КОРОЛЬ и МИР ---- антип ушкин

[АнтипУшкин]

из дома вышел человек с дубинкой и мешком
и в дальний путь, и в дальний путь отправился пешком... (Даниил Хармс)

----
король, не знаешь ты народ,
не видишь ты людей
ты видишь масок хоровод:
шутов, пажей, лядей...

они вокруг тебя снуют
виляют, лгут и льстят,
и оды славные поют,
и лижут сладкий зад

всё это кукольный театр,
и ты в нём кукловод...
но если хочешь Мир узнать -
иди, король в народ!

бери дубинку и мешок,
пальтишко не забудь,
прими сто грамм на посошок
и отправляйся в Путь

вперёд, король! давай, родной!
ступай, король, в народ!
иди в мир новый, в мир иной!
и погуляй в нём... год...

и вот когда уже потом
воротишься назад,
ты станешь лучшим королём!
ты станешь нашим королём!

виват, Король!
виват!


Антип Ушкин

@темы: Стихи

---

***

[Лорка из Великого Дома Ксаар]

Взгляните, барышня: чудо-нежность
искрится радугой в коробке.
Надежность, верность и безмятежность -
на верхней полке, а в уголке
пылятся гордость и благородство -
и смелость - та, что нужна в бою...
В связи с падением, резким, спроса -
Я всё задешево продаю.

@темы: Стихи

---

Голубь мира

[Visioner]

Стань голубем мира!

Улыбкой Джоконды, ягнёнка гневного,
Светила дневного
непогасшего!

И все миры будут нашими.

И все светила — Старого, Нового,
Ночного, Дневного, вон
Того, Этого.

И все планеты

С орбитами, спутниками и станциями
и их смотрителями
нам достанутся
миром.

Стань одним миром

Со мною мазаным,
Словом, вначале сказанным,
словом, вином и хлебом.

Стань голубым небом.

@темы: Стихи

---

[Jaya Jeeves]

колыбельная.

Есть где-то там далеко – дом,
В доме том на столе – хлеб,
В этом доме кто-то тебя ждет
Спрячет от семидесяти семи бед.
Есть где-то там далеко для других – лес,
В том лесу на траве россыпь рос,
Лес светел и бесконечен – весь,
Укроет от метелей, дождей, гроз.
Есть где-то там далеко для иных – сад,
В том саду лозы вьются, взлетая ввысь,
Там ждет иных кто-то, кто им будет рад,
И поможет вернее прожить жизнь.

И есть где-то там далеко для тебя одного – пруд,
В том пруду на воде серебром чешуи – ртуть.
Глоток той воды излечит любую ночную жуть,
Разрастется цветком серебра, едва попав в грудь,
В том пруду, да на дне, на песке золотом – сом
С жемчугом чешуи, что подарит любой сон.
В том пруду, да на дне, под песком золотым – гладь,
В эту гладь глядя ночью сквозь веки слаще будет тебе спать.

Есть где-то там далеко-далеко, за порогом луны – дверь,
Пробивается свет восхода через рассохшуюся в ней щель.
А за дверью той, за порогом луны – день,
Куда выберешься из царства сонного мягких стен.

@темы: Песни, Стихи

---

Сказка про ведмедиков

[Julber]

Помнишь, Боже, когда ты был очень маленьким,
Тогда ведмеди зимою носили валенки.
Тогда наш огромный Мир был размером с вишенку,
В ней пчелы, посовещавшись, придумали мед.
Помнишь, Боже, тогда этот Мир был солнечным.
Тогда все фрукты, особенно яблоки, были сочными,
И если ты съешь одно - так навитаминишься
На сотни тыщ миллионов ночей вперед.

Помнишь, Боже, тогда я был тоже маленьким.
Мне мама зимой надевала ушанку и валенки.
И я представлял себя бурым смешным ведмедиком:
Требовал меда и тыкался носом в сугроб.
Помнишь, Боже, как лес разливался песнями.
День был насыщенно-длинным, а воды пресными,
И если мы след чей невольно в лесу приметили,
Спорили долго - кто шастал здесь слон или крот.

Знаешь, Боже, сейчас мы заметно выросли.
Все тайные тайны раскрыты, а клады вырыты.
Мир наш как одуванчик сорвали-сдунули
Дети детей, что однажды устали мечтать.
Нынче, Боже, ведмеди не носят валенки,
И мир стал огромным, в душе оставаясь маленьким.
И сейчас говорят, мол, что люди, тебя придумали
Но мы ведь с тобою знаем, что это не так.

И когда все они постареют, я стану маленьким.
Я напялю свою ушанку, надену валенки.
И уеду в дремучий лес к озорным ведмедикам.
Там пчелы, посовещавшись, придумают мед.
И мы с тобой, Боже, медок разольем по кружечкам.
И, точно как в детстве, от чувств голова закружится.
И мир необъятный любовью своей засветится
На сотни тыщ миллионов ночей вперед.

(c)  Julber

@темы: Стихи

---

Их было трое

[Abygael]

Их было трое: Он, Она, кровать.
Они друг другу равно незнакомы...
Он предложил Ей проводить Ее до дома.
Она, устав, не стала возражать.

Их было трое: Он, Она и небо.
Он перед ней шутливо падал ниц,
И к ним слетались стаи белых птиц,
когда они бросали корки хлеба...

Их было трое: Он, Она и море.
Оно качало лодку, било в борт...
И прозвучало выстрелом: Аборт.
Их было трое: Он, Она и горе.

Их было трое: Он, Она и бремя,
Он, словно страус, пряча голову в песок,
Трусливо целовал ее в висок
И говорил: Случается со всеми...

@темы: Стихи

---

Весеннее.

[Abygael]

А снаружи, наверное, играет музыка,
И заливаются птицы, и заливаются пастбища
Рекой, вышедшей из берегов узких.
Ей стало тесно
В одноместном
Русле,
Ей стало грустно.

А вокруг весна разливается,
Разбивается,
Распадается
На дни, недели и годы,
Отражается
В талых водах,
Вырывается
На свободу
Из своей снежной тюрьмы,
А вместе с нею и мы.
И все вокруг начинают кричать,
Ликовать,
Танцевать,
А кто по снегу смеет скучать,
Клеймятся странными,
Становятся странниками
И уходят зиму искать.

А снаружи весна разливается,
Заливаются птицы, дома и луга,
И все продолжают кричать,
И играет, наверное, музыка,
Потому что, чему бы еще играть?..

@темы: Стихи

---

[Нарцисс Лестранж]

Сегодня ты особенно печален.
А воздух в темном зале будто скомкан,
И пальцы крутят тонкое кольцо.
И мраморное бледное лицо,
И губы сжаты в тягостном молчаньи.

А я смотрю и не могу понять.
Зачем бокала на полу осколки,
И что тебя посмело огорчить?
Какая в этот раз из ста причин
Ничтожных? Или эта злая горечь
Из-за меня?

Ужель твой светлый лик так омрачен
Из-за того, что вышло так нелепо?
(О, жизнь вообще-нелепая игра)
Из-за того что я погиб вчера?
Нет, думаю, что я здесь не при чем.

Да, думаю...хотя надеюсь слепо.

@темы: Стихи

---

Неотложка

[One-eyed]

Жанр: Новелла; драма/экшн/боевик
Размер: 1 а.л. (40 000 симв. с пробелами; 10 стр.)
Саммари: Государства Самедии втянуты в кровопролитную войну. Страна, развязавшая вооруженный конфликт, доходит до создания искусcтвенного интеллекта, который немедленно принимается уничтожать всех и вся. Грядет полное вымирание человеческой расы. Однако многонациональная команда мужчин не отчаивается и ищет способ добраться до спасительной границы.

