, Эрин Мориц наконец добился для Вдохновения желаемой неприкосновенности, потом пошли слухи о проблемах с Зеркалом мистерий, в очередной раз восстало Огненное княжество... Я читал об этом в газетах, но сам находился очень далеко. Мне все это надоело. Я путешествовал, смотрел на закаты, закутавшись в плащ с глубоким капюшоном, влюблял в себя женщин, а потом бросал их, крикнув на прощание, что я их недостоин, заводил новых друзей и очертя голову нырял в их проблемы. Меня не было в жизни Элизы лет пять и я почти о ней забыл, когда нежданно-негаданно встретил Дориана на Мглистом хребте.
Привольная жизнь вампира и отсутствие над головой каблука Элизы сказались на нем вполне ожидаемым образом. Когда я его увидел, он шел по улице в обнимку с какой-то в хламину пьяной девицей и уговаривал ее подарить ему поцелуй. А она, похоже, больше думала о том, как бы не поцеловать мостовую и вдобавок не оставить на ней содержимое желудка. Но в итоге настойчивость Дориана победила, девица согласилась исполнить любую его фантазию, если только это не потребует особой координации движений, и рыжий вампир жадно впился в ее губы. По подбородку девушки потекла струйка крови, она протестующе замычала, да только до фени были моему знакомцу ее протесты. Вскоре он прекратил терзать губы своей пассии, облизнулся и приник к ее шее. Та начала орать, брыкаться, но не могла вырваться из крепких объятий вампира. А потом обмякла.
Из переулка вынырнул еще один вампир. Приветственно махнул Дориану и присоединился к его весьма однозначному занятию. Схватил девчонку за запястье и с наслаждением вонзил в него клыки. Прямо настоящий дружесткий перекус. Приглашение отужинать по-вампирьи. Меня вывернуло на месте. Что тут скажешь, я несколько поотвык от нравов Мглистого хребта. Да и в бытность мою завсегдатаем этого места девиц иссушали за закрытыми дверьми клубов и частных домов, а не посреди грязной улицы. Вдобавок, я сам к тому моменту давненько уже не пил крови. Долго пробыл на востоке, а в этих их таинственно-экзотических сказочных халифатах жизнь совсем другая. Представьте себе, в одном из городов я встретил вампира-вегетарианца. Он варил суп из черных лиан, отрубленных у дерева, которое местные называли деревом-людоедом. Я сначала думал, что это просто оборот речи такой драматичный, ан нет, меня к этому дереву сводили. А на ветке обезьянка сидела. В общем, не успел я отойти от шока, как мне на голову попадали кости. И дернуло же любопытство! Ел бы супчик в счастливом неведении. Но все же лучше лианы чудовищного дерева, чем самолично нападать на людей и животных.
Вообще, на востоке мне понравилось. Как будто попал в другой мир. А мне нужны были перемены, очень нужны. Когда ты прожил несколько веков и знаешь, что впереди у тебя целая вечность, становится тоскливо. Все вокруг изучено вдоль и поперек, ничего нового по большому счету уже не будет, а некоторые нюансы существования вдобавок основательно опостылели... Короче говоря, чтобы не задаваться опасными вопросами, нужно срочно что-то делать. Влезть в неприятности. Или уехать на край света. А там, где растут деревья-людоеды, я бы, пожалуй, пожил. Лет сто эдак. Жаль, что у них такой жаркий климат. Хотя я заметил, что после эксперимнетальной гадости Хендри моя кожа стала менее восприимчива к солнечным лучам. А встретив Дориана, даже стал тешить себя надеждой, что вернусь в тот удивительный край насовсем. Очень уж мне стало поперек горла то, что я увидел тогда на Мглистом хребте.
А между тем, рыжий знакомец меня заметил. Подошел, сдержанно поздоровался, и между нами повисло неловкое молчание. О чем мне было с ним говорить? Рассказывать о своих путешествия? Спрашивать про Элизу? Напрашиваться в гости? Я видел по его глазам, что передо мной типичнейший вампир, которого интересует только собственная жажда. Он ничего не знал про Элизу, не мечтал о дальних странах и уж точно ничем не мог меня развлечь. Но приближался рассвет, и, приняв вежливо-отстраненное приглашение, я провел следующий день в берлоге Дориана. Тот, сытый и довольный, проспал все это время мертвым сном, я же курил свою осиновую трубку и думал обо всем, что меня окружало. Мглистный хребет за эти пять лет стал чуть гаже и чуть отчужденнее, но в целом не изменился. А вот я прежним уже не был. Правда, я тогда и сам не знал, чего теперь хотел от жизни. Разве что одно было ясно – общество обыкновенных вампиров окончательно перестало меня привлекать.
С Дорианом мы распрощались так же уныло, как и встретились. Следующей же моей остановкой стал Холодный замок. У Элизы много недостатков, иногда мне кажется, что она только из них и состоит, но обыкновенной ее уж точно не назовешь.

