Нет бездны чернее и глубже, чем бездна человеческих зрачков, но и в них ты не увидишь ничего, кроме собственного отражения
Огромные черные глаза… Не глаза – сплошные зрачки. Алиса связала их жизни… Почему? Просто он говорит из её головы. Просто он лакает её душу языком. Просто он встречает её во сне…
Когда Алиса увидела его впервые, она не знала, как его зовут и кто он такой. Его опечатанное вечной поэтической болью лицо смотрело на мир с обложки журнала и заставило её остановиться у киоска. Журнал Алиса не купила. И никогда не спросила, как он очутился на обложке, как его зовут и кто он такой. Она звала его Суровый. И он не обижался.
читать дальшеКогда Алиса увидела его впервые, он шёл по улице. Алиса узнала его сразу, хотя не видела никогда прежде. Ей не надо было никуда идти, но она спросила, как пройти в библиотеку. Он сказал, что надо спуститься по улице, и его голос оказался тем самым голосом, который читает книжки в голове и говорит мысли.
Когда Алиса увидела его впервые, он подошел к ней сам и заговорил первым. Он просто спросил:
- Ты плохо спала?
- Да - ответила Алиса. Она не удивилась. Он знал, что говорит.
- Спи осторожнее, - сказал Суровый. – Если тебе понравится во сне слишком сильно, ты никогда не вернешься.
И она поняла, что теперь они встретятся во сне.
* * *
Сны… Алиса всегда видела сны… Она чувствовала там всё: боль и страх, вкус и запах, мягкость и холод.
Во сне она часто попадала в дом. В чужой дом. И искала свою квартиру. Это было странно – ходить по лестнице: этажи – второй, третий, пятый… и не видеть своего этажа. За третьим всегда идет пятый. Иначе не бывает.
А еще она часто видела во сне страх. Самый большой свой страх – метро. Оно объединяло в себе все самые страшные смерти: электрический ток, колеса поезда и подземные стены. Станции метро во сне были не такими, как в реальности – мраморными и светлыми. Они были из чистой стали. Металлические стены давили на Алису. Воздух был пропитан железом и электричеством. Десятки стальных дорог-рельсов пересекали пол. Там ток – Алиса это знала. А вдалеке шум – это поезд. И это тоже было понятно. Не понятно было – куда бежать. Она падала на рельсы и всегда чувствовала страшный электрический удар…
Но чаще всего Алиса видела во сне озёра. Чистые озёра под голубым небом. И она бежала по берегу. А однажды озеро выросло на её пути. И дорога отодвинулась. Было пусто и тихо. И на берегу только старик со старухой. Они живут здесь уже сто лет.
- Как мне попасть на тот берег?
- Пройди вон по той дороге.
- Но дорога на другом берегу!
- А тебе разве не туда надо?
А ещё ей часто снился конец света. Всегда по-разному и всегда очень красивый. Ночное небо было заполнено огромными яркими планетами, почти такими, какими их рисуют на картинках, только настоящими. Планеты двигались и светились. И от их движения зависела судьба мира… А в другой раз планет не было. Было множество ярких звезд. И все они разом упали вниз, на миг заполнив небо безграничным метеоритным дождем. И в этот момент мир завибрировал вместе с телом Алисы… И это было похоже на то, как будто вспомнил что-то, чего никогда не знал, но всегда хотел узнать…
И Алиса каждый раз просыпалась.
* * *
Когда Алиса увидела его впервые, он сидел на остановке и курил. Алиса села рядом и стала молчать. Тогда Суровый вдруг посмотрел на неё, и она впервые увидела его глаза. Те самые глаза цвета выключенного света. И поняла, что теперь он всегда будет рядом. Они встали одновременно и вошли в автобус. Алиса села у окна…
Ноготь разрезал иней стекла изящным словом "Суровый". Острый холод пробежал вдоль кости и провалился глубоко в плечо. Слово тут же стерлось подушечками пальцев. Стекло не холодное, немного шершавое… или просто пальцы чувствуют меньше, чем ногти?