29 августа 1923 года по местному летоисчислению

Массивный армейский грузовик мчался сквозь ливень, разбрызгивая с дороги лужи и грязь широченными колёсами. Встречный транспорт возмущённо сигналил в ответ, измотанные водители ругались сквозь зубы, орали в приоткрытые окна — и смущённо примолкали, когда грузовик на огромной скорости пролетал мимо. Ибо на кабине, кузове и задних дверях будто светились в сырой осенней мгле красные кресты.
Армейская «скорая» снаружи больше походила на танк: орудийная башня с пушкой в три ярда, высокий бронированный кузов, мощная кабина с узкой прорезью пуленепробиваемого стекла. Треть кузова занимала каталка с раненым и комплекс реанимационного оборудования, вдоль стен крепились узкие шкафчики с лекарствами, инструментами и перевязочным материалом. Эта огромная машина, по сути, была настоящей крепостью. Или тюрьмой, это уж как посмотреть.
— Беглецы? — односложно поинтересовался сидевший за рулём молодой мужчина, кивнув на встречную колонну техники.
— Нет, Камил, — откликнулся из орудийной башни приятный баритон стрелка, который со своей верхотуры видел намного дальше. — Альтерийская армия отступает.
Водитель недоверчиво хмыкнул. Он принадлежал к той же национальности и изо всех сил противился мыслям о возможном поражении своей страны. Война длилась больше четырёх лет, и в неё так или иначе оказались втянуты все пять государств Самедии. Как это часто бывает, вооружённый конфликт разгорелся из-за ресурсов. Веймар, занимавший восточную четверть континента, позарился на залежи ископаемого топлива, которыми в изобилии обладал западный сосед – Альтерия. Северяне из маленького, затерянного в густой тайге Скольта выступили на стороне веймарцев; Саргон, вольготно раскинувший свои бескрайние прерии на юге, поддержал альтерийцев.
— Машины? — снова подал голос Камил, крепче стиснув руль.
— Не наблюдаю, — спокойно отозвался стрелок.
Под машинами альтериец понимал не встречные автомобили и не военную технику. Пару месяцев назад с фронта пришли страшные вести — нечто злое неудержимо истребляло всё живое на границе. Когда утихла первая паника, а сообщения стали конкретней, проявился весь ужас ситуации. Воинственный Веймар, чей уклад жизни основывался на силе армии и чёткости иерархии, всегда славился своими прикладными научными исследованиями, особенно в области техники. Однако в этот раз что-то не заладилось. Изобретённый ими искусственный интеллект вышел из-под контроля и теперь воевал сам за себя, методично уничтожая всех, кто попадался под руку. Эти события, вопреки логике, только усугубили ситуацию в международных отношениях. И пятеро мужчин, запертые в прочных стенах «неотложки», понимали это лучше кого бы то ни было, ибо принадлежали к разным национальностям.
— Бензин — конец, — в третий раз попытался развернуть диалог Камил.
Он плохо знал веймарский, но только на этом языке худо-бедно могли изъясняться пятеро спутников. Ко всему прочему, альтерийцам вообще тяжело давался разговорный восточных соседей — он был непривычно резким, почти грубым, словно постоянно отдающим приказы.
— Найди заправку, — скомандовал один из мужчин, что находился в кузове «скорой» и сидел напротив носилок с пациентом. — Скоро стемнеет, нам всё равно нужен привал. Что там по картам, Бьорн?
Северянин в орудийной башне зашелестел бумагами.
— Ближайшая — в двенадцати милях на юг. Но она может быть разрушена.
— Вот и проверим.
Сидящий рядом с командиром смуглый южанин из Саргона коротко глянул на Камила, будто удивившись той покорности, которую он проявлял, повинуясь приказам веймарца. К Веймару испокон веков относились двойственно, его любили и ненавидели одновременно. Ненавидели за напористость, агрессивность, привычку вечно бряцать оружием. Любили — за беспримерную отвагу в любом деле, за надёжность и отзывчивость. Единственного веймарца на борту «неотложки» можно было бы по-настоящему полюбить, если бы время от времени он не проявлял свои отрицательные (с точки зрения спутников) качества.
— Что? — резко поинтересовался командир в ответ на изучающий взгляд. — Что-то интересное усмотрел, Фейсал?
— Размышляю, — степенно ответствовал южанин. — О том, где бы мы были сейчас, если бы Веймар не развязал войну.
Командир отвернулся, шумно и очень зло вздохнул.
— Мэнни, — почти ласково одёрнул его северянин.
— Лично я ничего не развязывал, — немного успокоившись, ответил саргонцу Манфред. — Когда моя страна воззвала ко мне, я ответил на зов. Знаешь, где был бы я? С женой и дочкой, в своём тихом Нойте, вот где.
— Интересно… — задумчиво пробормотал Фейсал. — Веймарец, не желающий воевать? Мне показалось, или основы мироздания сейчас действительно дрогнули?
Манфред с тяжёлым вздохом наклонился к кардиомонитору, который отсчитывал пульс раненого, и машинально постучал пальцами по экрану. Альтерийская техника, как обычно, бессовестно врала в показаниях. Не то что привычная веймарская – надёжная и точная.
— Где был бы ты, Камил? — никак не унимался саргонец.
— Учить, — мечтательно отозвался тот из кабины. — Студенты, лекции, семинары… Хорошо.
— В истории нет сослагательного наклонения, — обращаясь ко всем сразу, произнёс Бьорн. — И гадать, что бы случилось, а что — нет, никакого смысла. Как там раненый?
— Плох, — коротко сказал веймарец. — Обезвожен, потерял много крови и слабеет. Далеко ещё?
— До фронта двадцать миль. По прямой. И до границы ещё сотня.
— Слишком долго…
Их раненый был родом из Неваэха — маленькой страны, нашедшей себе место в уголке между границами Саргона, Альтерии и Веймара. Предки нынешних неваэхцев когда-то составляли союз восьми государств, располагавшихся в западной части Самедии. С места их сдвинул огромный ледник, спустившийся с севера и фактически уничтоживший земли к западу от Угольного хребта, по которому издревле проходила альтерийская граница. Веймар, Саргон и Альтерия, будучи крупнейшими странами континента, великодушно потеснились и выделили переселенцам шестьсот тысяч квадратных миль.
— Вижу, — неожиданно сказал Камил, ухватившись за руль обеими руками, подавшись вперёд и наблюдая за чем-то сквозь узкое лобовое стекло.
— Подтверждаю, — как всегда спокойно откликнулся Бьорн.
Не отреагировав на их реплики, Манфред достал из ближайшего шкафчика мешок с физраствором и заменил опустевший на штативе. Часто случалось, что в многонациональном коллективе именно веймарцы становились лидерами; их врождённая харизма и способность вести за собой людей создавали прекрасную основу для принятия на себя руководства. Однако Манфред не желал главенства над экипажем «неотложки». Если вдуматься, он толком ничего не знал о попутчиках. Разве что имена да пару фактов из биографии. Бьорн, например, был кадровым офицером и одним из первых отправился служить по контракту к веймарцам. Камил преподавал в университете аграрное дело и по срочному призыву оказался почти у самой линии фронта. Саргонец Фейсал у себя на родине был духовным лидером одного из кланов, а в начале войны примкнул к альтерийцам.
Раненого, которого они везли в Веймар, звали Ярон. Талантливый медик из Неваэха выбрал не самое удачное время, чтобы заняться повышением своей квалификации. Кто уж пустил ему пулю в живот – неизвестно, но теперь, пребывая без сознания в крайне тяжёлом состоянии, Ярон уже никак не мог проявить свои врачебные таланты. «Неотложка» с неутомимым Камилом за штурвалом была в пути уже тридцать шесть часов, и всё меньше оставалось шансов спасти раненого медика. Помочь могли бы соотечественники Манфреда, ведь за веймарцами закрепилась слава лучших врачей Самедии. Оставалось лишь миновать линию фронта и добраться до границы.
— Вроде, никого, — задумчиво заключил Бьорн.
— Не слышу уверенности в твоём голосе, — Манфред выпрямился и, пройдя в кабину, посмотрел в лобовое стекло.
Заправочная станция выглядела как любая другая — четыре колонки под крышей и небольшое здание магазина. Брошенных машин не наблюдалось, значит, скорее всего, бензин в подземных цистернах ещё есть. Дождь по-прежнему лил сплошным серо-стальным потоком, искажая и смазывая очертания предметов, окончательно размывая и без того мутный пейзаж.