Элиза
Это очень в духе Вивёра – приехать и поставить все с ног на голову просто от того, что размеренная жизнь стала невмоготу. И все же я его понимаю. У него своя навязчивая идея, у меня – своя.
Когда в камеру вошел охранник, чтобы отвести меня в комнату свиданий, я даже не поняла, что он обращается ко мне. И дело не в том, что вместо «госпожа», «Ваша милость» или еще какого-нибудь официального обращения он использовал вульгарное «Эй, ты!», просто я совсем забыла о том, каково это, когда к тебе обращаются хоть как-нибудь.
А потом я увидела Вивёра. Он сидел посреди комнаты, на единственном стуле, и дымил как паровоз. Странная была картина. Унылое холодное помещение, слой пыли на полу, решетчатое незастекленное окно, внушительный сугроб снега под ним... и он, будто сошедший со страниц мемуаров какого-нибудь путешественника. Одетый во что-то яркое и по виду восточное, пахнущий зноем и специями. А еще он казался мне загорелым и постаревшим. Или это просто воображение разыгралось? И все же я могла поклясться, что тон его кожи стал темнее, а вокруг глаз собрались морщины.
Поприветствовала я его чем-то вроде «Как ты смеешь, ничтожество, сидеть в моем присутствии?!». А он даже не возмутился. Ухмыльнулся, лениво потянулся и безропотно уступил место. Я же села на стул, словно на трон, и поняла, что мне не хватало этого ощущения. Ощущения власти и собственной значимости. Меня воспитывали как княгиню с раннего детства и никогда не задавали дурацких вопросов о том, кем я хочу стать. Какой-либо выбор не предполагался. Так что нечего удивляться тому, что я такая, какая есть. Властная? Надменная? Жесткая? Холодная и расчетливая? Ну конечно да, тысячу раз да! Править – это единственное, что я умею, мое единственное предназначение.
Когда в моей жизни снова появился Вивёр, я вдруг осознала, насколько бессмысленно стало мое существование. Это тоже его особый талант – заставит заняться самокопанием даже худших из приземленных и узколобых. А потом еще и подобьет влезть в какое-нибудь приключение.
В комнате свиданий мы пробыли долго. Охранники нас не трогали – то ли не знали, как реагировать на неожиданного посетителя, то ли не хотели соваться к нам на холод. В их рабочих помещениях еще как-то можно было находиться, а вот во впервые открытой комнате свиданий стоял такой мороз, что только вампиров туда и сажать.
Вивёр все курил да рассказывал о далеких странах, в которых побывал, я же все больше молчала и пила привезенное им вино. Его вкус, такой далекий и почти забытый, пробуждал во мне новые ожидания. Только вот ожидания чего?

Вивёр
Когда я ехал в Холодный замок, я не думал о том, какой увижу Элизу. Даже не пытался представить. Наверное, поэтому и не орал при встрече «Господи, что они с тобой сделали!». А сделали они из нее... ну, что-то вроде Дориана, только без поцелуев с потасканными девицами. Нечто такое же пустое и безликое. А впрочем, это судьба каждого вампира, если только ему не сносит капитально крышу какая-нибудь несправедливость мироздания. Они такие – красивые, холодные и до странного одинаковые. Смотреть на них страшно. Хотя, полагаю, страшно только от того, что я сам не чувствую того же, что они. Мне, похоже, крышу все-таки снесло – давно и основательно. И тому же самому я собирался подвергнуть Элизу. Скучно быть безумцем в одиночку.
Мда, не знал я тогда, на что подписываю себя и весь мир. Элизой, на самом деле, довольно легко манипулировать. Она моложе, она женщина, а глубоко в душе еще и обиженный ребенок. Очень глубоко – настолько, что и сама не осознает. Только вот стоит пробудить в ней амбиции, и держись. Натворит такого, что по гроб жизни не забудешь.
Тормошил я ее долго. Рассказывал о таинственных странах, поил вином, привозил подарки, играл на укулеле (все той же, у нее же бессовестно и стащенной), читал вслух газеты, в которых упоминались Фатум и Джаред. Сколько их было, этих поездок в Холодный замок. Охранники так ко мне привыкли, что стали заведомо готовить к моему прибытию кувшинчик с кровью очередного не выдержавшего тягот жизни бедолаги. И все-таки этого было недостаточно. Я ждал вулкана и лавы, сметающей все на своем пути. Я ждал злости и порывов отомстить. Я ждал хоть чего-то, что было бы важно и значимо. Но все оказалось без толку. Кульминацией же драмы стал момент, когда эта доморощенная княгиня вдруг состроила печальную мину и, отбросив сарказм, иронию и издевки по поводу и без, эдак чувственно заявила, что бесконечно мною дорожит и не видит без меня своей жизни. Я знаю, что мне следовало сделать. Мне следовало приложиться губами к ее ладошке, прослезиться и сбежать на ближайшем же корабле. Вместо этого я просто сделал ноги. В ту же секунду. Со скоростью ветра. И, как ни странно, именно тогда и случился тот самый долгожданный фонтан эмоций. Только вот совершенно не к месту.

@темы: Проза