Алиса оторвала взгляд от окна и взяла Сурового за руку. Тепло, которое мог дать Алисе только он, суровое молчаливое тепло пронеслось по кости и рухнуло туда же. Там, в глубине плеча, была ее память, там она копила чувства дня.
Двери автобуса открылись, и Алиса посмотрела на остановку. Вон мужчина покупает сигареты. Это тот самый мужчина, который держится за поручень на передней площадке. Из-за киоска вывернула полная женщина. Она на заднем сидении оживленно беседует с подругой. Алиса всегда следила за раздваивающимися людьми, это было ее маленьким секретом. Но она знала, что Суровый тоже следит.
Когда садишься в автобус, всегда хочется, чтобы он шел как можно быстрее. А стоит приехать – опять неохота выходить. Выходить на холод неприятно. Алиса взяла тепло автобуса и отправила его внутрь плеча. Суровый молча вышел за ней. Ему было всё равно куда идти.
Алиса шла домой. Суровый держал её за руку, но это не спасало от холода.
Снег был похож на сухое молоко… на дешевые сливки из белого пакета с нарисованной кофейной кружкой. Крупные круглые крупинки. Губы в такие моменты превращаются в растрескавшиеся камни. И уже забываешь, что когда-то они могли чувствовать, и отламываешь зубами куски, чтобы не лезли в глотку. А потом слизываешь выступившую соль и опять упираешься зубами в камни.
А рукам очень горячо. Им всегда становится горячо, если долго идти по сухому молоку, и если долго держать кого-то за руку. Потом отпускаешь её, а руки еще долго сохраняют форму, становясь таким же растрескавшимся камнем. Ты думаешь, что хочешь разогнуть пальцы, а они почему-то не слышат и продолжают держать невидимую чужую руку.
Вот подъезд – дрожащая рука на кнопках домофона, и пальцы примерзают к дверной ручке. Дома ждут. Дома всегда говорят, что ждут.
Каблуки на лестнице: этажи – первый, второй, третий, пятый… Чужой сине-серый звонок. Откройте! Вы же ответили по домофону. На стене предательски-красная цифра – 5. Спуститься всего на один этаж… и Суровый молчит. Алиса спускается. Вот пролет – мусоропровод – ещё ступеньки. Шаг за шагом, и отчетливый стук вокруг них. Красная, издевательская цифра – 3… «Я не сплю!» – вспомнила Алиса и села на ступеньки. «Я не сплю…». Она встала и пошла в свою квартиру. И ей сказали, что её ждали и волновались. И чтобы она шла есть. Она зашла, и Суровый зашел вместе с ней, и вместе с ней ужинал и лёг вместе с ней, скрыв извечную поэтическую печаль своих глаз длинными черными ресницами.
* * *
Суровый был рядом с Алисой всю жизнь. Она привыкла к безграничной печали его бездонных глаз и к его спокойному голосу. И самым главным в её жизни было, чтобы он всегда оставался рядом. Он и был рядом всегда. Он жил с ней днём и засыпал с ней ночью. И они каждый раз встречались во сне. Он обычно молчал и очень много думал. И все его мысли были мыслями Алисы и показывали ей правду. Суровый пытался во всём найти смысл, и только Алиса могла этот смысл понять.
Иногда Суровый говорил, и в такие моменты печаль в его глазах становилась ещё сильнее.
Они сидели на качелях во дворе:
- Надень кроссовки, - сказала Алиса.
- Как же я могу надеть кроссовки, когда они лежат в рюкзаке? - спросил Суровый. Он выглядел действительно серьезным. Потом достал один ботинок.
- Как же я могу надеть второй кроссовок, если он в рюкзаке? - он достал второй ботинок, сунул в него руку и достал носок: - Что это? Что в моём кроссовке? И как я теперь должен жить, если у меня в кроссовках что-то есть? Где ты - Бог? Может быть это ты? - он поднял носок вверх и повторил: - Может быть это ты, Бог?
Алиса молча встала и пошла. Суровый встал и пошел за ней. Ему было всё равно, куда идти. Для неё было важным, чтобы он шёл рядом. А для него важным было, что она поняла, что он хотел сказать.