— Подъезжай потихоньку, — веймарец опустил ладонь водителю на плечо. — Если что-нибудь подозрительное заметишь, бей по газам. Нам нельзя ввязываться в драку.
— Понял, — Камил сбавил ход, и послушная ему машина покатилась к зданию.
Когда «скорая» мягко остановилась у крайней колонки, экипаж ещё с минуту наблюдал за окружающим пространством. Движения не заметили, заправка казалась заброшенной, но не разграбленной. Пожалуй, можно попытаться вылезти и провести подробную разведку, но устраивать здесь привал было бы верхом глупости.
— Бьорн, слезай, — после напряжённой паузы позвал Манфред, выпрямляясь. — Камил, вы с Фейсалом залейте полный бак и обе канистры. А мы пока пройдёмся по магазинам.
— Печенье? — заглушив двигатель, улыбнулся альтериец.
— Захвачу специально для тебя, если найду.
Пока Камил и Фейсал заправляли машину, Манфред с Бьорном, взяв на всякий случай по винтовке, направились к зданию. По-прежнему ничто не нарушало царившей здесь тишины, только коротко скрипнула ржавеющими петлями передняя дверь, на которой покачивался в такт дуновениям ветра лист бумаги с надписью: «Если Вам что-то нужно, просто возьмите это». Альтерийцы… удивительно доброжелательная нация.
— Возьмём провизии на три дня, если столько найдём, — решил Манфред, забрасывая винтовку за плечо и приоткрывая дверь. — Вода, консервы, пайки… всё, что можно. Да, ещё печенье какое-нибудь посматривай.
— Ты что, любитель сточить углеводов под покровом ночи? — ухмыльнулся Бьорн.
— Не я, а Камил. А мне под покров ночи можно захватить что-нибудь высокоградусное. Я бы не отказался сегодня надраться как следует.
— Я к тебе присоединюсь, — весело пообещал скольтиец, исчезая в полумраке между полок.
В магазинчике царил вполне ожидаемый, учитывая обстоятельства, бардак, но продуктов оставалось ещё очень много и большинство стояло на положенных местах. Переговариваясь через стеллажи, спутники набрали воды, консервов, круп и прочей провизии с расчётом на трое суток. Бьорн всё-таки разыскал две бутылки виски, а Манфред после длительного перебора хрустящих пакетиков захватил имбирного печенья для альтерийца.
Когда они вышли на улицу, ливень заметно ослабел, и с неба теперь летела мелкая водяная пыль. Между стволами корабельных сосен растянулось сизое полотно густого тумана. Камил и Фейсал закончили возиться с топливом и стояли рядом с машиной, что-то негромко обсуждая.
— Поехали, — обратился к обоим Манфред, забрасывая в кузов сумку.
— Стоянка? — Камил непонимающе вздёрнул брови.
— Не здесь, — напряжённо ответил веймарец. — Вернёмся на дорогу и съедем в лес в нескольких милях отсюда. Так будет безопасней.
— Понял, — привычно сказал собеседник, садясь за руль.
— Тебя, может, сменить? — с сочувствием спросил у него Бьорн. — Не устал?
— Устал, — спокойно улыбаясь, Камил застегнул ремни безопасности, крест-накрест пересекавшие грудь. — Люблю водить. Бодрит.
— Ну, как хочешь, летун, — скольтиец добродушно хмыкнул и залез к себе в орудийную башню.
Манфред поспешно закрыл задние двери и дважды хлопнул ладонью по стенке кузова. «Скорая» едва ощутимо вздрогнула, откликаясь на зажигание, мелькнули по лобовой амбразуре резинки стеклоочистителей, а в следующий момент машина бодро тронулась с места, развернулась и направилась обратно к трассе.
Миль через пять Камил свернул с шоссе и углубился по едва приметной тропе в чащу. Бьорн, поглядывая то в окно, то в карту, не различал ни единого признака дороги, но альтериец, похоже, лучше ориентировался в родных лесах. «Неотложка», благодаря огромным колёсам и внушительному клиренсу в восемь дюймов, легко преодолевала бездорожье, и Камил старался ехать медленней, чтобы машину не качало слишком уж сильно.
— Ох, меня растрясло, — стоило автомобилю остановиться на небольшой полянке, из кузова вывалился, приложив ладони к животу, Фейсал.
Он спрыгнул со ступеньки, торопясь ощутить под ногами надёжную землю, и неожиданно оказался под проливным дождём. Ледяные струи били словно пулемётная очередь, но шаман только запрокинул голову и с удовольствием подставил лицо под освежающие капли.
— Фейсал, вернись в машину! — Манфред повысил голос. — Мы уже никуда не поедем и сейчас растянем тент.
— Мои боги говорят, что дождь — высшая благодать, — негромко ответил саргонец.
— А что твои боги говорят насчёт пневмонии? — свесился из башни Бьорн.
Скольтиец, как и Фейсал, был язычником, а потому из его уст шутка не прозвучала оскорбительно. Скажи это Манфред, как все веймарцы — убеждённый атеист, саргонец решил бы, что это акт дискриминации на религиозной основе.
— Пневмония — это не благодать, — согласился Фейсал, возвращаясь в машину.
Дождь не прекращался всё время, пока Манфред и Бьорн занимались обустройством стоянки. Камил остался вздремнуть за рулём, а саргонец сидел в недрах огромной машины, зажав голову между коленей, стараясь дышать поровнее и то и дело посматривая на показания кардиомонитора. Огромный кусок брезента, валявшийся под каталкой, растянули от задних верхних уголков кузова к двум ближайшим соснам. В центр полотна подставили прочную жердь, чтобы скопившаяся вода не продавила навес. Когда Бьорн, разжившись дровами (а сухую древесину скольтиец, кажется, способен был найти даже на дне озера), разжёг костёр, Фейсал поднял голову и прояснившимся взглядом проводил залезшего в кузов веймарца.
— А специй вы захватили?
— Кажется, видел, — Манфред подхватил оба мешка.
— Печенье? — заспанно вопросил с водительского места Камил.
— Вот печенье я точно брал, — веймарец не удержался от улыбки и спрыгнул на землю. — Вылезайте, сейчас ужин сварганим.
Час спустя, сидя вкруг жаркого огня и с аппетитом уплетая нехитрую, но чрезвычайно вкусную кашу, четверо мужчин ловили себя на мысли, что всё происходящее с ними уже вторые сутки напоминает чей-то горячечный бред. Четверо: разных национальностей, социальных статусов, возрастов и специальностей. Всех их объединяла теперь одна цель – помощь нуждающемуся. Цель, с учётом физического состояния этого нуждающегося, довольно-таки призрачная. Они сражались на разных сторонах баррикад и всё же сумели в трудной ситуации найти общий язык.
Манфред придвинулся чуть ближе к костру и, окинув спутников быстрым взглядом, поправил съезжающее с плеч термоодеяло, которое позаимствовал в кладовых «скорой». Промокший до нитки китель — форменную чёрную куртку с бело-жёлтыми погонами военных инженеров — он повесил над костром. Ботинки с высоким берцем, какие были приняты в веймарской армии, стояли рядом с очагом, набитые разогретыми камнями. Сидя босиком и в лёгком свитере, Манфред не мёрз, хотя воздух после дождя казался особенно холодным, да и щуплое сложение его обычно подводило.
— Вы подобрали меня последним, — медленно выговорил веймарец, отставляя в сторону опустевшую миску. — Как всё было до моего появления?
— Угнал «скорую», — с улыбкой поведал Камил.
Он сидел, по-альтерийски поджав ноги, и с удовольствием уплетал припасённое для него печенье. Вид у него при этом был такой, словно он обожрался линта – растения, буйно цветущего в саргонских экваториальных лесах, из которого веймарцы приноровились делать высокоэффективные анестетики. Одна беда была у этих обезболивающих – мощный наркотический эффект.
— Позволь мне, — мягко вклинился Фейсал; альтериец с улыбкой покивал. — Наш добрый друг действительно угнал этот танк на колёсах...
И саргонец в подробностях поведал обо всём произошедшем. Он и Камил видели Ярона ещё до нынешних событий; медик ездил вдоль фронта на личном броневичке, посещая все подряд встречающиеся по пути военные лагеря и оказывая необходимую помощь пациентам, накапливая практический опыт и делясь знаниями с коллегами. Полгода назад он старательно и умело заштопал Камилу простреленную голень, а месяц спустя, попав уже в расположение другой роты, наложил швы Фейсалу на бок, поцарапанный неудачным падением. Ярон спокойно странствовал вдоль фронта, нигде не задерживаясь дольше пары недель.
Потом взвод, к которому был приписан Камил, ввязался в бой с роботами и погиб в полном составе. Единственный выживший альтериец кинулся к ближайшему транспортному средству; огромная бронированная машина «скорой» дала ему возможность покинуть фронт невредимым. Спустя полсотни миль поспешного бегства Камил сделал остановку и с немалым удивлением обнаружил в кузове раненого медика. Ярон тогда ещё был в сознании и мог говорить. Осмыслив положение дел, альтериец принял трудное решение повернуть обратно к фронту.
— В сотне миль к юго-востоку в то время базировались врачи из центрального госпиталя Кирденвила, — говорил негромко Фейсал.
— Кьёрдьюнвилля, — Камил поправил его машинально.
В их армии, как и в веймарской, служили наёмные вояки из других стран, и очень немногие из них были способны без ошибок произнести название альтерийской столицы. Саргонец виновато кивнул спутнику, но повторять не стал и продолжил:
— Однако они опоздали. Моё подразделение незадолго до того как раз перебросили к госпиталю — командование опасалось нападения. И я своими глазами видел, как лагерь был уничтожен. Мы с Камилом повстречались в десяти милях от того места и решили возвращаться на север, откуда по рации ещё подавали голоса альтерийские заставы.
— Но на севере уже были мы, — откупоривая бутылку, сообщил Бьорн. — И я попытался подстрелить неопознанную альтерийскую машину.
— Шутишь, — ошарашено констатировал Манфред.
— Ничуть, — скольтиец улыбнулся в ответ.
Глядя на него — высокого, светловолосого и коротко стриженого здоровяка под сорок — трудно было угадать, каков он в качестве воина. Как и большинство северян, Бьорн был умелым и безжалостным снайпером. Изредка посматривая на внушительную винтовку скольтийца, лежащую в кузове «скорой», Манфред не раз ловил себя на мысли, что и представить не может, каково это: сквозь прицел наблюдать за человеком, «вести» его, а затем выжать спусковой крючок и воочию узреть, что натворила твоя же стремительная пуля. Но, не пребывая в ипостаси скольтийца-снайпера, Бьорн оставался весёлым, доброжелательным мужчиной, не лезшим на рожон и умело сглаживавшим конфликты.
— Я неоднократно вызывал их по рации, пытаясь понять, кто едет, ведь в машине могли быть и свои, — продолжил северянин, неспешно разливая по трём кружкам виски; Камил коротким жестом отказался и кивнул на «скорую», дескать, я за рулём. — Но мне так никто и не ответил.
— Мы по незнанию рацию сломали, — виновато объяснил Фейсал.
— Сломали они, — проворчал Бьорн. — Я мог вам бензобак взорвать, радисты криворукие. Но выждал положенное время, прицелился как следует и прострелил колесо. Кто же мог знать, что у этого танка шины безвоздушные! Однако через сотню ярдов Камил всё-таки остановился, чтобы оценить ущерб. Довольно опрометчиво, на мой взгляд. Но он вышел, попинал колесо и стал осматриваться вокруг, словно искал причину повреждения. Я наблюдал за ним через прицел. И, честное слово, различив альтерийскую форму, был готов стрелять. Камил меня нашёл. Не знаю, как, но он это сделал. Я смотрел в прицел, а он смотрел прямо на меня. Выстрелить было просто невозможно.
— Очень заметная птица, — хихикнул альтериец.
— Да, я сидел на дереве, — пояснил его реплику северянин. — Когда он меня обнаружил, уже оставалось только вступить в переговоры. Камил вкратце описал, что происходит, и я присоединился к ним.
— А контракт? — не понял Манфред. — Это ведь дезертирство в чистом виде. Тебя расстрелять могут, ты в курсе?
— У меня контракт два дня назад истёк, — весело сообщил Бьорн, делая глоток из кружки.
— Но в тот день, когда ты слез с дерева и сел в «скорую», контракт был ещё в силе.
— Ой, не нуди. Вот уж правда: веймарская приверженность инструкциям — это что-то уникальное. И ладно бы сам следовал…
Манфред только хмыкнул в ответ. А ведь северянин был прав, как ни крути. Сам он тоже улизнул с фронта, когда активизировались враждебные роботы, и, уходя на территории Альтерии, понадеялся, что в нынешней неразберихе его не хватятся. Потом можно было бы вернуться к своим с хорошей легендой про вражеский плен, потребовать аннулирования контракта и уехать в Нойт, к семье. Манфред оставался на фронте лишь по одной причине: здесь можно было за короткое время поднять неплохие деньги. Он служил с первых дней войны и успел сколотить небольшое состояние, постоянно отправляя сбережения домой. Теперь ещё несколько лет можно брать внеплановые отпуска и неплохо проводить свободное время в кругу семьи. Воевать ему по-настоящему надоело и даже к немыслимому факту собственного дезертирства веймарец относился только лишь с тупым безразличием.
Поэтому, когда в скитаниях по восточным округам Альтерии ему повстречалась «скорая» с разношёрстным экипажем на борту, Манфред не замедлил присоединиться. Тем более что точно знал, куда им следует держать путь.
— Кем ты был до войны? — полюбопытствовал Фейсал.
Веймарец задумчиво окинул его взглядом, в очередной раз отстранённо подивившись, насколько же они четверо отличаются друг от друга. Саргонцу было под шестьдесят, смуглое лицо изрезали добродушные морщинки, в тёмных волосах, по традиции южан заплетённых в множество косичек, серебрилась седина. По сравнению с ним сидевший почти за спиной шамана Камил — высокий, худой как жердь, русоволосый равнинник — казался совсем юнцом, хотя давно разменял тридцатник и вполне состоялся в избранной профессии.
— Я инженер, — ответил саргонцу Манфред. — И работал по специальности, на проектировании жилых зданий. В последние годы Нойт здорово разросся, и спрос на жильё был огромным. Когда началась война, я заключил стандартный контракт на полгода и отправился на фронт. Очередное продление контракта истекает только через месяц, но, честно говоря, мне до этого уже нет дела.
Во взглядах спутников он улавливал, как ни странно, доброжелательное понимание. Словно они разделяли и осознавали трудный выбор веймарца.
— Я всё спросить хотел, — после паузы выговорил Манфред. — Пока вы не встретили меня, не пытались просить помощи у других «скорых»? Армия отступает, неужели вы ни с одной группой медиков не столкнулись?
— Было, — Камил неожиданно подал голос. — Врачи Альтерии не умеют. Пытались помочь. Отказались.
— Им не хватало опыта, навыков и оборудования, — пришёл ему на помощь Бьорн. — Один альтерийский хирург всё-таки взялся извлечь пулю и сделал это. Но состояние Ярона ухудшилось после операции.
— Нам ещё повстречалась веймарская «неотложка», — Фейсал вздохнул. — Но они нас обстреляли, и пришлось быстро уезжать.
Манфреда эта новость расстроила и обеспокоила. Он ожидал от соотечественников большего благоразумия. Должно быть, они тоже пребывали в замешательстве от всего происходящего. Такое положение дел могло здорово осложнить их путешествие в Веймар, но иного варианта действий всё равно в голову не приходило.
— Ладно, — Манфред закутался в термоодеяло, зябко потёр ладони. — Ложитесь спать. Камил спит всю ночь, а мы втроём возьмём по страже. Я на первой, всё равно одежда сушится. А остальные распределите, как вам удобней.
— Я бы взял вторую, — великодушно предложил Бьорн, вставая.
Дежурить в середине ночи было сложнее всего, но северянин, будучи профессиональным снайпером, привык спать, когда выпадала возможность, и умел отдыхать за самый краткий период времени.
— Отлично, — Фейсал тоже поднялся и залез в кузов машины. — Я всё равно «жаворонок» и легко постерегу лагерь утром.
Манфред остался у костра в одиночестве, однако, вопреки всему, не ощущал ни страха, ни ядовитой печали. Огонь пылал жарко и не подпускал сырой холод, за пределами круга света клубился мрак, а дождливый лес был тих и спокоен.
Утро выдалось на редкость монохромным. То ли следовало в том винить прошедший дождь, то ли в альтерийских лесах всегда так, но когда Манфред открыл глаза, окружающий мир почему-то был исключительно чёрно-белым. Даже красные кресты на задних дверях «неотложки» казались серыми. А ещё в холодном воздухе одуряюще вкусно пахло свежесваренным кофе. Веймарец поспешно осмотрелся вокруг в поисках источника этого восхитительного запаха. Ночью он так и остался спать у костра, разве что всё-таки надел китель и обулся, рассудив, что на теле одежда досохнет быстрей да и утренней сыростью не пропитается. Безотказное термоодеяло не позволило ему замёрзнуть, как это обычно бывало, даже в часы, когда начало светать.