Во сне Суровый часто показывал Алисе большое озеро с прозрачной водой. Она радовалась и бегала по песчаному берегу. А потом просыпалась и искала его. И опять бежала по берегу и смотрела, как солнце отражается в прозрачной воде. И вновь вставала с кровати и шла, зная – вот, в этом дворе, где вчера стояли качели – здесь светится в закатных лучах прекрасное огромное озеро. Приходила и бежала по берегу. И из соседних домов выходили олени и пили воду. С антенн слетали чайки и ловили рыбу, из окон спускались цветы и вырастал лес. И она шла по берегу, пока не садилось солнце, а потом возвращалась домой и опять засыпала. И Суровый всегда был рядом с ней.
Только когда Алиса заходила в метро, Сурового рядом не было. Она вновь и вновь падала на стальные рельсы и просыпалась от ужасных ударов, а Суровый обнимал её и говорил, что страх – это не страшно. Страшно – это когда незачем бояться.
Иногда, когда они возвращались домой – туда, где ждут и волнуются – и Суровый тепло держал Алису за руку, тёмное небо покрывалось огромными яркими планетами. Но Алиса знала, что это не страшно. И что сейчас мир рухнет, чтобы возродиться снова – уже во сне. И она ждала сна и не боялась.
* * *
И так было всегда… Пока однажды Алиса не проснулась в своей кровати и не поняла, что она одна. Сурового не было рядом, но он сказал в голове, что надо ехать на метро. Алиса встала, оделась и вышла из дома. Где станция она прекрасно знала. И прекрасно знала, что это обычная светлая мраморная станция и что страх – это не страшно. Но, когда она зашла в метро, металлические стены обрушились на глаза стальным блеском. А воздух пропитался железом и электричеством. Там ток – Алиса это помнила. А рельсы были везде… Вдруг взгляд упал на такой же стальной тротуар. Только нога коснулась спасительной площадки, как та пришла в движение. Дорожка текла вдоль рельсов, давая выбор, но не защищая от приближающихся поездов. У другой стены стояли лавочки. Алиса пробралась туда и залезла на лавку с ногами. Этот островок так же пришел в движение. И тут Алиса поняла – это и есть поезд… Это не станция – это вагон. А она стоит на сиденье… Алиса старалась не думать о страхе, рельсы кончились и она вышла из метро.
Алиса очутилась на берегу огромного озера. Оно казалось голубым, и солнечная дорожка на поверхности сияла, несмотря на ночь. Чёрное небо было усыпано огромными разноцветными планетами с яркими светящимися кольцами и рассыпалось гроздьями метеоритов...
А посреди всего этого великолепия стоял Суровый. И его глаза были глубже озера, чернее неба и страшнее страха. Он на миг пустил Алису в эти глаза и произнес привычным голосом в голове: "Нет бездны чернее и глубже, чем бездна человеческих зрачков, но и в них ты не увидишь ничего, кроме собственного отражения". А затем развернулся и пошел прочь. Алиса рванулась за ним, но вдруг поняла, что это конец. Что Суровый уходит навсегда, что он никогда больше не будет рядом с ней.
Он показал ей звездное небо – и это была красота Вселенной, показал лазурное озеро –
и это была красота природы, показал ей себя – и это была красота человека… А потом он отобрал всё это и сказал: «Живи сама». Это была красота боли, без которой невозможно понять всего остального…
И тогда Алиса побежала по берегу и крикнула своей душе: "Улетай!". Душа расправила тонкие крылья и растаяла. А Алиса спокойно пошла обратно. И озеро вдалеке покрылось ряской, а берег его заполнился мусором; и планеты на небе перестали быть яркими, превратившись в крошечные тусклые дырки; и больше не было страшно…
И тогда Алиса поняла, что никогда уже не будет видеть снов, потому что забыла, зачем они были нужны…
Когда Алиса увидела его впервые, она не знала, как его зовут и кто он такой. Его опечатанное вечной поэтической болью лицо смотрело на мир с обложки журнала и заставило её остановиться у киоска. Журнал Алиса не купила. И никогда не спросила, как он очутился на обложке, как его зовут и кто он такой. Она звала его Суровый. И он не обижался.