Кофе, как выяснилось, варил Фейсал. Тут не было ничего удивительного, поскольку саргонцы вообще питали слабость к этому напитку. Но шаман ещё и добавлял в котелок самые разные пряности, а потому обычный бодрящий запах дополнялся целой симфонией поистине волшебных ароматов.
— Там на меня немного найдётся? — заспанно пробормотал веймарец, высунув голову из-под одеяла.
— Найдётся, — откликнулся Фейсал. — Я на всех сварил.
— Пахнет он просто замечательно…
Манфред живо сел, машинальным движением растрепал тёмную шевелюру и провёл ладонями по лицу, окончательно прогоняя сонливость и заодно обнаружив, что отросшая щетина покрылась мелкими капельками росы.
После поспешного завтрака они свернули лагерь, возвратились на трассу и продолжили путь к границе. Чем ближе к линии фронта, тем хуже становилось дорожное покрытие, но Камил, вновь занявший кресло пилота, не проявлял лишнего беспокойства и лихо объезжал выбоины и воронки от снарядов, придерживая руль одной рукой и умудряясь одновременно уплетать многоэтажный бутерброд. Манфред старался пореже смотреть в кабину «скорой», потому что у него сразу развивался приступ паники от такого стиля вождения.
— Фронт, — тихо объявил альтериец час спустя, останавливая машину.
Манфред и Фейсал почти наперегонки ринулись в кабину и одновременно склонились к лобовой амбразуре. Картина, представшая их глазам, по-настоящему удручала. Лес впереди расступался, и дорога вывела «неотложку» к краю просторного, мили три в поперечнике, поля, сплошь изрытого окопами, покрытого тёмно-серыми бляшками дотов и ощетинившегося тысячами орудий. Над полем стлался густой тяжёлый дым: горели многочисленные блиндажи и оба лагеря — альтерийский, что был сейчас ближе к путникам, и веймарский, расположившийся на другой стороне. Этот участок линии фронта был полностью разорён, в развалинах не отмечалось ни движения, ни живых.
— Выглядит скверно, — мрачно констатировал из башни Бьорн.
— Согласен, — сказал Манфред, медленно осматривая неприглядный ландшафт. — Камил, нет пути объезда?
— Нет, — альтериец мотнул головой. — Двести миль на север или юг. Лес густой. Много валежника. Только прямо.
Веймарец немного помолчал, размышляя над сложившейся ситуацией. Как и остальным, ему было страшно, и он совершенно не собирался очертя голову соваться в неприятности и подвергать опасности всю группу. Они не могли себе позволить лишний крюк в двести миль; особенно, не будучи уверенными в успехе предприятия. Фронт мог быть мёртв везде, не только здесь. И, скорее всего, так оно и было.
— Тогда вперёд, — Манфред принял решение за всех, и, как обычно, возражений не последовало. — Без лишней спешки. И по возможности — по открытым, просторным местам.
Камил против обыкновения молча кивнул в ответ и взялся за рычаг коробки передач. «Скорая» вздрогнула, трогаясь с места. Огромные колёса съехали с разбитого асфальта и едва различимо зашелестели гравием, передав кузову мелкую вибрацию. Машинально вцепившись в поручень над водительским креслом, Манфред, не отрываясь, наблюдал за приближающимися укреплениями. И когда до крайнего окопа оставалась сотня ярдов, его будто толкнуло в спину ощущение близкой опасности.
— А вы разве не обносите свои лагеря… — тихо начал веймарец, обращаясь к альтерийцу.
Закончить фразу ему помешал неожиданный, а оттого особенно громкий взрыв. Казалось, что-то мягко подхватило «скорую» под задние колёса и с удивительной лёгкостью подбросило на добрых два фута в воздух. Бронированный кузов принял на себя удар, прогнулся, но выдержал. Машина загудела сверху донизу, басовито и раскатисто. От гула на мгновение заложило уши; немного опомнившись, Манфред встряхнул головой и с немалым удивлением понял, что лежит почти под рулевым колесом. В ногах что-то шевельнулось, веймарец бросил туда взгляд и обнаружил чуть дальше скольтийца. Бьорн, по обыкновению не пристегнувшись в кресле стрелка, вылетел из башни.
— …растяжками, — договорил с опозданием Манфред.
Вместо привычного звука голоса в голове отдался какой-то шум, виски заломило от боли, и мужчина, едва начав приподниматься, вернулся обратно на пол. Судя по всему, его никто не услышал, спутников тоже оглушило. Камил — целый и невредимый, поскольку не пренебрёг ремнями безопасности, — недвижно сидел на месте, вцепившись в руль. Немного оправившийся от падения Бьорн, от души матерясь на родном языке, поднимался на ноги. Где-то сзади суетился Фейсал, слышался назойливый писк потревоженных приборов.
Когда звуки немного уточнились и обрели прежнюю чёткость, Манфред всё-таки собрал волю в кулак и сел. Альтериец, кажется, только теперь обнаружил у себя под ногами неведомо как закатившегося туда веймарца.
— Жив? — обеспокоенно спросил он, отстегивая ремни и подавая спутнику руку.
— Да, — с трудом отозвался Манфред. — Что это было?
— Растяжка. Поздно заметил.
Веймарец кивнул, быстро окинул взглядом машину, отыскивая остальных. Фейсал выключил звук у кардиомонитора, стабильно демонстрировавшего устойчивый сердечный ритм, и теперь бинтовал Бьорну разбитый лоб, а скольтиец ещё и неловко потирал ладонью бок. Даже для такого крепкого мужчины, как он, столь страшное падение никак не могло пройти без последствий.
— Отличное начало, — морщась от боли, выговорил северянин.
— Все целы? — слабо поинтересовался Манфред.
— Более менее, — Фейсал затянул кончики бинта. — Мы ехали пристёгнутыми, так что…
— Нельзя дальше ехать, — прервал его веймарец.
— Выходить? — растерянно повёл плечами Камил.
Манфред задумчиво осмотрел каждого из соратников, остановился на забинтованной голове северянина.
— Не все, — наконец, сказал он.
Его встретила внезапная тишина. Манфред полагал, что может разразиться настоящая буря возражений, но спутники без слов ожидали его решений. На мгновение веймарец разозлился на них за эту молчаливую покорность. Горячность веймарцев воистину стала легендарной, но Манфред умел её побороть и в этот раз справился.
— Камил, ты и Бьорн останетесь в машине, — сказал он. — И будьте наготове на своих местах. Мы с Фейсалом выйдем и разведаем путь.
— Мне остаться? – с недоумением переспросил скольтиец. — Но я мог бы…
— Ты себя со стороны видел?
Бьорн мгновение помолчал, затем, соглашаясь, кивнул. Саргонец тоже качнул головой — обречённо. Впрочем, он не стал жаловаться и возражать, когда вдвоём с веймарцем вылез из машины. Они взяли по винтовке, хотя Манфред был почти уверен, что оружие не понадобится. Альтерийский лагерь выглядел абсолютно безжизненным, но всё же стоило предпринять меры для обеспечения собственной безопасности. Уже немного отойдя от «неотложки», веймарец услышал, что Камил завёл двигатель и оставил машину в полной готовности. Бензина, впустую сгоравшего на холостом ходу, было, конечно, жаль, но лучше уж иметь возможность спешного отступления.
— Что мы ищем? – уточнил Фейсал, удобней перехватывая винтовку.
— Всё, что можно. Удобный проезд. Мины и растяжки. Лекарства, воду, еду и выживших. И ещё карты фронта.
— Нехилый список, - нервно прокомментировал саргонец.
Манфред не стал ничего отвечать, увлекшись изучением дороги. Под ботинками тихо поскрипывал гравий, и на его фоне легко можно было пропустить мину, а тем более подобную паутине нить растяжки.
Они шли неспешно и осмотрительно, буквально прощупывая взглядами дорогу, но даже предельная концентрация внимания не уберегла разведчиков от ошибки. Зато здорово помогла Манфреду; услышав, как из-под ног саргонца донёсся тихий щелчок, веймарец плашмя рухнул на дорогу и обеими руками прижал ботинок спутника к земле.
— Замри… — выдохнул он.
В приказе уже не было необходимости. Саргонец и сам понял, что допустил фатальную ошибку, которая им обоим может стоить жизни.
— Нажимная? — больше ради того, чтобы немного развеять страх, спросил Фейсал.
— Да, нажимная, — Манфред поспешно и бережно разгрёб камешки от поверхности мины. — Не нервничай. Я знаю эту конструкцию и смогу её заклинить, чтобы задержать взрыв. Возьмёшь мою винтовку. Как скажу, рви когти к тому грузовику. Секунд пять в нашем распоряжении будет.
Саргонец кивнул и осторожно склонился, чтобы забрать у веймарца оружие. Он понимал, что спутнику винтовка только помешает, когда наступит момент вскочить и бежать. Насколько это было возможно, Манфред осмотрел мину и, вытащив из поясной сумки маленькую отвёртку, вновь растянулся на земле. Со лба катились крупные капельки пота, от напряжения сводило мускулы, но инструмент в руках не дрогнул.
— Медленно поднимай ногу, — сказал он, сумев подсунуть отвёртку под высокий протектор ботинка.
— Поднять? — со страхом переспросил Фейсал.
— Да, но медленно, очень медленно. Не бойся, я её держу.
Судорожно вздохнув, саргонец плавно пришёл в движение и отодвинулся от клапана мины на полшага.
— Хорошо, хорошо… — бормотал Манфред, прижимая кнопку пальцами. — Теперь отходи — так же медленно, пять ярдов. Потом можешь бежать к грузовику.
Всё, что оставалось, — подсунуть кончик отвёртки под край нажимного механизма и надеяться, что эта нехитрая конструкция выдержит достаточно времени, чтобы они успели укрыться в безопасности.
Времени, по счастью, хватило. Манфред вслед за Фейсалом влетел за мощный кузов грузовика, когда инструмент всё-таки выпал из гнезда, а несколько секунд спустя мина взорвалась. Грохот разнёсся далеко по открытым пространствам, гулко отозвался в кабинах брошенной техники и стволах многочисленных орудий. Веймарец и саргонец, отдышавшись, переглянулись и расхохотались, не пытаясь сдержаться.
А шум, порождённый взрывом и на мгновение ослабевший, никак не затихал и, казалось, всё набирал силу. Манфред непонимающе мотнул головой, выглянул из-за грузовика.
— Что там? — спросил Фейсал, заметив, как исказилось лицо инженера.
Манфред немного помолчал, заново обретая дар речи, и с трудом выдавил из себя одно-единственное слово:
— Роботы…
Их было восемь штук. Один — огромная махина высотой с трёхэтажное здание, остальные семеро — вполне человеческих габаритов и очертаний. Все восставали из руин альтерийского лагеря словно потревоженные души павших, но Манфред знал: в отличие от бесплотных духов эти были смертельно опасны для любого живого существа. Судорожно сглотнув, веймарец вернулся в укрытие и огляделся, пытаясь сообразить, как им с саргонцем отступить обратно к «скорой», чтобы их не заметили.
— Мэнни… — вдруг ожила рация в кабине грузовика, за которым они прятались. — Мэнни, слышишь меня…?
Сквозь пронзительный шорох помех Манфред не без удивления узнал голос Бьорна. Он начал было подниматься, чтобы залезть в кабину и ответить, когда Фейсал дёрнул его за полу кителя.
— Заметят, — мрачно сказал саргонец, снимая с плеча ремни обеих винтовок. — Я их отвлеку, а ты пока выясни, что произошло.
— Будь осторожен, — Манфред принял у него оружие. — Ты ведь…
— Я уже немолод, — перебил его шаман, — но по-прежнему бегаю быстрей.
Когда он исчез за машиной, веймарец не стал проверять, бросились ли роботы следом, и проворно забрался в кузов грузовика.
— Ты починил рацию? — сорвав с рычага микрофон, спросил он у скольтийца.
— Нет, я в соседней машине. Пришлось перебежать…
— Что там у вас случилось?
— Мэнни… Ярон склеил ласты.
Манфред едва сдержался, чтобы не швырнуть рацию об пол. Весь их путь, тревожный и трудный, был напрасен. Всё, что их когда-то объединило и направило, было потеряно. Конечно, состояние медика давно колебалось на грани, но веймарец до последнего надеялся довезти его живым.
— Что делать будем? — снова подал голос Бьорн.
— Как ты себя чувствуешь? — вопросом на вопрос откликнулся инженер.
— Нормально, — прошелестел через помехи северянин. — Лучше, чем я ожидал.
Манфред немного собрался с мыслями. Нужно найти Фейсала, слаженно и по возможности незаметно вернуться к машине и уезжать как можно быстрей. Судя по звукам, роботы бестолково, без особой цели бродили туда-сюда по руинам. Но мечущихся на открытом пространстве людей точно заметят.
— Бьорн, ты мне нужен.
— Слушаю.
— Срочно возвращайся в «скорую» и будь на своём посту. Как только окажешься в орудийной башне, качни пушкой. Я буду знать, что ты готов. Мне нужно забрать Фейсала. Если увидишь, что роботы нас заметили, мочи их без промедления. Всё понял?
— Да-да, понял, — после непродолжительной паузы ответил скольтиец. — Мэнни… пусть твои боги ниспошлют тебе удачу.
— Веймар — страна воинствующих атеистов, Бьорн, — усмехнулся Манфред.
— Тогда я попрошу об этом своих, — весело отозвался собеседник и отключил рацию.
Подождав пару минут, веймарец выпрыгнул из кабины и присел у высокого колеса, чтобы поудобней расположить на спине винтовки. Вскоре ему предстояло бежать, и бежать очень быстро; не хотелось, чтобы оружие помешало. Он постоянно посматривал на «скорую» и не пропустил момента, когда орудийная башня едва заметно двинулась влево-вправо. Бьорн готов. Осталось забрать саргонца.
Как оказалось, Фейсал даром времени не терял и на совесть играл принятую на себя роль приманки. Он быстро и неуловимо мелькал в поле зрения роботов, перемещаясь вдоль окопов под прикрытием брустверов и военной техники, то приближаясь к Манфреду, то удаляясь от него. При этом Фейсал постоянно находился практически на равном расстоянии от «скорой». Это была удачная тактика, поскольку роботы тоже метались из стороны в сторону, не зная, где удобнее настичь проворного саргонца. Всё же периодически механоиды проявляли редкое тугоумие.
Сейчас шаман находился относительно недалеко; их с Манфредом разделяло полторы сотни ярдов пространства с огромным количеством возможных укрытий. Однако веймарец не стал менять позицию и лишь помахал спутнику, чтобы привлечь внимание. Саргонец в ответ показал поднятый указательный палец и дважды хлопнул себя ладонью по правому колену.
«Выживший… — не сразу осознал Манфред. — Он нашёл здесь выжившего…»
Веймарец разразился целой серией жестовых сигналов, пытаясь объяснить шаману, что они собираются предпринять, и Фейсал, поняв сообщение, подтвердил свою готовность к действиям. Он на мгновение скрылся за ближайшим бруствером и вскоре вернулся на прежнее место, неся на руках человека. Манфред различил только лишь бежевый мундир и приметные алые полоски на погонах – это был веймарский медик. Девушка, судя по габаритам.
— Ладно, — вполголоса взбодрил себя инженер. — Помчали!
Естественно, роботы немедленно заметили его манёвр, но Манфред нарочно выбрал кривую траекторию, чтобы Фейсал, отягощённый своей ношей, мог двигаться по прямой. Бьорн, сидевший в орудийной башне, отреагировал без промедлений: тяжёлое орудие «неотложки» поймало в прицел робота, бежавшего первым, и короткой очередью лишило его левой ноги. Манфреду показалось, что пули летели прямо у него над головой, но впечатление было обманчивым. Пулемётные очереди рубили влажный, тяжёлый воздух с гулким жужжанием.
В кузове «скорой» звуки выстрелов почти оглушали, но Бьорн лупил из орудия почти без перерывов, потому что роботы, сколь бы бестолковы ни были, выбрались, наконец, на открытое место и начали стрелять по Фейсалу. Манфред, несмотря на заложенную петлю оказавшийся у машины раньше, высунулся из-за задней двери и, на миг прижавшись щекой к прикладу, тоже открыл огонь.
— Кого он там тащит, во имя Вархэна?! — выкроив мгновение между очередями, крикнул Бьорн.
— Живого, — отозвался веймарец.
Шаман бежал, насколько мог быстро. Вражеские пули выбивали пыль у него из-под ног, но Фейсала явно хранили родные боги, поскольку ни один выстрел не достиг цели. Саргонец примчался к машине, едва дыша, весь мокрый от пота и с дрожащими коленями. Манфред, продолжая стрелять, подставил ему плечо, чтобы помочь залезть в кузов.
— Марафонец, — от души сказал ему Бьорн и присовокупил к определению крепкое словцо.
— У меня тут девушка, неотёсанный северянин, — переведя дух, хохотнул Фейсал. — Мэнни, залезай!
Веймарец, пустив последнюю короткую очередь, запрыгнул в недра «скорой» и поспешно захлопнул двери. Винтовка упала на пол, когда он промчался мимо саргонца и его спасённой находки в кабину.
— Вывози нас отсюда, Камил! Вывози, родной!
Альтериец привычно дёрнул рычаг скорости, крутанул руль, утопил педаль акселератора и, обернувшись в салон, улыбнулся:
— Вас понял.