читать дальшеКогда Алиса увидела его впервые, он шёл по улице. Алиса узнала его сразу, хотя не видела никогда прежде. Ей не надо было никуда идти, но она спросила, как пройти в библиотеку. Он сказал, что надо спуститься по улице, и его голос оказался тем самым голосом, который читает книжки в голове и говорит мысли.
Когда Алиса увидела его впервые, он подошел к ней сам и заговорил первым. Он просто спросил:
- Ты плохо спала?
- Да - ответила Алиса. Она не удивилась. Он знал, что говорит.
- Спи осторожнее, - сказал Суровый. – Если тебе понравится во сне слишком сильно, ты никогда не вернешься.
И она поняла, что теперь они встретятся во сне.
* * *
Сны… Алиса всегда видела сны… Она чувствовала там всё: боль и страх, вкус и запах, мягкость и холод.
Во сне она часто попадала в дом. В чужой дом. И искала свою квартиру. Это было странно – ходить по лестнице: этажи – второй, третий, пятый… и не видеть своего этажа. За третьим всегда идет пятый. Иначе не бывает.
А еще она часто видела во сне страх. Самый большой свой страх – метро. Оно объединяло в себе все самые страшные смерти: электрический ток, колеса поезда и подземные стены. Станции метро во сне были не такими, как в реальности – мраморными и светлыми. Они были из чистой стали. Металлические стены давили на Алису. Воздух был пропитан железом и электричеством. Десятки стальных дорог-рельсов пересекали пол. Там ток – Алиса это знала. А вдалеке шум – это поезд. И это тоже было понятно. Не понятно было – куда бежать. Она падала на рельсы и всегда чувствовала страшный электрический удар…
Но чаще всего Алиса видела во сне озёра. Чистые озёра под голубым небом. И она бежала по берегу. А однажды озеро выросло на её пути. И дорога отодвинулась. Было пусто и тихо. И на берегу только старик со старухой. Они живут здесь уже сто лет.
- Как мне попасть на тот берег?
- Пройди вон по той дороге.
- Но дорога на другом берегу!
- А тебе разве не туда надо?
А ещё ей часто снился конец света. Всегда по-разному и всегда очень красивый. Ночное небо было заполнено огромными яркими планетами, почти такими, какими их рисуют на картинках, только настоящими. Планеты двигались и светились. И от их движения зависела судьба мира… А в другой раз планет не было. Было множество ярких звезд. И все они разом упали вниз, на миг заполнив небо безграничным метеоритным дождем. И в этот момент мир завибрировал вместе с телом Алисы… И это было похоже на то, как будто вспомнил что-то, чего никогда не знал, но всегда хотел узнать…
И Алиса каждый раз просыпалась.
* * *
Когда Алиса увидела его впервые, он сидел на остановке и курил. Алиса села рядом и стала молчать. Тогда Суровый вдруг посмотрел на неё, и она впервые увидела его глаза. Те самые глаза цвета выключенного света. И поняла, что теперь он всегда будет рядом. Они встали одновременно и вошли в автобус. Алиса села у окна…
Ноготь разрезал иней стекла изящным словом "Суровый". Острый холод пробежал вдоль кости и провалился глубоко в плечо. Слово тут же стерлось подушечками пальцев. Стекло не холодное, немного шершавое… или просто пальцы чувствуют меньше, чем ногти?
Алиса оторвала взгляд от окна и взяла Сурового за руку. Тепло, которое мог дать Алисе только он, суровое молчаливое тепло пронеслось по кости и рухнуло туда же. Там, в глубине плеча, была ее память, там она копила чувства дня.
Двери автобуса открылись, и Алиса посмотрела на остановку. Вон мужчина покупает сигареты. Это тот самый мужчина, который держится за поручень на передней площадке. Из-за киоска вывернула полная женщина. Она на заднем сидении оживленно беседует с подругой. Алиса всегда следила за раздваивающимися людьми, это было ее маленьким секретом. Но она знала, что Суровый тоже следит.
Когда садишься в автобус, всегда хочется, чтобы он шел как можно быстрее. А стоит приехать – опять неохота выходить. Выходить на холод неприятно. Алиса взяла тепло автобуса и отправила его внутрь плеча. Суровый молча вышел за ней. Ему было всё равно куда идти.