© декабрь 2013 г.

@темы: Проза

---

Земляника

[До синих чертиков]

Начало рассказа. Писала его давно, лет в 18 примерно. Думаю, может быть стоит продолжить.
Действие происходит в начале 80-х.
Предупреждение: гомосексуальные отношения (фемслеш)
Коллаж мой)

Это был один из невыносимо жарких летних дней, когда воздух становится густым и вязким так, что трудно дышать. Кузнечики за окном стрекочут как оголтелые, а от земли поднимается удушающий запах полыни и диких цветов. И от этого невозможно укрыться: ни на улице, в тени разросшихся деревьев, ни в доме – нигде! Жара проникает всюду: заползает в щели между половицами, просачивается через открытую форточку, повисает над столом. Сосредоточится на работе становится все труднее, но я упорно смотрю в тетрадку, до тех пор пока графики точечных функций не начинают плясать перед глазами… А мысли вдруг уносятся куда-то в позапрошлое лето, которое, кстати, тоже было жарким, но… по-другому.

Я стою, прислонившись к мотоциклу, в новых кожаных штанах и футболку брата, курю «Camel». Наблюдаю, как девочка-подросток в клетчатой рубашке и подвернутых до щиколотки джинсах, собирает землянику. Мне приятно смотреть на нее: на тонкие бледные руки, на пальцы, срывающие ягоды и испачканные соком губы, на чуть спутанные каштановые волосы и глаза цвета кофе с молоком, такие большие и теплые, но почему-то всегда немного печальные… Роняю пепел на траву, смотрю на нее не отрываясь.
Заметила меня, улыбается.
«Нет, спасибо, кушай сама», - отвечаю.
Она с неподдельным восхищением смотрит на мой мотоцикл.
«Прокатиться? А не боишься?»
Куда там! Она уже усаживается позади меня и несмело кладет ладони мне на талию.
«Держись крепче!», - кричу ей через нарастающий рев мотора и даю по газам. От неожиданности она вздрагивает и хватается за меня. Через тонкую ткань я чувствую, как ее грудь прижимается к моей спине, что заставляет меня еще крепче сжимать руль.
Стремительно набрав скорость, мы несемся по разбитой сельской дороге все дальше и дальше от города: к реке! Ветер, летящий навстречу, приятно холодит лицо, треплет волосы и уносит ее восторженные слова. Сворачиваю в сторону и, подпрыгивая на каждой кочке, торможу у берега, не без удовольствия отметив, как сильно впиваются в мой живот ее пальцы.
Мы у речной заводи. Здесь очень спокойно и как-то непривычно тихо, слышно лишь слабое журчание воды, что омывает ветви плакучих ив, растущих вдоль берега. Завороженная, она смотрит на открывшийся пейзаж и чуть погодя медленно заходит в реку. На всякий случай снимаю обувь, подхожу к берегу… вдруг ее нога соскальзывает в омут, но в следующую секунду я уже хватаю ее за волосы, не дав уйти под воду!
Смотрит на меня скорее удивленно, чем испуганно и говорит еле слышно: «ракушка… такая красивая… там», и улыбается.
«Снимай одежду, - говорю, - а то простудишься», - и иду к мотоциклу взять сигарету. Она как-то необычайно быстро повесила свои портки на дерево и уселась на руль моего «зверя», вытянув ноги. «Ну, грейся на солнышке», - думаю я, промахиваясь спичкой мимо коробка… взгляд невольно скользит по ее телу. Мокрая ткань рубашки и белых трусиков выдает все, что до этого только предполагалось. И смотрит она на меня без страха, так вызывающе-дерзко! Перед глазами начинает плыть розово-алое марево… «только не…», - встречаюсь с ней взглядом и в следующую секунду уже прижимаю ее к мотоциклу. Заломив руку, целую в губы, стаскиваю рубашку, разрывая пуговицы…

В то лето мы часто ездили на реку. Молодые, бесстыжие! – валялись в траве. Я целовала ее губы, слизывая капельки земляничного сока, проводила языком по запястью, перебирала волосы и била по рукам, когда она тянулась к пачке «Родопий».
«Да, болгарские. Брат привез»

Нельзя тебе курить, моя девочка. А то сидела бы сейчас как я, в пустом классе на подоконнике, и курила, курила… третью подряд сигарету. Невыносимо! Как же невыносимо жарко сегодня и вчера – все лето! Прикидываю силу удара от прыжка со второго этажа… Но тут в дверь постучали.

Все это… эта история началась два года назад, когда я закончила математический факультет МГПУ и пришла (в последний раз!) в деканат узнать куда же меня распределили. Секретарша, которую мы прозвали Крысой за мерзкий характер, да и в ее внешности было что-то крысиное, подняла на меня бесцветные, словно застланные тонким слоем пыли, глаза.
«А, Р-на… - она начала быстро перебирать лежащие на столе листы, наконец выудила один, - поселок N, вылет 30 августа в 10:00 из Шереметьево. Вопросы есть?
«Да… а где это?»
Она посмотрела на меня, как на умственно отсталую, как будто все обязаны знать где этот N-ск: «N, Р-на, находится в Челябинской области. Почти что в Сибири».
«Спасибодосвидания», - процедила я сквозь зубы и навсегда покинула это жуткое место.
«N-ск! Почти что в Сибири, - передразнила, - ну, и отлично!»

Утром 30 августа я, со спортивной сумкой наперевес, стою у входа в аэропорт в ожидании кого-то. Курить хочется, но здесь, наверное, нельзя. Парень, стоящий рядом, смотрит на меня внимательно и… как-то странно, послать его что ли по известному адресу?..
Извините, вы Ольга Р-на? – обратился он ко мне.
Киваю, немного растерянно.
Отлично, а я Дима. Пойдемте!
Ага, - говорю, - пошли.
Мой сопровождающий вдруг оказался очень приятным, интеллигентного вида, молодым человеком, и мне стало как-то неудобно за свои рваные джинсы и старые, хоть и фирменные кроссовки… «Тоже мне преподаватель! Ну, да ладно…- думала я, шагая по асфальту вслед за ним, рассматривая самолеты.
А где же наш?, - спросила.
Вон тот. Нравится?
Да, но ведь это же… вертолет.
Он улыбнулся.
А на поезде никак?
Он покачал головой: «Ветка не проложена. Туда только на самолетах можно. Обычно летают на «кукурузниках», знаешь, такие маленькие, из фанеры».

Летать на вертолете мне понравилось. Вот так, через полстраны по воздуху – завораживает! Внизу: сначала города, потом поля, деревни, а дальше лес невероятно долгий и бескрайний, словно зеленый океан раскинулся под нами, лишь иногда среди деревьев мелькали тонкие прожилки рек да поселения, домов на сто, и снова за ними смыкались волны зелени. Потом, как обитаемый остров, из недр тайги выплыл город, он словно медуза раскинул свои щупальца-пригороды на многие-многие километры вокруг. Мы начали снижаться, вертолет стремительно шел на посадку. Земля все ближе, как-то слишком резко и… опустились. Выдохнула. Вылезаю из вертолета, слегка покачивает и в глазах на секунду темнеет, как, знаете, во время полового созревания – вегетососудистая… как там ее, впрочем, неважно. Меня встречают: стареющая женщина лет за сорок в коричневом платье и какой-то усатый мужик средней степени небритости и… очевидно с похмелья.

@темы: Проза

---

Волошинские холмы

[Visioner]

Как тебе
Коктебель?

да как бы тебе
ответить

боюсь отвечать
Придётся

@темы: Стихи

---

Миниатюра

[PearlRiver]