Алиса шла домой. Суровый держал её за руку, но это не спасало от холода.
Снег был похож на сухое молоко… на дешевые сливки из белого пакета с нарисованной кофейной кружкой. Крупные круглые крупинки. Губы в такие моменты превращаются в растрескавшиеся камни. И уже забываешь, что когда-то они могли чувствовать, и отламываешь зубами куски, чтобы не лезли в глотку. А потом слизываешь выступившую соль и опять упираешься зубами в камни.
А рукам очень горячо. Им всегда становится горячо, если долго идти по сухому молоку, и если долго держать кого-то за руку. Потом отпускаешь её, а руки еще долго сохраняют форму, становясь таким же растрескавшимся камнем. Ты думаешь, что хочешь разогнуть пальцы, а они почему-то не слышат и продолжают держать невидимую чужую руку.
Вот подъезд – дрожащая рука на кнопках домофона, и пальцы примерзают к дверной ручке. Дома ждут. Дома всегда говорят, что ждут.
Каблуки на лестнице: этажи – первый, второй, третий, пятый… Чужой сине-серый звонок. Откройте! Вы же ответили по домофону. На стене предательски-красная цифра – 5. Спуститься всего на один этаж… и Суровый молчит. Алиса спускается. Вот пролет – мусоропровод – ещё ступеньки. Шаг за шагом, и отчетливый стук вокруг них. Красная, издевательская цифра – 3… «Я не сплю!» – вспомнила Алиса и села на ступеньки. «Я не сплю…». Она встала и пошла в свою квартиру. И ей сказали, что её ждали и волновались. И чтобы она шла есть. Она зашла, и Суровый зашел вместе с ней, и вместе с ней ужинал и лёг вместе с ней, скрыв извечную поэтическую печаль своих глаз длинными черными ресницами.
* * *
Суровый был рядом с Алисой всю жизнь. Она привыкла к безграничной печали его бездонных глаз и к его спокойному голосу. И самым главным в её жизни было, чтобы он всегда оставался рядом. Он и был рядом всегда. Он жил с ней днём и засыпал с ней ночью. И они каждый раз встречались во сне. Он обычно молчал и очень много думал. И все его мысли были мыслями Алисы и показывали ей правду. Суровый пытался во всём найти смысл, и только Алиса могла этот смысл понять.
Иногда Суровый говорил, и в такие моменты печаль в его глазах становилась ещё сильнее.
Они сидели на качелях во дворе:
- Надень кроссовки, - сказала Алиса.
- Как же я могу надеть кроссовки, когда они лежат в рюкзаке? - спросил Суровый. Он выглядел действительно серьезным. Потом достал один ботинок.
- Как же я могу надеть второй кроссовок, если он в рюкзаке? - он достал второй ботинок, сунул в него руку и достал носок: - Что это? Что в моём кроссовке? И как я теперь должен жить, если у меня в кроссовках что-то есть? Где ты - Бог? Может быть это ты? - он поднял носок вверх и повторил: - Может быть это ты, Бог?
Алиса молча встала и пошла. Суровый встал и пошел за ней. Ему было всё равно, куда идти. Для неё было важным, чтобы он шёл рядом. А для него важным было, что она поняла, что он хотел сказать.
Во сне Суровый часто показывал Алисе большое озеро с прозрачной водой. Она радовалась и бегала по песчаному берегу. А потом просыпалась и искала его. И опять бежала по берегу и смотрела, как солнце отражается в прозрачной воде. И вновь вставала с кровати и шла, зная – вот, в этом дворе, где вчера стояли качели – здесь светится в закатных лучах прекрасное огромное озеро. Приходила и бежала по берегу. И из соседних домов выходили олени и пили воду. С антенн слетали чайки и ловили рыбу, из окон спускались цветы и вырастал лес. И она шла по берегу, пока не садилось солнце, а потом возвращалась домой и опять засыпала. И Суровый всегда был рядом с ней.
Только когда Алиса заходила в метро, Сурового рядом не было. Она вновь и вновь падала на стальные рельсы и просыпалась от ужасных ударов, а Суровый обнимал её и говорил, что страх – это не страшно. Страшно – это когда незачем бояться.
Иногда, когда они возвращались домой – туда, где ждут и волнуются – и Суровый тепло держал Алису за руку, тёмное небо покрывалось огромными яркими планетами. Но Алиса знала, что это не страшно. И что сейчас мир рухнет, чтобы возродиться снова – уже во сне. И она ждала сна и не боялась.
* * *
И так было всегда… Пока однажды Алиса не проснулась в своей кровати и не поняла, что она одна. Сурового не было рядом, но он сказал в голове, что надо ехать на метро. Алиса встала, оделась и вышла из дома. Где станция она прекрасно знала. И прекрасно знала, что это обычная светлая мраморная станция и что страх – это не страшно. Но, когда она зашла в метро, металлические стены обрушились на глаза стальным блеском. А воздух пропитался железом и электричеством. Там ток – Алиса это помнила. А рельсы были везде… Вдруг взгляд упал на такой же стальной тротуар. Только нога коснулась спасительной площадки, как та пришла в движение. Дорожка текла вдоль рельсов, давая выбор, но не защищая от приближающихся поездов. У другой стены стояли лавочки. Алиса пробралась туда и залезла на лавку с ногами. Этот островок так же пришел в движение. И тут Алиса поняла – это и есть поезд… Это не станция – это вагон. А она стоит на сиденье… Алиса старалась не думать о страхе, рельсы кончились и она вышла из метро.
Алиса очутилась на берегу огромного озера. Оно казалось голубым, и солнечная дорожка на поверхности сияла, несмотря на ночь. Чёрное небо было усыпано огромными разноцветными планетами с яркими светящимися кольцами и рассыпалось гроздьями метеоритов...
А посреди всего этого великолепия стоял Суровый. И его глаза были глубже озера, чернее неба и страшнее страха. Он на миг пустил Алису в эти глаза и произнес привычным голосом в голове: "Нет бездны чернее и глубже, чем бездна человеческих зрачков, но и в них ты не увидишь ничего, кроме собственного отражения". А затем развернулся и пошел прочь. Алиса рванулась за ним, но вдруг поняла, что это конец. Что Суровый уходит навсегда, что он никогда больше не будет рядом с ней.
Он показал ей звездное небо – и это была красота Вселенной, показал лазурное озеро –
и это была красота природы, показал ей себя – и это была красота человека… А потом он отобрал всё это и сказал: «Живи сама». Это была красота боли, без которой невозможно понять всего остального…
И тогда Алиса побежала по берегу и крикнула своей душе: "Улетай!". Душа расправила тонкие крылья и растаяла. А Алиса спокойно пошла обратно. И озеро вдалеке покрылось ряской, а берег его заполнился мусором; и планеты на небе перестали быть яркими, превратившись в крошечные тусклые дырки; и больше не было страшно…
И тогда Алиса поняла, что никогда уже не будет видеть снов, потому что забыла, зачем они были нужны…
@темы: Проза
-
-
21.01.2010 в 15:13Его опечатанное вечной поэтической болью лицо смотрело на мир с обложки журналаАлиса села рядом и стала молчать.Те самые глаза цвета выключенного света.А рукам очень горячо. Им всегда становится горячо, если долго идти по сухому молоку,скрыв извечную поэтическую печаль своих глаз длинными черными ресницами.
-
-
22.01.2010 в 01:01А мне понравилось. Понравилось, правда, больше как фотография души автора. Вообще этому веришь. Сновидческий такой рассказ, не больше и не меньше.
За обилие поэтизма (sic!) я бы скорее поругала, очень вязко получается, я сломалась после куска с кроссовками и вникала только в смысл.
Сюр, конечно. Если в стихах я его не люблю, то в прозе как раз уважаю.
Белое пушистое чудо
Автор не всерьез пишет такие пассажи, и это заметно.
-
-
22.01.2010 в 06:48-
-
22.01.2010 в 13:46Ну, приятно, что засчитаны хотя бы попытки добраться до сути.