Имя
Ночь. Сумрак комнаты развеивает лишь тусклый свет, сочившийся из не зашторенного окна. Мягкий ковер, сглаживающий твердость пола. И мой взгляд, устремленный куда то вдаль. Я пытаюсь отыскать там кого-то, но кого? Ответа я так и не нахожу. Вопросы, мечты, поиск решений, лавина мыслей, смешение чувств, образовали огромный ком. И Ты...
Маленький кусочек неба проглядывает между черными гигантами. Дома. Люди. Тысячи существ. Но нет, все они не существуют для меня. Взглядом ищу и цепляюсь за каждую мелочь, что бы отвлечься, но все мысли возвращаются к одному – к твоему имени.
Огромные, мрачные тучи тянуться вереницей. Ветер шумит ветвями деревьев, роняющих листву. Холод. Я поежилась, ведь я люблю тепло. Теплые объятия, мягкие прикосновения рук, нежное касание губ. Твой запах – родной, так хочется его ощутить, уткнувшись лицом в твою грудь. Закрыть глаза и весь мир, все, перестает существовать, только Ты! И твое имя.
Так хотелось бы увидеть луну и небо, усыпанное тысячами звезд. Ощутить легкое покалывание травы под спиной, и в тоже время ее мягкость и прохладу земли. Легкое колыхание листьев на деревьях, где-то в дали. И бескрайнее море звезд, и яркий луны, льющийся мягкий, холодный свет. И шепот. Милый голос, от которого на секунду сердце перестает биться, а затем резкий стук, как глубокий вздох, и легкое головокружение. Слова, произносящие имя, Мое имя.
Стук. Стук первой капли дождя, а следом еще и еще. Поток, льющийся с небес. Ночь, но светло. Дождь, но тишина. Ветер, но тепло. Свет, любимых глаз. Тишина, стук родного сердца. Теплота, дыхание на моих волосах. И в голове только одно – твое имя.
«Малыш, засыпай…» Твоя улыбка и взгляд наполненный нежностью и любовью. Так хочется смотреть в них не отрываясь и улыбаться тебе в ответ, но веки тяжелеют и глаза закрываются. Уютно, спокойно, тепло, в мыслях только твое имя.
Тишина и моя улыбка во сне.
Резкий визг тормозов оглушающим эхом вырвал меня из сна. А в голове только твое имя. Страх и непонимание. Окно. Дождь. Черная машина, фонарный столб и.. силуэт мужчины, лежащий на асфальте. Ужас застыл в глазах. Бег по лестнице. Холодные капли, которые не замечаю. На секунду я застываю на месте. Крик. Чужой голос оказался моим. Он. Он лежит в луже и красные пятна расплываются вокруг. И медленный ручеек двигается по направлению к букету цветов. Белые розы. И этот красный поток подхватывает белые лепестки, унося с собой и окрашивая их в красный. Машина, врезавшаяся в столб, неясный треск электричества, от погнутого столба. В глазах темнеет. Дрожь. Нарастающая дрожь по всему телу. Подступающая тошнота и жуткий страх. Звенящая тишина в ушах. И глаза. Его глаза и ручейки крови стекающие по лицу. Наши взгляды встретились. Немой вопрос застывший в них, так и останется без ответа. И вдруг слабый стон. И я слышу Имя...
Секунды, длящиеся вечность. И вновь густая тишина, наполнила меня. Эта липкая паутина, сковала мой разум. Я пытаюсь разорвать на кусочки, пытаюсь вырваться из охватившего меня оцепенения. Время остановилось. Внутренняя борьба. Вздох. И поток холодного воздуха с каплями донесли до сознания Имя. Имя его любимой.
В мертвую тишину врывает шум. Шум толпы, постепенно оттесняющий меня назад... Дождь. А в голове только одно - твое Имя. И.. облегчение – не ты. Нет, так нельзя! Но необъяснимое спокойствие. Слезы смешиваются с каплями. Холод. Чувства возвращаются ко мне. И я медленно иду к подъезду. Обжигающий душ. И понимание ты - это сон. Ты и твое имя.

@темы: Проза

---

[Shtey]

Cмотрю на тебя,
Пустота отступает в ад.
Забирай все мое,
Переплавь в новое.
Обнимай меня изнутри,
Каждый атом.
Моя душа поет,
Созвучно ангелам
О том,
Будто бы она
Никогда
Не покидала рай.

@темы: Стихи

---

Потому что любовь - даже смерти сильней

[Лорелина]

Ты - хранитель Волшебного царства границ,
Перекрестков его и надменных вершин.
Ты гадаешь по взглядам лазоревых птиц,
Ведь ты сам это выбрал, и ты так решил.
Было время, когда мы терялись в миру,
Продавали стихи за серебряный грош...
И одна из бессмертных провидиц-старух
Заносила над нашими жизнями нож.
Но нас вечно спасает слепая судьба,
Да смеющийся джокер, как символ Игры.
Принял клятву костер мой на День Серебра:
Я приду за тобою в любые миры.
Даже в битве, под знаменем веры иной,
Я твой след отличу через тысячу дней,
И найду тебя в царствах - небесном, земном,
Потому что любовь - даже смерти сильней.

@темы: Стихи

---

Я не умею терять друзей

[Чудо_]

Я не смогу тебя отпустить
И сделать вид, что мы не знакомы.
С трудом разрушены бастионы,
Их снова просто не возвести.
Я не умею терять друзей,
И разделять мир на два контраста,
И в дальний путь провожать бесстрастно
Душою вросших в тебя людей.
Но жизнь, как скальпель, идет вперед,
И по живому срезает нити.
Лишь память, словно скупой хранитель,
Ведет потерям бесстрастный счет.
Но знаю, встретимся как-нибудь,
Пусть через пять или шесть столетий.
А может, даже и этим летом
Судьба опять нам проложит путь
Вдоль ярких праздничных площадей,
Полночных споров, неспешных мыслей,
Молчанья доброго, светлых писем…
Я не умею терять друзей.

@темы: Чудо_, Стихи

---

ЖЕНЩИНА ЛЮБИТ ...

[АнтипУшкин]

женщина любит... любит как мать:
женщина любит жалеть, сострадать,
гладить головку, за ушко хватать,
и за проступки морали читать...

женщина любит... любит как дочь:
чтобы её берегли день и ночь,
чтобы капризы её выполняли,
но не роняли свой авторитет,
чтобы по попе порою давали,
ну, а потом, чтоб давали конфет...

женщина любит... любит как дочь...
женщина любит... любит как мать...
чтобы её берегли день и ночь...
гладить головку, за ушко хватать...

женщины любят... любят отцов
женщины любят... любят детей

(ну, а влюбляются... в нас... стервецов)
(ну, а выходят... за нас... сволочей


Антип Ушкин

@темы: Песни, Стихи

---

Очём мечтает мой компьютер.

[Цинциана]

* * *

Я узнала, что мой компьютер мечтает стать человеком
(Так мечтает иной ребёнок скорее сделаться взрослым).
Как ему объяснить, что жизнь – не задача с верным ответом?
Как ему втолковать, что людям живётся ох как непросто?

Как ему рассказать о том, что не знают люди покоя,
Как сказать: «У тебя – программы, у нас, компьютер, - проблемы»?
Не смогу я ему никак разъясниить, что это такое,
Говорить невозможно с ним на такую сложную тему.

@темы: Стихи

---

Спи, моя чуткая

[Julber]

Спи, моя чуткая, незабвенная,
Словно бы жизни кому-то другому вверены.
Словно, как прежде, гуляем с тобой вдоль берега,
О любви говорим.

Словно мы дети свободные, безмятежные,
Словно над нами раскинулось небо вешнее.
Словно не я тебе все эти жизни грешные,
Не спросив, подарил.

24.02.13

---

[Rowana]

Старые сказки умерли, вьются лесные тропы, где так легко запутаться, запросто потеряться. Эрге умеет главное: ровно дышать и топать, Эрге умеет главное - не бояться. Что же там дальше, может быть, этот закат - последний, голод, как зверь разбуженный - сам скоро станешь пищей. Эрге не слышит голоса, верно идет по следу, Эрге свое пропавшее сердце ищет, будто не знает, кто теперь станет лишним.

Страх подступает к горлу, но ты не услышишь криков, сердце у пяток замерло, словно затихший бубен, кровью закат окрасили ягоды земляники, Эрге чужие тени целуют в губы. Ветер навстречу шепотом: "Все, что осталось, спето, счастье твое на привязи - плакать о том негоже. Что тебе было дорого, станет золой и пеплом, но, как и прежде, делай лишь то, что должен". Эрге же по-другому и сам не может.

Птицы с седыми перьями боль заплетают в волосы тех, кто свое падение смог обернуть полетом. Не говори об этом, не слушай чужого голоса, чтобы не оказаться к рассвету мертвым.

Солнце упало в озеро, тропы уводят в небо, Эрге покорно следует, зная: не станет проще. Так далеко от прежнего вовсе никто и не был, Эрге узнал, какая весна на ощупь. Старые сказки умерли, новые стали постной кашей из сонной памяти, слов, что затихнут с кашлем. Эрге у самой радуги вдруг замедляет поступь, враз побелевший, будто не дышит даже. Эрге и сам не ведает, что там дальше...

Утром в дорогу, новое прячется в каждом дереве - кто ж его сердце жадное ласково держит в пяльцах? Эрге идет за счастьем, но так и не знает, где оно. Эрге умеет главное - не бояться.

@темы: Rowana, Стихи

---

Бессонница, Гомер

[Visioner]

О, как же список кораблей прочесть?
Ведь чтобы дочитать до середины,
Сперва до середины середины
Я должен список кораблей прочесть!

До середины середины середины
Пред этим дочитать. До середины
Той середины середины середины
И середины середины
У середины середины середины.
А до того до середины середины середины середины середины середины
(прочтёт ли кто строку до середины?).

И оттого бессонница, Гомер...

@темы: Стихи